Мадрид. — «Искусство всегда, не переставая, занято двумя вещами. Оно неотступно размышляет о смерти и неотступно творит этим жизнь». Во время похорон матери Тони доктор Живаго размышляет вслух. Не ищите этой фразы в необъятной и насыщенной событиями картине Дэвида Лина (David Lean). Юрий, как и его создатель Борис Пастернак, оставляет ее в сокровенном пространстве романа и самой жизни. Премьерный показ кинокартины, ставшей легендой, состоялся 31 декабря 1965 года, 50 лет тому назад.
Как только картина Дэвида Лина вышла на экраны, она раскрыла миру совершенство красоты Джулии Кристи (Julie Christie) и сделала кинозвездой египетского актера Омара Шарифа, а также стала классической мелодрамой, которая по своей глубине превосходила саму жизнь и, разумеется, смерть.
С самого начала кинофильм, как и другие крупные произведения, столкнулась как с пренебрежением знатоков, так и с восхищением простых зрителей.
С течением времени, восторг и презрение становятся в чем-то похожими друг на друга. Это две равнозначные формы эксгибиционизма. Известный в то время кинокритик New York Times, Босли Краузер (Bosley Crowther) назвал неудачным сценарий Роберта Болта (Robert Bolt), который также написал сценарии к кинолентам «Лоуренс Аравийский» и «Дочь Райана». По его мнению, все содержание кинокартины было сведено к «печальной истории любви» времен Первой мировой войны, русской революции и коренных преобразований в истории человечества. «Мистер Болт превратил все в банальность несчастного романа», — заключил Краузер.
И все же, именно это подкупило многих других. Когда Джеймс Камерон начал подумывать о съемках «Титаника», то обратил внимание на работу Лина. По его мнению, неоспоримым достоинством картины и главной ее привлекательной чертой является твердая воля сценариста «поместить крупнейшее бедствие в канву столь на первый взгляд малозначительного как историю двух влюбленных». Если вдуматься, то влюбленных в «Докторе Живаго» трое. Таким образом, остается актуальной фраза, которую Ильза сказала Рику в «Касабланке»: «Мир рушится, а мы влюбляемся».
Сесар Антонио Молина (César Antonio Molina) в своей недавно вышедшей книге под лаконичным названием «Живаго» разделяет мнение Камерона. «Это два шедевра. Адаптировать — не значит копировать. Это совершенно разные произведения, и сравнивать их нельзя», говорит он, тут же добавляя, что с одинаковым интересом читает роман и смотрит поставленный на его основе кинофильм. Кинокартина, считает автор, «это история любви поэта во времена войны и революции... Все события разворачиваются на глазах у главного героя. Роман гораздо более содержательный, сложный, со множеством других важных действующих лиц. Помимо любви, автор размышляет в нем о смысле жизни, политических идеях, добре и зле, которое совершают люди». И после этого, не сомневаясь, он восхищается полным драматизма финалом картины: «Значительно лучше, несомненно, глубже, чем в романе».
В своей книге Молина тщательно исследует то, что есть в романе, но не нашло своего отражения в кино, а также указывает на те нюансы, с помощью которых Лин сделал еще более величественной книгу Пастернака. Для тех, кто не прочитал само произведение, скажем, что у Живаго было три возлюбленных, а не две. Молиной движет восхищение юноши, который открыл для себя только что вышедшую на экраны картину. Восхищение поэта поэтом, который к тому же еще и романист. Благодарность Омару Шарифу за дружбу и, самое главное, скромная образованность человека, познакомившимся с двумя шедеврами нашего времени: романом «Доктор Живаго» и кинофильмом «Доктор Живаго».
Премьерный показ кинофильма «Доктор Живаго» состоялся в том же году, что вышла на экраны кинокартина «Звуки музыки». Оба фильма вышли в то время, когда агония Голливуда уже началась. Киноиндустрия отступала под натиском телевидения и была вынуждена изыскивать все новые способы привлечения зрителя: широкоформатный экран, все более закрученные сюжеты, роскошные мюзиклы... Было очевидно, что будущее принадлежит не Голливуду. В Европе в это время Жан-Люк Годар выпустил киноленту «Безумный Пьеро». Вскоре заявят о себе Коппола и Скорсезе, но это будет вскоре, а пока...
