Россия — не супердержава, а обычное нефтегосударство

Мнения специалистов относительно мотивации Кремля в украинском конфликте разделились. Является ли Россия жадной страной, которая по своей идеологии стремится расширить свои территории, или же это опасная слабеющая супердержава, защищающаяся от НАТО? Эксперты-реалисты (например, посмотрите последние статьи Джона Миршаймера и Стивена Уолта) утверждают, что сегодняшний российско-украинский конфликт был спровоцирован расширением НАТО в Грузию и на Украину, которые были стратегическими зонами влияния России. Их оппоненты, как правило, обвиняют в конфликте Россию. Такое расхождение во мнениях носит в значительной степени методологический характер: вслед за публикацией статьи Миршаймера аналитический внешнеполитический журнал Foreign Affairs провел опрос среди специалистов, задав им вопрос о том, «кто виноват в этом конфликте». Выяснилось, что специалисты по международным отношениям в подавляющем числе случаев называли НАТО, а региональные специалисты, как правило, обвиняли Россию.

Наряду с многочисленными несостыковками в рассуждениях реалистов, о чем написал Александр Мотыль в своей последней публикации, в полемических высказываниях не говорится о времени российской агрессии на Украине. Со времени расширения альянса в страны Балтии в 2004 году сухопутная граница России со странами НАТО была более чем в два раза длиннее, чем ее наземная граница с Грузией, и, тем не менее, Россия почему-то ждала и отреагировала лишь в 2008 году. Точно так же в своем ответе Миршаймеру бывший посол США в России Майкл Макфол (Michael McFaul) отмечает, что во время многочисленных встреч между президентом Обамой, президентом Владимиром Путиным и премьер-министром Дмитрием Медведевым вопрос о расширении НАТО ни разу за пять лет не поднимался. Более того, на протяжении большей части президентства Путина Россия участвовала в многочисленных совместных с НАТО проектах (в том числе в совместных военных учениях и миротворческих операциях) и, судя по всему, совершенно не обращала внимания на угрозы своему существованию со стороны альянса.

Более серьезная ошибка в рассуждениях, согласно которым «Россия», «Кремль» или «Путин» рассматриваются как нечто монолитное и неизменное во времени, состоит в том, что ни Россия, ни Путин за те 15 лет, что он находится у власти, неизменными или монолитными вовсе не были. Прежде всего, если бы Россия была единым целым, то Советский Союз никогда бы не распался. Но наблюдаемую непоследовательность в поведении Кремля, которую реалистические теории всячески пытаются объяснить, можно легко понять, если мы вспомним, что Россия — не столько «опасная супердержава», сколько нефтяное государство. Как показывает опыт, нефтегосударства становятся агрессивными по отношению к своим соседям, когда резко взлетают цены на нефть. На примере 153 стран за 50-летний период политолог Каллен Хендрикс (Cullen Hendrix) показал, что из-за высоких цен страны-экспортеры нефти становятся значительно агрессивнее по отношению к своим ближайшим соседям, при этом эти цены никак не влияют на поведение стран, не экспортирующих нефть. В среднем, если цена на нефть превышает пороговые 77 долларов за баррель при покупательной способности доллара на уровне 2008 года, то нефтяные государства становятся на 30% более агрессивными по сравнению со странами, не экспортирующими нефть.

