'Economist' ответил на этот вопрос наиболее кратко. После смерти Рональда Рейгана журнал поместил его фотографию на своей обложке со словами: 'Человек, победивший коммунизм'. Другие давали те же ответы. В одной из радиопередач сказали: 'Ему принадлежит заслуга победы в Холодной войне'. Несколько минут спустя ученый-политолог отметил два главных достижения Рейгана: победу в Холодной войне и уничтожение Советского Союза. Вслед за ним бесконечная вереница почитателей и комментаторов продолжила превозносить Рейгана за его победу над 'империей зла'.
Эй, подождите минутку. Не все так просто.
Безусловно, политика Рейгана внесла свой вклад в разрушение 'кремлевской империи', кульминацией которой стали антикоммунистические революции в Восточной Европе в 1989 году и распад Советского Союза двумя годами позже. Однако признать правильными утверждения средств массовой информации и биографов, превозносящих 40-го президента США, это все равно, что отдать все почести за выигранный футбольный матч нападающему, удачно подставившему свою ногу и вкатившему мяч в ворота противника, забыв при этом того, кто отдал ему выигрышный пас, тех, кто защищал собственные ворота, тех, кто вынес на своих плечах всю тяжесть игры.
Историки питают отвращение к тем, кто сводит сложное, комплексное явление к одной простой причине. Не существует героя в единственном числе, разрушившего Советский Союз. Но если бы мне предложили выбрать наиболее значимую фигуру в этом процессе, я бы не стал отдавать предпочтение Рейгану, чья политика в большей ее части вполне укладывается в рамки холодной войны с ее традицией сдерживания, которой послушно следовали все президенты от Трумэна до Картера.
Более значима в этом процессе фигура Михаила Горбачева, который прошел все известные ступеньки карьеры в КПСС до самого верха - и вдруг сделал резкий поворот в сторону радикальных реформ. Горбачев, испытавший на себе влияние хрущевской оттепели 50-х годов, задолго до избрания Рейгана на президентский пост понял необходимость обновлений в застойной советской системе. Горбачев также совершил смертный партийный грех, отказавшись от целей мировой революции и классовой борьбы на международной арене в пользу аморфных, но более необходимых 'общечеловеческих ценностей'. Что самое главное, он отказался использовать имевшиеся в его распоряжении мощные вооруженные силы для сохранения контроля партии за странами Восточной Европы и за националистически настроенными республиками самого СССР, что с готовностью сделали бы его предшественники Юрий Андропов и Константин Черненко, не уйди они в свое время в мир иной.
Но и Горбачеву не следует приписывать все заслуги. Причины, обрекшие Советский Союз на развал, были в большей степени внутренними, а не внешними. В своей статье в журнале 'Foreign Affairs' Джордж Кеннан (George F. Kennan) писал, что советская власть, как и мир капитализма уже в своем зародыше несет семена собственного разрушения, и что семена эти дают ростки заранее. В начале 50-х годов, несмотря на страх перед первыми советскими атомными взрывами, несмотря на победу коммунистов в Китае и подъем маккартизма, президент Гарвардского университета Джеймс Конан (James B. Conant) предсказал, что к 80-му году статичность и абсурдность советской системы приведет ее к пробуксовке и остановке. Он не намного ошибся.
Рейган большей частью придерживался двухпартийной политики сдерживания. Да, он поставлял оружие антикоммунистическим повстанцам из стран третьего мира, заявляя о своей пламенной приверженности идеалам свободы и демократии. Но так поступали и другие президенты. В кризисных ситуациях Рейган не больше, чем его предшественники, хотел брать на себя риск начала Третьей мировой войны. Он не вступал в прямую конфронтацию с Кремлем, когда тот проводил свои репрессии в Центральной Европе (что понятно). Реакция Рейгана на обвинения в поддержке запрещенного движения 'Солидарность' в Польше - риторика, выражение симпатий к бастующим и санкции-полумеры - направленные против введения в декабре 1981 года военного положения, была такой же сдержанной, как реакция Эйзенхауэра на жестокое подавление советскими войсками народных восстаний в Восточной Германии (1953 год), в Венгрии (1956 год); как реакция Кеннеди на сооружение в1961 году Берлинской стены или как реакция Джонсона на советское вторжение в Чехословакию в 1968 году.
