Находка огромного количества неопубликованных дневников позволяет по-новому взглянуть на историю одной из самых известных и страшных осад в истории.
Блокада Ленинграда немецкими и финскими войсками длилась 872 дня с сентября 1941 по 27 января 1944 года. Погибло до двух миллионов человек, включая 800 000 мирных жителей, или 40% населения города, который сегодня называется Санкт-Петербург.
Эти дневники собрала профессор истории Бостонского университета Алексис Пери (Alexis Peri), которая наткнулась на них, беседуя с выжившими блокадниками, большая часть которых во время Второй мировой войны были детьми.
Пери сообщила Guardian: «Все они рассказывали мне одну и ту же историю — о героическом победоносном сражении, о сопротивлении, о коллективной солидарности. Потом они зачастую начинали доверять мне и показывали документы своих семей. Сначала письма, потом дневники».
«Меня поразило то, что дневники очень сильно отличались от тех историй, которые я слышала. Даже когда писали и говорили одни и те же люди. Авторы дневников давали их мне и говорили что-то типа: „Я сомневаюсь, что здесь есть что-то интересное, что-то отличное от того, что мы уже вам рассказали“. Но различия были колоссальные».
Пери нашла еще больше материалов в городских архивах и была «поражена тем, как люди вели свои дневники». В них раскрывается истинный размах страданий того времени, когда гражданское население пыталось выжить, не имея пищи, воды в водопроводе и топлива, и страдая от болезней.
Блокада превратилась во «внутреннюю битву» с голодом и изоляцией, которая присутствовала во всех аспектах повседневной жизни и в «каждом уголке сознания», рассказала Пери. «В этом было большое отличие от того, как ее всегда представляли — как открытое столкновение немцев с советским народом».
Отчаяние пропитывает дневник девочки Берты Злотниковой, которая писала: «Я становлюсь животным. Нет хуже чувства, когда все твои мысли о еде».
Другие авторы писали о том потрясении, которое они испытывали, видя истощенные тела ленинградцев в местной бане — скособоченные, как бы бесполые из-за голода. «Это ужасно, одни скелеты, а не люди, — написал заводской рабочий Иван Савинков. — Что с нами будет?»
Александра Любовская была поражены тем, насколько похожи стали мужчины и женщины. «Все одряхлели и сморщились, груди впали, животы раздулись, а вместо рук и ног из морщин торчат одни кости».
Описывая тот ужас, который она испытывала, моя своего сына, чья кожа была покрыта пятнами от цинги, Любовская вспоминала деву Марию, обмывавшую тело распятого сына.
Пери включит этот материал в свою книгу под названием The War Within: Diaries from the Siege of Leningrad (Война изнутри: дневники Ленинградской блокады), которая выйдет из печати в январе.
Она (Алексис Пери) рассказала о своем глубоком уважении к жителям города и о том, что они пережили:
«Ленинградцы — подлинные герои за все то, что они выдержали. Они прошли через немыслимые страдания. Что интересно, в своих дневниках они не называют героических дат.
Они не рассказывают о героическом сопротивлении, описывая свою битву за выживание, они находят другие выражения для описания страданий. Они обращаются к литературе, истории и т.д. В своей книге я исследую альтернативные пути, озвучивая мученичество во время блокады. Моя цель заключается не в отрицании историй героического сопротивления, а в показе новых оценок блокадного опыта»
Она сказала: «Из всего этого выходит, что голод это особенно мучительная форма умирания, которая не только заставляет тело поедать и разрушать себя, но и сеет хаос в сознании, нарушая устойчивость предположений, взаимоотношений и убеждений».
«В дневниках много сцен, когда авторы смотрятся в зеркало и не узнают себя… Это тот тип смерти, когда возникает внутренняя потеря равновесия. Этим ленинградские дневники отличаются от дневников с полей сражений — битв за Москву и Сталинград — где есть ясный и понятный враг, и этот враг внешний. А во время голода враг проникает вовнутрь».
Когда распался Советский Союз, многие дневники хранились в архивах коммунистической партии, но Пери обнаружила, что они были обработаны лишь частично. «Было много дневников, которые выглядели так, будто их никто не регистрировал».
В российских учебниках истории повествуется главным образом о сражении и о фронте, который находился в нескольких километрах от города, а в дневниках «о противнике фактически нет речи», говорит Пери. «Там практически нет упоминаний о немцах или о фашистах. Авторы сосредоточены на людях, которые организуют свою жизнь, а следовательно, на их страданиях — страданиях местных руководителей, соседей, родственников, потому что они превратились в непосредственную угрозу. Они чаще пишут что-то вроде „мои дети потеряли карточки“ или „мои соседи нас обворовывают“. Повседневная жизнь превратилась в поле боя».
Пери отмечает, что авторы дневников «не повествуют о своей жизни в героическом тоне, не пишут о сопротивлении». Она говорит: «Коллективная солидарность хороша для социалистической идеологии, однако в реальности люди чувствуют оторванность от других».
Как минимум десяток авторов сравнивают себя с Робинзоном Крузо. Советский Союз издавна превозносил героя Даниэля Дефо как идеального социалиста, который создает общество с нуля. «Когда авторы говорят о Робинзоне Крузо, это парадоксально, потому что они думают о нем не в духе советской идеологии, как от них требовалось», — говорит Пери.
Один автор дневника жалуется: «Мы ведем примитивную жизнь дикарей на необитаемом острове». Другой пишет: «Я думаю, Робинзону Крузо повезло. Он точно знал, что находится на необитаемом острове, и что рассчитывать он должен на самого себя. Но я нахожусь среди людей».