Джефф Колган (Jeff Colgan) из Брауновского университета проанализировал межгосударственные конфликты с применением военной силы в 170 странах за период с 1945 по 2001 годы и выяснил, что страны, в которых чистый доход от экспорта нефти составляет более 10% ВВП, являются самыми воинственными в мире. Такие нефтяные страны в среднем продемонстрировали значительную склонность к межгосударственным спорам с применением военной силы и в период после Второй мировой войны вступали в вооруженные конфликты на 50% чаще, чем страны, не являющиеся экспортерами нефти. В качестве примера можно привести случаи, когда президент Боливии Эво Моралес (Evo Morales) и президент Венесуэлы Уго Чавес (Hugo Chávez) выдворили из своих стран послов США, Венесуэла проводила мобилизацию для войны с Колумбией, а Иран во время повышения цены на нефть до пиковых значений в 2008 году оказывал поддержку движению ХАМАС при проведении атак на Израиль. Подобным образом Ирак вторгся в Иран в 1980 году, а Ливия неоднократно нападала на Чад — тоже во время резкого повышения цен на нефть в 1970 и 1980 годах. Механизм очень прост: высокие нефтяные доходы способствуют снижению личной политической ответственности властей внутри страны и их ответственности за принятие политических решений, что ведет к повышению авантюризма на международной арене. Нефтяные доходы также способствуют наращиванию военного потенциала стран, обеспечивая их более солидными и более взаимозаменяемыми пулами для финансирования военных расходов.

С этой точки зрения Россия является не столько опасной супердержавой, сколько типичным нефтяным государством, не строящим долгосрочных планов, которое становится агрессивным и амбициозным, как только накопит существенные доходы от продажи нефти. Еще в начале 2000-х годов, когда цена на нефть была 25 долларов за баррель, Путин был другом США и не возражал против расширения НАТО в 2004 году. Согласно исследованию Хендрикса, именно таким образом ведут себя нефтяные государства, когда цены на нефть низки. Действительно, когда цены на нефть ниже 33 долларов за баррель, экспортеры нефти становятся даже более миролюбивыми, чем страны, не экспортирующие нефть. Еще в 2002 году, когда цена на нефть марки Urals составляла приблизительно 20 долларов, Путин в своем послании к Федеральному Собранию в качестве приоритетных для России мер назвал многочисленные шаги по обеспечению европейской интеграции и активное сотрудничество с целью создания единого с Евросоюзом экономического пространства. А в 2014 году — когда цена на нефть достигла 110 долларов — Путин вторгся на Украину, чтобы наказать ее за стремление к созданию такого же единого экономического пространства с ЕС.

В 2007 году, вскоре после того, как цены на нефть впервые подскочили до максимума в 75 долларов за баррель (что близко к 77 долларам за баррель при покупательной способности доллара на уровне 2008 года, о котором говорил Хендрикс), Путин произнес свою знаменитую мюнхенскую речь. В ней он впервые бросил вызов гегемонии США, однако по-прежнему был полон надежд в отношении перспектив конструктивного партнерства с США и Европой. К 2014 году — когда цена на нефть выросла до 100 долларов — Путин в своей валдайской речи уже полностью отверг возможность какого-либо конструктивного сотрудничества с Соединенными Штатами.

Когда Советский Союз в 1979 году вошел в Афганистан, цена на нефть была на максимальном для того времени уровне в 101 доллар за баррель. А недавние авантюры России в Грузии в 2008 году и на Украине в 2014 году были предприняты, когда цены на нефть побили максимумы 1980 года (105 долларов) и 2008 года, соответственно, все произошло именно в соответствии с теорией об агрессивном поведении нефтяных государств. С этой точки зрения позиция НАТО относительно аннексии территорий Грузии и Украины фактически никак не повлияла на агрессивную политику России в этих двух странах — разве что послужила удобным предлогом для разжигания ее амбиций.

И если сторонним наблюдателям Россия, возможно, кажется «великой державой со стареющим, сокращающимся населением и ослабевающей экономикой», то кремлевские элиты, накопившие огромные резервы, явно так не считают. Они, наоборот, причисляют Россию к трем мировым супердержавам наряду с США и Китаем, постоянно называют Россию энергетической супердержавой, второй в мире страной по поставкам оружия и так далее. На российских государственных каналах регулярно дают понять, что при необходимости российская армия может дойти до Восточной Европы, Берлина или Лондона за несколько дней.

Хорошо известно высказывание Роберта Джервиса (Robert Jervis) о том, что личные представления ключевых лиц госдударства и то, как они искажают действительность, имеют гораздо большее значение, чем принято думать. И, возможно, такое искажение действительности еще более важно, если речь идет о лидерах нефтяных государств — независимо от того, чего хочет или что думает НАТО.