Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Его мнения зачастую противоречивы и свидетельствуют о неосведомленности. Однако Трамп не просто реагирует на чувства и мнения общественности — он формирует их, используя для этого опасные средства. Как справедливо отмечает Каган, Трамп пробуждает в людях самые темные, самые неприглядные — особенно ксенофобские инстинкты — а затем использует эти страхи, чтобы обеспечить себе поддержку.
Довольно часто американские внешнеполитические элиты считают, что общественное мнение не имеет особого значения, поскольку в руках эффективного лидера оно подобно пластилину — из него можно делать все, что угодно.
Другие же советуют лидерам вообще не обращать внимания на общественное мнение. Даже несмотря на серьезные возражения против внешней политики — скажем, например, против отправки многочисленных контингентов американских военнослужащих в самый эпицентр одной или нескольких гражданский войн, свирепствующих в настоящее время на Ближнем Востоке.
Специалист по изучению общественного мнения Джереми Роснер (Jeremy Rosner) предсказывал, что Обама и его преемники «обнаружат, что если они будут предпринимать активные действия за границей, способствующие продвижению интересов национальной безопасности США, то даже та общественность, которая ориентирована на внутренние проблемы, предоставит им необходимую свободу действий».
Хоть я и не согласен с этим советом, Роснер в чем-то прав. Общественность в вопросах национальной безопасности, как правило, прислушивается к мнению президента, что является результатом «сплочения вокруг флага» и нехватки информации. В вопросах внутренней политики — от экономики до налоговой системы и здравоохранения — рядовой избиратель может оценивать, все ли функционирует нормально, во всяком случае, для него или нее («у меня есть работа. Это хорошо. Мои налоги повысились. Это плохо. Я не могу найти врача. Это плохо»).
Гораздо сложнее определить, оказывает ли такое же влияние на их повседневную жизнь определенная внешняя политика, и у лидеров США гораздо больше возможностей формировать общественное мнение в отношении внешней политики, чем в отношении политики внутренней. За исключением очень небольшой части населения США, которая служит в армии, и еще меньшей его части, которая составляет наш дипломатический корпус, очень немногие американцы ощущают непосредственно на себе влияние того, что власти США делают за рубежом.
И даже если это происходит, рядовой американец редко воспринимает это именно таким образом. Любого, кто утверждает, что причиной той неприязни и ненависти, которые испытывают по отношению к США народы далеких стран, являются действия США за рубежом, не желают слушать или поднимают на смех. Истинная цена американской политики скрыта от людей, которые за нее платят. Лидеры США, по большей части, делают то, что хотят, а общественность с этим соглашается.
Но некоторые наблюдательные и бдительные комментаторы понимают, что особо эффективные лидеры могут «обрабатывать» общественность и формировать ее мнение такими способами, которые они, элиты, не одобряют. Например, Роберт Каган (Robert Kagan) предупреждает, что Дональд Трамп «пользуется… тем, чего больше всего боялись основатели демократической республики — спровоцированными, вырвавшимися на волю чувствами и страстями людей, использует „власть толпы“». Каган продолжает: «Это явление появилось за последние сто лет в других демократических и псевдодемократических странах, и в широком смысле его называют „фашизмом“…. Состоявшийся, результативный фашизм был связан не с политикой, а с авторитарным правителем, лидером (дуче, фюрером), которому можно было доверить судьбу страны и нации. Какой бы ни была проблема, он мог ее решить. Какой бы ни была угроза — внутренняя или внешняя — он мог ее устранить. При этом он не должен был объяснять, как это сделать. Эти движения играют на всех чувствах страха, тщеславия, амбиций, незащищенности и неуверенности, которыми наполнена человеческая душа…. Следовательно, массовое политическое движение является мощным и страшным оружием. Когда оно находится в руках одного лидера, его можно направить на любого, на кого этот лидер сочтет нужным».
А теперь об этом «любом». Каган вполне обоснованно обеспокоен тем, что Трамп направит свою мощь на вашингтонские политические элиты — на тот класс, на который он неоднократно нападал в ходе своей предвыборной кампании. В остальном же Каган настойчиво призывает американских политиков заставить, убедить американцев поддержать те проекты, за которые выступает элита, но которые могут оказаться непопулярными — во всяком случае, на начальном этапе. Он даже ударился в откровенную панику, чтобы доказать свою правоту. Каган оценил бы по достоинству возможность возникновения массового политического движения, если бы его мобилизовал и возглавил один искусный (или попросту циничный) лидер, готовый направить свои огромные возможности на создание, например, «гуманной глобальной гегемонии». А что если такой лидер задался бы целью «распространения власти США во всем мире» и убедил бы американцев «взять на себя роль приверженца и защитника либерального мирового порядка»? И это Каган воспринял бы с удовольствием, объясняет в блоге Skeptics Дэниел Дэвис (Daniel Davis). Можно было бы сказать, что Трамп не столько формирует общественные мнение, сколько направляет его. И это тоже вызывает у элит раздражение, поскольку они считают, что задача лидера — дать американцам ту политику, которая им необходима, а не ту, которую они хотят (конечно, именно уверенность в том, что элиты знают, что нужно народу, и делает их элитами).
Однако Трамп не просто реагирует на чувства и мнение общественности — он формирует их, используя для этого опасные средства. Как справедливо отмечает Каган, Трамп пробуждает в людях самые темные, самые неприглядные — особенно ксенофобские инстинкты — а затем использует эти страхи, чтобы обеспечить себе поддержку.
