Телевизионные ток-шоу — продукт-однодневка. Пинг-понг аргументов, и возбужденная публика забывает чьи-то слова с такой же скоростью, с какой они были произнесены. Не стоит ожидать от экрана телевизора свидетельства прогресса в том, что касается духа, управляющего мировой историей. Но иногда все же можно заметить сейсмографический дымовой сигнал о том, как обстоят дела с просвещенностью в тех умах, чья профессия предполагает просветительство.
Клаус Бринкбоймер (Klaus Brinkbäumer), главный редактор издания Der Spiegel, того журнала, который хвалится лучшим архивом среди всех немецких СМИ, недавно в одном из ток-шоу высказался так: в плане культуры Россия не принадлежит к Европе. Очевидно, до этого он не побывал в своем отделе документации «Европейская история», иначе он не допустил бы такого упрощенчества. Времена, когда журнал Der Spiegel «находился под влиянием» страстного историка Рудольфа Аугштайна (Rudolf Augstein), давно прошли.
Можно бы упростить себе задачу. Один только факт, что по меньшей мере на протяжении 300 лет западноевропейцы и русские дискутируют о том, как, насколько и почему культура России принадлежит или должна принадлежать к Европе, свидетельствует о том, что культура России и прежде всего ее культурные элиты в значительной степени «пропитаны» Европой. Ведь борьба за собственную идентичность — это абсолютно европейская тема.
Постоянная борьба за религию и философию
На неправильные вопросы невозможно дать верные ответы. Если мы под «Европой» понимаем только наш идеал конституционного государства, ориентированного на защиту прав человека, предоставление высоких социальных гарантий, неограниченную свободу слова и абсолютную демократичность, тогда российское общество получает плохие отметки. Но если присмотреться к нашему западноевропейскому прошлому, выяснится, что в нем тоже не все выглядело хорошо, причем на протяжении многих лет.
Но если мы понимаем под «европейской культурой» постоянную борьбу за религию и философию, за искусство живописи и красоту, за язык, литературу, музыку, оперу и танец, за архитектурное оформление и градостроительство, тогда нам следует быть благодарными России за ее великолепный «вклад в Европу».
Здесь не должно быть места наивной гармонизации огромных различий между Востоком и Западом, равно как и нельзя скрывать тот факт, о котором нам напоминает каждый брошенный на карту взгляд: огромная территория России простирается вплоть до Азии. И за 200-летний «монгольский период» Россия накопила опыт — его последствия ощущаются до сих пор, — который в корне отличается от испытаний европейского средневековья. В переломные времена, например, в эпоху Возрождения, Россия была далека от Рима, Флоренции, Парижа и Лондона — городов, в которых типично европейская жизнь била горячим ключом.
Рим и Византия
Принадлежность России к Европе формировалась совершенно иначе, чем принадлежность к ней тех культур, которые развились на почве Римской империи или непосредственно «граничили» с ней, как Германия. Россия не относится к латинской культуре, которая распространяется от христианского Рима эпохи поздней античности до подвергнувшихся романизации германских земель. К культуре, которая во времена Священной Римской империи германской нации на протяжении тысячелетия «формировала» Европу. Все, что там состоялось в виде реформ, процессов эмансипации и революции, и до сих пор определяет нашу западную цивилизацию, Россия веками наблюдала — если вообще — издалека.
Вместо Рима Россия обратилась к Византии и после падения Константинополя претендовала на его имперское наследство: Москва — «Третий Рим». Отделяет ли это Россию от Европы? Наоборот. Именно в принятии византийского христианства можно усмотреть то общее, которое связывает Россию с Западом, эллинская традиция. Если говорить о понятии «европейский» в долговременном культурно-историческом контексте, то его необходимо рассматривать как часть античного, греко-римско-еврейско-христианского комплекса.
Византийский вариант русских не был безальтернативным. Христианизации при киевском князе Владимире ровно 1000 лет назад предшествовала «проверка» с помощью посланцев, которые был призваны выяснить, какая религия самая подходящая: мусульманская, как у болгар с Волги, еврейская, которую, возможно, исповедовали хазары на Каспийском море, римско-католическая христиан в Германии или греко-православная в Византии.
Лазутчики, вернувшиеся из Германии, докладывали об отсутствии «красоты» во время церковной службы, тогда как в Константинополе ритуал отвечал представлениям славянских племен об обрядах и страстной вере. В Константинополе, кроме того, была и принцесса на выданье. Ради этой невесты Владимир с удовольствием принял христианство. Немцы, которые хотели добиться благосклонности Киева для римского Папы, прибыли с пятнадцатилетним опозданием.
Санкт-Петербург: русское «окно в Европу»
Европейская история культуры не двигалась семимильными шагами, такого не было ни в Западной Европе, ни на просторах России. Бесчисленное количество поколений сменилось, пока длился процесс модернизации мышления на Западе: от борьбы за инвеституру до еретических движений и далее к Возрождению, гуманизму, Реформации, Просвещению, Французской революции и мечте об универсальных правах человека.