Дэвида Лина выбрал итальянский продюсер Карло Понти. В отличие от «Звуков музыки», в данном случае не ставилась задача добиться успеха на основе сомнительного и откровенно глупого сюжета. Здесь все было наоборот. Как об этом блестяще рассказывает Иван Толстой в своей книге «Отмытый роман Пастернака: “Доктор Живаго” между КГБ и ЦРУ», именно этот роман вызвал самый крупный конфликт так называемой культурной холодной войны. Благие намерения итальянского издателя Джанджакомо Фельтринелли (Giangiacomo Feltrinelli), придерживавшегося коммунистических взглядов и происходившего из весьма состоятельной семьи, ЦРУ истолковало по-своему. Если Фельтринелли хотел показать, что СССР, так ненавидевший Запад, был способен создавать свободные и полноценные произведения, то ЦРУ усмотрело в этом возможность дискредитировать врага. И издатель, и Лэнгли, по совершенно противоположным причинам, предпринимали такие усилия, чтобы распространить запретную рукопись как внутри, так и за пределами Советского Союза, что книга Пастернака стала главным бестселлером и в 1958 году была удостоена Нобелевской премии, от которой писатель вынужден был отказаться.
Итак, в этой литературно-политической обстановке, без кино обойтись никак было нельзя. Дэвиду Лину нужна была психологическая и физическая разрядка после «Лоуренса Аравийского» (1962), и он искал такой сюжет, в котором приключения и связанная с ними напряженность действия играли второстепенную роль. Поэтому романтичная история на фоне суматохи эпохи, посчитал подходящей. Снимать что-либо подобное «Короткой встрече», когда-то имевшей бесспорный успех, уже не подходило. Голливуду нужно было нечто более масштабное. Софи Лорен, супруга Понти, должна была стать звездой картины, а в паре с ней снова должен был сыграть Питер О’Тул. Лин отверг первую из-за слишком пышной фигуры, а Питер О’Тул отказался сам, будучи не в состоянии снова сниматься у того же режиссера. Рассматривались другие кандидатуры, в частности, Майкл Кейн, и в конце концов была подобрана одна из самых подходящих пар в истории кинематографа: Джулия Кристи и Омар Шариф. Египетский актер пользовался доверием Лина за свою безупречную работу, а Джулия Кристи, которую в то время еще не слишком знали, имела рекомендации от Джона Форда.
Съемки проходили в Югославии, Финляндии, Швеции, но прежде всего — в Испании. Над макетами московских зданий работал Джон Бох в мадридском предместье Канильяс (Canillas). В них были задействованы 800 человек, а сам монтаж длился 18 месяцев. Для съемок московского вокзала использовали станцию железнодорожную Делисиас (Delicias), сейчас там расположен железнодорожный музей. Съемки деревни Варыкино, где по сюжету фильма семья Живаго зимовала, проходили в провинции Сория (Soria), в 200 километрах к северо-востоку от Мадрида. Там возвели декорации, температура воздуха достигала плюс 38 градусов, и для имитации снежного покрова использовали тонны соли, мраморной крошки и белой пластмассы. Хотя в Испании царил франкистский режим, она никогда не была так близко к России. Кстати, в самой России кинокартина вышла на экраны лишь в 1992 году.
Остальное известно. Фильм пользовался огромным успехом. Даже в наши дни «Доктор Живаго» стоит на восьмом месте по количеству побывавших на нем зрителей за всю историю кинематографа. Ленту 10 раз выдвигали на «Оскар», ей присудили пять. И, наконец, самое важное: драматический финал навсегда запечатлевается в сознании любого зрителя, как подготовленного, так и обычного. Юрий как будто видит Лару из окна трамвая. Бежит за ней, падает, она исчезает... Размышлять о смерти, чтобы творить жизнь. В этом суть искусства, как считал Пастернак.
