Брежнев и его приспешники изо всех сил боролись с 'тлетворным' влиянием битломании. Однако, как утверждает историк и бывший тайный поклонник группы Михаил Сафонов, четверка парней из Ливерпуля в конечном итоге все же погубила Советский Союз.
Во время шахматного матча между Анатолием Карповым и Гарри Каспаровым в 1980х гг., обоих гроссмейстеров попросили назвать своего любимого композитора. Правоверный коммунист Карпов ответил: 'Александра Пахмутова - лауреат Премии Ленинского комсомола.' Свободомыслящий Каспаров сказал: 'Джон Леннон'.
Несколько лет назад по российскому телевидению показали фильм о Марке Чапмэне (Mark Chapman), человеке, который в 1980 г. убил Джона Леннона. По мнению Чапмэна, Леннон проповедовал одно, а в жизни придерживался совершенно иных заповедей. Поэтому он был лжецом и обманщиком, и заслуживал смерти. Имя Чапмэна теперь навечно связано с Ленноном, как связаны другие убийцы со своими жертвами: Брут с Цезарем, Шарлотта Корде с Жаном-Полем Маратом. Но, как ни странно, имя самого Леннона можно аналогичным образом связать с Советским Союзом. Именно Леннон стал 'убийцей' СССР.
Сам Леннон не дожил до его крушения, да и вряд ли мог предвидеть, что 'Битлз' воспитают поколение свободолюбивых людей в стране, раскинувшейся на шестой части суши. Однако без этого свободолюбия падение тоталитаризма было бы невозможно, какое бы банкротство ни потерпел коммунистический режим в экономическом плане.
Впервые я услышал об этой группе в 1965 г. В журнале 'Крокодил' появилась статья о каких-то никому не известных 'Битлз'. Само название резало слух, возможно из-за фонетического звучания, которое у меня в голове ассоциировалось либо со 'взбитыми сливками', либо с 'бисквитом'.
В статье рассказывалось, как диктор BBC сообщил о том, что Ринго Стару удалили гланды, но произнес это слово настолько непонятно, что зрители подумали, будто барабанщик остриг ногти на ногах [игра слов: английское слово tonsils (гланды') слегка напоминает toenails (ногти на ногах) - прим. перев.], и теперь ливерпульским почтальонам приходится работать сверхурочно, чтобы справиться с потоком писем поклонников, которые просят прислать им эти ногти.
Первую их песню я услышал по ленинградскому радио. Это была 'A Hard Day's Night'. Она мне не понравилась: показалась монотонной, и я усомнился, стоило ли из-за нее так уж гоняться за этими 'ногтями'. Затем в ГДР вышла пластинка с их песнями, взятыми из первого альбома. Не прослушать ее было просто невозможно - ведь вокруг все только и говорили о 'Битлах'. Эта музыка пришла к нам из незнакомого, непонятного мира, и просто околдовала нас.
В романе 'Мастер и Маргарита', написанном в тридцатых годах, Михаил Булгаков пишет, что любовь обрушилась на героев внезапно, как бандит с ножом в темном переулке. Нечто подобное произошло и в душах наших 'тинэйджеров' (кстати, само это слово мы выучили благодаря 'Битлз').
В Советском Союзе 'Битлз' были под запретом. В начале Увлечение 'Битлз' подразумевало некую неосознанную оппозиционность, скорее курьезную, чем серьезную, нисколько не угрожающую основам советского общества. Так, на уроке астрономии мой одноклассник должен был сделать доклад об одной планете. Пересказав наизусть все, что он вычитал в каком-то журнале, он добавил от себя: 'А теперь, о последнем открытии четырех английских астрономов - Джорджа Харрисона, Ринго Стара (и двух других) - орбита такой-то планеты сближается с Землей и в недалеком будущем между ними может произойти столкновение'. Учительница физики знала о планетах ненамного больше нас самих. Так что этот рассказ о 'возможном столкновении' не вызвал у нее подозрений. Она никогда не слышала об этих 'астрономах'. Она никогда не слышала о 'Битлз'.