Модернизация мышления обязана не только умам, но и экономическому чуду Европы, ставшему возможным благодаря городам буржуазии, буржуазному праву и граждан с высоким самосознанием, без которых буржуазное свободомыслие было немыслимо. Как могла возникнуть Европа в миниатюре на аграрных безграмотных просторах Востока, где считалось, что до Бога высоко, а до царя далеко? 200 лет правили монголы. Европа не пришла на помощь русским во время нашествия всадников-«язычников».
Только при царе Петре Великом Россия распахнула двери в Европу. В большой военной игре европейских монархий в 1700-е годы Россия поняла, что лишь радикальная модернизация всех государственных сил может обеспечить входной билет в клуб крупных держав. Тот, кто побывает в Санкт-Петербурге, неслыханно современном в те времена городе, построенном Петром на невском болоте, увидит невероятный блеск древней Европы.
В 1724 году Петр основал Академию наук, которая быстро добивалась успехов, прежде всего в области естествознания и географии, с помощью приглашенных с Запада специалистов. Сфера географии имела для модернизации огромной империи жизненно важное значение. Результаты исследования публиковались на латинском языке, позже рабочими языками российских естественных наук стали немецкий и французский.
Михаил Ломоносов, универсальный ученый, который родился в 1711 году, возглавил плеяду ученых, имевших тесные связи с европейской наукой: Дмитрий Менделеев, который в 1869 году открыл периодический закон химических элементов, или Иван Павлов, основоположник науки о поведении, чьи эксперименты на собаках приобрели всемирную известность.
Александр Бутлеров создал структурную теорию химии, Илья Мечников открыл феномен фагоцитоза. Интеграция точных наук России в европейский дискурс никогда не прерывалась, если не учитывать ядерные и космические исследования в годы холодной войны. Вернемся в XVIII век, во времена, когда Россия восхищалась Западной Европой: Екатерина Великая, немецкая принцесса из княжества Ангальт-Цербст, продолжила дело Петра — европеизацию России, реалистично «исключив» из нее архаичные феодальные отношения крепостного права. Их устранение погубило бы монархию.
Реформы при Екатерине Великой
Екатерина читала Монтескье, Дидро, Вольтера, участвовала в европейских войнах во времена Фридриха Великого. Так же как и он, в течение десятилетий она неустанно и дисциплинированно правила, «сидя за письменным столом», то есть в тесном контакте с корифеями Просвещения на Западе.
Екатерина реформировала органы управления и правосудия, приняла современные законы европейского образца, развивала науку и искусство, основала школы, университеты, приюты для сирот, а также блестяще достроила Санкт-Петербург и Москву, пригласив европейских архитекторов и художников. Тесная связь изобразительного искусства с классицизмом в Европе восходит к эпохе правления Екатерины Великой.
Российских художников систематически отправляли в Италию и Францию, создавались обширные коллекции произведений европейского искусства. Мировая слава Эрмитажа остается свидетельством золотого века европеизации России. Академизм французского образца с типичным для него перфекционизом стал идеалом русского искусства, отчасти сохранившим силу и сегодня.
Пушкин: на равных с Гете, Шиллером и Гейне
Екатерине как гению саморекламы удалось сделать нечто невозможное. Русским она казалась убежденной сторонницей русской самобытности, а западноевропейской общественности — миссионером Просвещения. С тех пор лейтмотивом российских культурных элит стало напряжение между тем и другим — между «славянофилами» и «западниками». Каждый из них одерживал верх в определенный период, но они не смогли полностью вытеснить друг друга из русской души.
Но напряжение это привело к тому, что русская философия, литература и музыка, самое позднее с начала XIX века, начала вызывать восхищение на западе Европы. Не в последнюю очередь из-за расцвета литературного языка, которому практически на пустом месте удался эстетический взлет, удививший Западную Европу. С появлением Пушкина русская литература вдруг встала в уровень с Гете, Шиллером и Гейне, с Байроном и Шелли.
Затем масштабное шествие продолжалось. Толстой произвел переворот в том, что касается исторического и общественного романа. Впрочем, в романе «Война и мир» он написал целые пассажи на французском языке, языке общения русской знати.
Творчество Тургенева становится образцом для всех европейских семейных историй, Достоевский задает Западной Европе радикальные моральные вопросы о душе, Чехов выдвигает современное «Я» в центр литературного творчества невиданным ранее образом, Горький становится основоположником социально-критической драмы в Европе. Томас Манн часто признавался в том, что роман «Будденброки» обязан своим появлением великим русским писателям. В XX веке их влияние не прерывалось: Набоков и Булгаков, Пастернак, Маяковский, Цветаева, Солженицын.
