Может ли примирение между Россией и Польшей на самом деле быть основано на раскрытии правды о зверской расправе в 1940 году в Катынском лесу?
Уже существует подходящая модель: Берлин и Варшава сблизились, их отношения стали зрелыми и превратились в настоящий союз на основе открытого подхода к истории.
Теперь Кремль пытается предпринять нечто похожее – в Интернете были выложены российские архивные материалы для того, чтобы склонить на свою сторону простых поляков. Искренность ведет к взаимному доверию и открывает путь к образованию новых объединений в Европе. На это, судя по всему, и рассчитывает Кремль.
Однако можно быть уверенным в том, что ожидания Москвы сильно завышены. Потребуется больше, чем просто публикация отдельных документов сталинской эпохи для восстановления доверия Восточной и Центральной Европы.
Русские признали в 1992 году, что сотрудники НКВД убили несколько тысяч польских офицеров и представителей интеллигенции на советской территории. Более полувека они клялись всеми святыми, что эти преступления совершили немцы. Польские офицеры действительно были убиты выстрелом в затылок из немецких пистолетов Walter PPK, но это произошло только потому, что советским палачам нравилось это оружие. Очевидно, что у российских аналогов была более сильная отдача, и после нескольких десятков расстрелов уже начинала болеть рука.
Теперь Владимир Путин пошел еще дальше, чем Борис Ельцин в 1990-е годы. Он объявил Катынь сталинским преступлением и выразил свою сочувствие по поводу как русских, так и польских жертв советского диктатора. Судя по всему, публикация документов в Интернете должна подчеркнуть эту мысль и продемонстрировать то, что у Москвы больше нет секретов от поляков.
Однако поляки хотят большего. Во-первых, они хотят извинений. Около 22 тысяч польских граждан были расстреляны не только в Катыни, но и в других лагерях и тюрьмах на советской территории. Поляки хотят извинений за это, а также за полувековую официальную ложь, при помощи которой скрывались эти преступления.
Во-вторых, они хотят, чтобы эти убийства были признаны геноцидом. Если вы уничтожаете элиту страны – сотрудники НКВД расстреляли в Катыни почти половину польского офицерского корпуса, 20 университетских профессоров, 100 писателей и журналистов, несколько сот юристов, инженеров и учителей, - то тогда это равносильно геноциду.
В-третьих, поляки хотят знать имена всех жертв. Они все еще ждут получения так называемого «белорусского списка», в котором содержатся данные о 7 000 убитых поляков в лесном урочище Куропаты под Минском. Польские семьи требуют завершения этого дела. Русские говорят, что они не могут найти этот список. И, наконец, семьи хотят получить компенсации. Иск с такого рода требованиями уже направлен в Европейский суд (European Court of Justice).
Немцы, совершившие, конечно же, значительно более тяжкие преступления против поляков, уже преодолели все эти препятствия: извинения, создание совместных исследовательских групп, привлечение государственных обвинителей, компенсации. Это не всегда было просто, и поляки часто были вынуждены откровенно и бесцеремонно подталкивать немцев. Однако этот процесс преобразил их отношения.
Русские скоро осознают, что публикация архивных материалов и определенная степень открытости – это только начало долгого процесса самопознания.
И тогда возникает вопрос, есть ли у господина Путина политическая воля для того, чтобы довести это дело до конца? А что если – назовем только одну чувствительную область – польские историки захотят полного раскрытия всех сведений о взаимодействии НКВД и гитлеровской тайной полиции Гестапо? Что произойдет тогда со объединяющим нацию мифом о Великой отечественной войне? Можно быть почти уверенным в том, что поляки хотят больше, чем русские готовы сделать. Катынь как политический вопрос никогда не перестанет существовать для поляков.