Действительно, эти вопросы часто кажутся второстепенными, или, может быть, даже несущественными. Трамп изменил свои позиции по очень важным вопросам — отделавшись лишь поверхностным объяснением, отмахнувшись от того, что прежде выступал за право на аборт или контроль над оборотом огнестрельного оружия — и это обошлось без серьезных для него последствий. Поэтому ему нельзя доверять больше, чем элитам. В случае элит несколько человек говорят многим, что тем необходимо. А в случае Трампа это делает один человек. Его мнения зачастую противоречивы, и, как правило, свидетельствуют о неосведомленности, не связаны общей философской нитью, или не отражают целостную теорию международных отношений, поэтому у нас нет оснований судить, будет ли он в своей внешней политике на деле так уж отличаться от элиты, которую он так часто высмеивает.
Одним словом, Каган совершенно прав, выражая обеспокоенность в связи с авторитаризмом Трампа и опасаясь сторонников авторитаризма, которые того поддерживают. Правда, Каган подобной тревоги не испытывает, когда такая власть направлена на достижение целей, которые он одобряет. А это означает, что на самом деле его беспокоит не сам авторитаризм как таковой, а, скорее, его разновидность в стиле Трампа.
Кристофер Пребл — вице-президент Института Катона (Cato Institute), возглавляет программу изучения проблем обороны и внешней политики.
И даже если это происходит, рядовой американец редко воспринимает это именно таким образом. Любого, кто утверждает, что причиной той неприязни и ненависти, которые испытывают по отношению к США народы далеких стран, являются действия США за рубежом, не желают слушать или поднимают на смех. Истинная цена американской политики скрыта от людей, которые за нее платят. Лидеры США, по большей части, делают то, что хотят, а общественность с этим соглашается.
Но некоторые наблюдательные и бдительные комментаторы понимают, что особо эффективные лидеры могут «обрабатывать» общественность и формировать ее мнение такими способами, которые они, элиты, не одобряют. Например, Роберт Каган (Robert Kagan) предупреждает, что Дональд Трамп «пользуется… тем, чего больше всего боялись основатели демократической республики — спровоцированными, вырвавшимися на волю чувствами и страстями людей, использует „власть толпы“». Каган продолжает: «Это явление появилось за последние сто лет в других демократических и псевдодемократических странах, и в широком смысле его называют „фашизмом“…. Состоявшийся, результативный фашизм был связан не с политикой, а с авторитарным правителем, лидером (дуче, фюрером), которому можно было доверить судьбу страны и нации. Какой бы ни была проблема, он мог ее решить. Какой бы ни была угроза — внутренняя или внешняя — он мог ее устранить. При этом он не должен был объяснять, как это сделать. Эти движения играют на всех чувствах страха, тщеславия, амбиций, незащищенности и неуверенности, которыми наполнена человеческая душа…. Следовательно, массовое политическое движение является мощным и страшным оружием. Когда оно находится в руках одного лидера, его можно направить на любого, на кого этот лидер сочтет нужным».
А теперь об этом «любом». Каган вполне обоснованно обеспокоен тем, что Трамп направит свою мощь на вашингтонские политические элиты — на тот класс, на который он неоднократно нападал в ходе своей предвыборной кампании. В остальном же Каган настойчиво призывает американских политиков заставить, убедить американцев поддержать те проекты, за которые выступает элита, но которые могут оказаться непопулярными — во всяком случае, на начальном этапе. Он даже ударился в откровенную панику, чтобы доказать свою правоту. Каган оценил бы по достоинству возможность возникновения массового политического движения, если бы его мобилизовал и возглавил один искусный (или попросту циничный) лидер, готовый направить свои огромные возможности на создание, например, «гуманной глобальной гегемонии». А что если такой лидер задался бы целью «распространения власти США во всем мире» и убедил бы американцев «взять на себя роль приверженца и защитника либерального мирового порядка»? И это Каган воспринял бы с удовольствием, объясняет в блоге Skeptics Дэниел Дэвис (Daniel Davis). Можно было бы сказать, что Трамп не столько формирует общественные мнение, сколько направляет его. И это тоже вызывает у элит раздражение, поскольку они считают, что задача лидера — дать американцам ту политику, которая им необходима, а не ту, которую они хотят (конечно, именно уверенность в том, что элиты знают, что нужно народу, и делает их элитами).
Однако Трамп не просто реагирует на чувства и мнение общественности — он формирует их, используя для этого опасные средства. Как справедливо отмечает Каган, Трамп пробуждает в людях самые темные, самые неприглядные — особенно ксенофобские инстинкты — а затем использует эти страхи, чтобы обеспечить себе поддержку.
Действительно, эти вопросы часто кажутся второстепенными, или, может быть, даже несущественными. Трамп изменил свои позиции по очень важным вопросам — отделавшись лишь поверхностным объяснением, отмахнувшись от того, что прежде выступал за право на аборт или контроль над оборотом огнестрельного оружия — и это обошлось без серьезных для него последствий. Поэтому ему нельзя доверять больше, чем элитам. В случае элит несколько человек говорят многим, что тем необходимо. А в случае Трампа это делает один человек. Его мнения зачастую противоречивы, и, как правило, свидетельствуют о неосведомленности, не связаны общей философской нитью, или не отражают целостную теорию международных отношений, поэтому у нас нет оснований судить, будет ли он в своей внешней политике на деле так уж отличаться от элиты, которую он так часто высмеивает.
Одним словом, Каган совершенно прав, выражая обеспокоенность в связи с авторитаризмом Трампа и опасаясь сторонников авторитаризма, которые того поддерживают. Правда, Каган подобной тревоги не испытывает, когда такая власть направлена на достижение целей, которые он одобряет. А это означает, что на самом деле его беспокоит не сам авторитаризм как таковой, а, скорее, его разновидность в стиле Трампа.
Кристофер Пребл — вице-президент Института Катона (Cato Institute), возглавляет программу изучения проблем обороны и внешней политики.