Русские мастера искусств путешествуют по Западной Европе
Многие из них все чаще отправлялись на длительное время в Западную Европу. Вряд ли нашелся бы в России мастер искусств, который представлял бы себе жизнь исключительно на российской земле. Европа в искусстве, везде и всюду: излишне говорить об адаптации, усовершенствовании и достижении совершенства европейским балетным искусством в России. Каждый знает, что «Большой» значил в мире танца.
Так же как и в случае с Пушкиным, в XIX веке в лице Чайковского практически из ничего появляется композитор, который довел до совершенства европейскую музыку, не прибегая к творческому разрушению форм, которое представляло собой миссию Рихарда Вагнера. Продолжение следовало: от Мусоргского до Римского-Корсакова, Скрябина, Рахманинова и Прокофьева до Стравинского, Шостаковича и немца с Волги Шнитке.
Прощание с тональностью, в XX веке стоившее прогрессивной западноевропейской музыке симбиоза с публикой, русские не переняли — и они переживают сегодня триумф в концертных залах Европы.
Революционный художественный авангард Европы до 1914 года обязан русским решающим импульсом. Никто не был Европе таким радикальным, амбициозным и решительным, как молодое поколение мыслителей, художников и коллекционеров. Шаг в направлении абстрактного искусства вначале сделали русские, конструктивизм праздновал первые победы в Санкт-Петербурге и Москве. Футуризм и Баухауз поддерживали тесные связи с авангардистами в России.
Во второй половине XIX-го века активно велся обмен мнениями между теми, кто поддерживал идею политической революции и выступал против устаревших монархических отношений. После победы над Наполеоном русские цари считали себя «жандармами Европы» — последовательная, подкрепленная крепкой дружбой с габсбургами и гогенцоллернами роль.
Татары и социал-революционная интеллигенция
С нашей сегодняшней демократической точки зрения они вызывают неприязнь, но европейскими они были вне всяких сомнений. Не удивительно, что европейские либералы, так же как и пробудившиеся левые социалисты, больше всех Маркс, глубоко презирали царскую Россию.
Российская социал-революционная интеллигенция с жадностью подхватила послание, отправленное Марксом и Энгельсом из лондонской ссылки. Можно спорить о том, была ли последовавшая большевистская революция 1917 года и 70 лет господства советской власти триумфом западной мысли, в пользу чего говорит технократическая утопия. Обязана ли она (революция) своим успехом преобразованию еврейско-христианского мессианизма, то есть также носит европейский характер, или советский режим восходил к глубоко автократическим и жестким традициям времен татар и царской эпохи?
Но Германия, породившая беспрецедентную диктатуру при полном отсутствии воспоминаний о татарах и прямо посреди либеральной демократии, поступит правильно, если будет с осторожностью вдаваться в историко-философские рассуждения о других. В особенности потому, что в ходе освобождения от появившегося по собственной вине тирана погибло огромное количество советских людей.
Россия — лишь наружный пост Европы?
В споре о месте России на глобальной карте культуры существует неизменная головоломка. Является ли Россия лишь восточным наружным постом Европы или самым западным форпостом Азии? Имеется в виду Азия воинственных татар и монголов, а не Азия Китая и Японии, уточенных в феодальном и культурном плане государств.
Многие «понимающие Россию» в Западной Европе XIX века рассуждали об исторической миссии русского народа, состоящей в проникновении в Азию с европейским образованием.
В своем «Дневнике писателя» Достоевский заметил, что русский, этот пасынок Европы, должен обратиться к Азии, где цивилизационное превосходство русских найдет подходящее поле деятельности. Несколько позже британский писатель Редьярд Киплинг иронизировал: русский привлекателен как самый западный из восточных; но если он начнет претендовать на то, чтобы его считали самым восточным из западных, то будет казаться невыносимым.
Отсутствие необходимости в игре слов и геополитических фантазиях
Спор напоминает диспут о том, является ли ислам частью Германии. Если сегодня без особых раздумий это причисляют к политическому прагматизму, то к нему с полным правом следует отнести и принцип, согласно которому «Россия — часть Европы». Из чего следует признание заслуг и одновременно требование европейских стандартов.
В нынешнем дискурсе об отношении западной Европы к Востоку нет необходимости в провокационной игре слов и геополитических фантазиях. В глобализированном, динамизированном миграционными потоками мире, в котором сообщество государств, в том числе Российская Федерация, приняло в форме принципов ООН изначально европейскую этику в качестве общей морали мировой политики, речь идет только об одном: продолжить многовековую европейскую борьбу за то, чтобы из конституции вытекла конституционная реальность.
Это должно происходить неумолимо, так, чтобы не разочаровать, при отсутствии скоропалительных опрометчивых оценок. Культура, которая кажется аполитичной, может во многом этому способствовать — как территория общности, чей календарь состоит не из дней, недель и месяцев, а столетий.
Кристоф Штёльцль — историк, преподаватель менеджмента в сфере культуры Свободного университета Берлина. Он является президентом Веймарской высшей школы музыки имени Франца Листа.