Мои одноклассники формулировали свою любовь к 'Битлз' следующим образом: 'Я английский бы выучил только за то, что им разговаривал Леннон'. Это был парафраз строфы Маяковского, украшавшей стенд в кабинете по литературе: 'Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин'. В шестидесятых годах вас уже не посадили бы в тюрьму за замену Ленина на Леннона, но каждого, кто осмелился кощунствовать над именем бессмертного вождя, ждали неприятности: у него возникли бы серьезные проблемы с комсомолом, способные загубить будущую карьеру. Так что, мало-помалу, поклонники Леннона начали подвергать сомнению и ценности, которые система пыталась нам внушить.
Воплотить на практике лозунг об английском было невозможно: класс состоял из сорока человек, а уроки иностранного языка занимали всего два часа в неделю. Мы переписывали английские тексты песен русскими буквами. Многие не понимали значения слов, но все равно пели эти песни.
Появилась мода на 'битловские' прически. Молодых 'волосатиков', как их называли старики, забирали прямо на улице и стригли им волосы в милиции. Сам я закончил школу с отметками, позволявшими получить серебряную медаль. Однако из-за своей битловской прически я мог бы остаться без медали - волосы должны были быть острижены 'как положено', зачесаны назад и прилизаны с помощью сахарного сиропа. После выпускного вечера, где мне торжественно вручили аттестат о среднем образовании, я как раз выходил из дворца культуры, когда меня схватили милиционеры и затолкали в свой 'газик' - все из-за прически. Я сказал: 'Что вы делаете? Вы что, хотите испортить лучший день в моей жизни? Я только что получил медаль, а вы сажаете меня в 'воронок''. Милиционеры покатились от хохота: 'Волосатый хиппи медаль получил - вот смех-то!'
В одной из ленинградских школ был инсценирован 'показательный процесс' над 'Битлз'. Назначили 'прокурора', а заседания суда транслировались по радио. Школьники выражали возмущение тем, что делают 'Битлз'. По приговору этого 'суда' 'Битлз' осудили за антиобщественное поведение. Все это попахивало тридцать седьмым годом. Но даже в сталинские времена не проводились показательные процессы над знаменитыми иностранцами, ставшими практически неотъемлемой частью образа жизни российского народа.
Но чем больше власти боролись с тлетворным влиянием 'Битлз' - или 'Жуков', как их окрестили советские СМИ (в русском языке это слово имеет негативные коннотации) - тем больше мы возмущались этой властью и оспаривали официальную идеологию, которую вбивали в нас с детства. Помню, в конце 1960х гг. по телевидению передавали концерт по случаю какого-то комсомольского мероприятия. По сцене спина к спине расхаживали два артиста в немыслимых париках и с гитарами: периодически они лупили друг друга и производили ужасающую какофонию на своих инструментах. Пародируя 'Битлз', они пели: 'Нас окружают женщины; они говорят 'Вы - наши идолы', они говорят, что даже сзади я похож на 'битла'! Шейк, шейк! Здесь мы не доиграем до конца, там поем слишком долго. Шейк, шейк!'
Комсомольцы ревели от восторга, глядя на эту карикатуру - не потому, что им нравилась идиотская пародия, а потому, что должны были продемонстрировать коллегам и начальству: они одобряют, что 'Битлз' пригвоздили к позорному столбу. Однако все знали, что эти же комсомольские функционеры слушают 'Битлз' каждый день: именно от них (и еще от моряков) мы узнавали обо всех новых рок-группах. Эта двуличная демонстрация лояльности и энтузиазма комсомольскими работниками - одно из самых неприятных воспоминаний, оставшихся у меня с юношеских лет.
История гонений на 'Битлз' в СССР - это история саморазоблачения брежневского режима, показывавшего свой идиотизм. Чем больше они преследовали то, что уже завоевало любовь всего мира, тем больше разоблачали фальшь и лицемерие советской идеологии.