'Господин Горбачев, снесите стену!' - это заявление-призыв Рейгана в 1987 году в Берлине стало темой дня - и истории. Однако, как бы ни воодушевляли европейцев, живших в коммунистическом гнете, эти слова, они из собственного горького опыта знали, что ни американские танки, ни президентские призывы не освободят их. Режиссеры исторических телерепортажей могут хоть сто раз накладывать кадры Рейгана, кричащего на стену и берлинцев, танцующих на ее обломках два года спустя. Но говорить о наличии прямой причинно-следственной связи между этими событиями - значит подменять историю сказкой или, по крайней мере, грубо упрощать ее.
В 1989 году народы Восточной Европы знали, что им придется освобождать себя самим. Они рисковали собственными жизнями, чтобы проверить, насколько далеко простирается новая горбачевская доктрина ('другие коммунистические страны могут идти своим путем'). Они на деле убедились, что эта доктрина пришла на смену старой брежневской доктрине, которая оправдывала военную интервенцию для предотвращения дезертирства из лагеря 'социалистического содружества'. Те, кто в том октябре вышел на демонстрации в Лейпциге, не знали, что их не постигнет судьба китайских демонстрантов, чье выступление жестко подавили всего несколько месяцев до этого. А ведь многие лидеры Восточной Германии были готовы последовать примеру китайских товарищей!
Может быть, усилия Рейгана в других частях планеты ускорили распад Советского Союза? Поддержка Рейганом моджахеддинов в Афганистане ускорила поражение Советов в этой стране и усилила напряженность внутри самого СССР. Однако проект этой поддержки был начат еще при Картере, и он нашел сторонников в лице обеих партий. А поддержка Рейганом 'контрас', которые вели борьбу против режима сандинистов в Никарагуа, вызвала крупнейший скандал в его администрации и отвлекла общественное внимание от более важных процессов, разворачивавшихся в коммунистическом мире, например, в Китае.
Почитатели Рейгана утверждают, что наращивание военной мощи США в 80-х привело к банкротству Кремля. Бывший сенатор-республиканец и кандидат в президенты Боб Доул (Bob Dole) заявил в 'New York Times': 'Рональд Рейган разрушил Советский Союз, наращивая нашу оборонительную мощь, а не развязывая агрессию'. В протоколах заседаний Политбюро прослеживается подлинная (хотя и необоснованная) озабоченность программой 'звездных войн' по созданию системы противоракетной обороны. Наиболее прозорливые советские лидеры заметили растущее неравенство между высокими военными технологиями Запада, особенно США, и СССР. Это усилило стремление Горбачева покончить с враждебностью Холодной войны, получить больший доступ к западным товарам и технологиям и перенацелить ресурсы из военной экономики в гражданскую сферу.
Горбачев также видел абсурдность дальнейшей ядерной гонки. К середине 80-х годов сверхдержавы имели в своих арсеналах более 70 000 ядерных боеголовок. Он понимал, что может сделать привлекательные предложения для начала переговоров по ограничению вооружений, что позволило бы проводить инспекции на местах, либо провести торг по ракетам средней дальности, сохранив при этом стратегическую составляющую советского ядерного потенциала сдерживания.
Следовательно, не гонка вооружений 80-х годов привела к развалу Советского Союза. Советская экономика загнивала изнутри по целому ряду других причин. Извращенные приоритеты Кремля, направленные на содержание громоздкой военной машины, в то время как уровень жизни народа серьезно отставал от западных стандартов, помогли развалить советскую империю. Однако эти приоритеты существовали десятилетиями. Поворотным этапом был не приход к власти Рейгана, а маниакальные устремления Сталина после Второй мировой войны. Когда страна лежала в руинах, Вождь решил получить ядерное оружие (для России) и, соответственно, статус сверхдержавы. С того момента военные начали получать все самое лучшее от советской науки и - вносить перекосы в экономику.
Акцент на военную составляющую также создает недооценку того, какую роль в гибели советского государства сыграла 'мягкая власть'. Триллионы долларов, затраченные Западом на вооружения и сдерживание, оказались в конце концов менее важны, чем детали западной жизни, ничего общего не имевшие с государственной политикой - музыка, фильмы, мода (синие джинсы!), потребительские товары, 'Кока-Колонизация' - и перспектива более свободной, сытой и богатой жизни. Благодаря радио, телевидению, Голливуду, самиздатовской литературе и факсам идеи и образы Запада начали проникать в коммунистический мир, создавая режим нарастающего притяжения. Никогда не забуду того благоговения, с каким русские молодые люди листали журнал 'Тайм', взятый мною в турпоездку в СССР в середине 80-х, или с каким трепетом москвичи поглощали Биг Маки в первом ресторане 'МакДональдс', открывшемся на Пушкинской площади.
Ирония судьбы состоит в том, что большая роль в победе в Холодной войне принадлежит тем людям, кого так не любил Рейган, будучи губернатором Калифорнии - хиппи, демонстрантам против войны во Вьетнаме, деятелям антикультуры, производившим в 60-е годы музыку, идеи и идеалы контрконформизма, которые так импонировали образованной молодежи, задыхавшейся в вакууме коммунистического мира. Тех, кто имел больше доступа к Западу, включая детей из элиты аппаратчиков и профессионалов высокого класса, больше привлекал Леннон, чем Ленин, и Биг Мак, чем Маркс.
Спросите Павла Палажченко, лысого и усатого переводчика, находившегося рядом с Рейганом и Горбачевым во время их встреч. В 60-х годах он учился в престижном московском институте иностранных языков. В своей умной книге мемуаров, вышедшей в 1997 году и мало замеченной читающей публикой, Павел вспоминает, что 'глупость официальной идеологии была даже не смешной'. Для разрядки он и его друзья студенты старались 'наскрести денег, чтобы устроить вечеринку с девушками и большим количеством водки' (водка была дешева в те дни). 'И мы слушали 'Битлз', - говорит он.
'Мы знали их песни наизусть. Своим произношением я обязан 'Битлз' даже больше, чем преподавателю фонетики. Но я и мои. . . современники обязаны им еще кое-чем. В мрачные брежневские времена (1962-1982) они были не только источником музыкальной разрядки. Они помогали нам создавать собственный мир, отличающийся от скучных и бессмысленных идеологических ритуалов, все больше напоминавших времена сталинизма. . . . Я думаю, что в те дни лишь немногие из нас черпали вдохновение в работах Андрея Сахарова, поскольку тогда мы были недостаточно зрелыми, чтобы воспринять его взгляды. А 'Битлз' давали нам возможность молчаливо отвергать 'систему'.
Не все советские лидеры не замечали этого подрывного влияния. В декабре 1980 года, через месяц после избрания Рейгана на пост президента, шеф КГБ Юрий Андропов направил в ЦК секретную служебную записку. Записка была не о новом президенте, а об убийстве Джона Леннона, произошедшем тогда же. Андропов докладывал, что 'во многих высших учебных заведениях Москвы появились анонимные листовки с призывом организовать демонстрацию в память о бывшем участнике 'Битлз'. Андропов заверил партийную элиту, что 'КГБ приняло необходимые меры для поиска организаторов этого сборища и контролирует ситуацию'.
Однако КГБ ситуацию не контролировало. В конце 80-х на земле 'реального социализма' возникла сцена подпольного рока. Когда все здание социализма рухнуло на землю, бывшие диссиденты из стран Варшавского Договора, такие как Вацлав Гавел, приветствовали (а иногда и возводили памятники) таким фигурам и группам, как Фрэнк Заппа, 'Пинк Флойд', Лу Рид и Джеймс Дин.
Рейган дал толчок уже качавшимся статуям Маркса и Ленина, однако его роль, по всей видимости, была не главной, а второстепенной. Еще рано утверждать что-либо со всей определенностью. А пока чрезмерное елейное восхваление Рейгана за убийство советского дракона говорит больше не о нем, а о нас самих. Смесь сентиментальности, триумфаторских настроений по поводу холодной войны и чрезмерно обильное освещение событий отражает опасную американскую привычку пренебрежительно относиться к сложностям современного мира и взамен, потакая собственным прихотям, рисовать упрощенную, плоскую картину международной политики.