Несмотря на мрачные прогнозы о близком закате славы 'Жуков', 'Битлз' все больше превращались в культурный феномен мирового масштаба, игнорировать который было невозможно. Поэтому первоначальное огульное осуждение несколько пошло на убыль, а запрет был постепенно снят.
Первой песней, выпущенной в Советском союзе, стала 'Girl': ее включили в сборник зарубежной популярной музыки. Никогда не забуду, как впервые взял пластинку в руки, и начал просматривать названия песен: я едва мог поверить, что песня 'Битлз' вышла в нашей стране. И действительно, 'Битлз' в списке не оказалось. Я стал искать название 'Girl'. Но и его на пластинке не было. В конце списка значилось: 'Девушка. Английская народная песня'.
После всех помоев, что на них вылили, поместить имена Леннона и Маккартни на пластинке было просто невозможно. В семидесятых годах, уже после распада группы, появились пластинки с четырьмя песнями 'Битлз'. Все их названия были написаны правильно, но авторство приписывалось некоему 'вокально-инструментальному ансамблю' - как если бы 'Герой нашего времени' был издан в Англии, но вместо фамилии М.Ю. Лермонтова издатель поставил бы на обложке просто слово 'писатель'. Именно такие детали заставляли людей в полной мере ощутить бесчеловечность режима.
Почему коммунисты с такой яростью преследовали 'Битлз'? В глубине души они чувствовали, что эта группа представляет скрытую, но мощную угрозу их режиму. И они были правы. Фильм Андрея Тарковского 'Зеркало' (1974 г.) открывается сценой, где мальчик приходит на прием к врачу. Доктор умело уговаривает его 'снять защиту', и после этого начинается исповедальный 'поток сознания'. Творчество 'Битлз' можно сравнить с таким потоком. Между Тарковским и Ленноном явно существовало некое родство.
Коммунисты ненавидели этого режиссера, который хотел экранизировать булгаковского 'Мастера и Маргариту' и использовать для звукового сопровождения музыку Леннона. Этот поток вливался в коллективное сознание. Он подхватывал советских людей, и они начинали осознавать, что индивидуальность сама по себе - одна из величайших ценностей в жизни. Это настолько противоречило идеям социализма, что человек, приобщившийся к 'битловской' культуре, уже не мог жить в обстановке лжи и лицемерия.
Битломания подрывала основы советского общества, потому что человек, воспитанный в мире 'Битлз', с его образами и идеями любви и ненасилия, превращался в личность, обладающую внутренней свободой. Хотя в песнях 'Битлз' о политике речь почти не идет (наша страна в их репертуаре напрямую упоминается всего один раз - в 'Back in the USSR'), можно утверждать, что 'Битлз' сделали для разрушения тоталитаризма больше, чем Нобелевские лауреаты Александр Солженицын и Андрей Сахаров.
На магнитофонной пленке 'Битлз' проникли в каждую советскую квартиру с той же легкостью, с какой они заняли свое место на сценах всего мира. Они сделали то, что не по силам было Солженицыну и Сахарову: помогли вырасти в Советском Союзе поколению свободных людей. В 1993 г. меня пригласили в российское представительство при ООН в Нью-Йорке рассказать о своих исследованиях, связанных со смертью Распутина.
После моей лекции была организована небольшая вечеринка. Весь вечер мы слушали музыку Джорджа Харрисона: 'брежневское' поколение дипломатов полностью сменили представители 'битловского' поколения. У меня возник вопрос: может быть, для наших новых руководителей Харрисон значит больше, чем для американцев? На следующий день я отправился в большой музыкальный магазин на Бродвее и спросил, где я могу найти записи Джорджа Харрисона. Продавец ответил вопросом на вопрос: 'А какую музыку он пишет?'
Михаил Сафонов - старший научный сотрудник Института российской истории в Санкт-Петербурге. Полный вариант статьи будет опубликован в ближайшем номере журнала 'History Today'.
