Что произошло с президентом Макроном в Санкт-Петербурге? То, что он сказал и не сказал во время своего визита в Россию, — резкий поворот в его внешней политике. Кажется, трудно найти связь между этим фактом и европейскими и международными амбициями, продвигаемыми Макроном до сих пор. Его президентство началось с мощного послания Европейскому союзу и миру: Франция предложила своим союзникам, прежде всего, Германии вместе бороться с кризисом и неудачами в управлении ЕС и с накопившимися в Европе дезинтегрирующими факторами: Брексит, антиевропейские шаги Венгрии, Чехии, Польши и Италии. В этих странах набрали силу так называемые «популисты» всех цветов и мастей. Их всех объединяет враждебность по отношению к ЕС и лояльность к России. В своих выступлениях в Афинах и в Сорбонне в сентябре 2017 года Макрон провозгласил амбициозную повестку дня — переосмыслить и восстановить ЕС. С тех пор он регулярно подчеркивал существование прямой связи между возрождением Европы и успехом своей политики реформ и пробуждением национальных амбиций. Одно не может произойти без другого. В этом контексте Россия упоминалась как сила, дестабилизирующая континент. Но вся эта риторика куда-то испарилась в Санкт-Петербурге.
Позиция по Украине впечатляет — слова «Крым» и «война» не прозвучали ни разу. Макрон признал, что он «также уважает роль, которую играет Россия в своем региональном пространстве». Затем он говорит, что «мирное урегулирование кризиса в Донбассе является ключевым элементом возвращения к мирным отношениям между Европой и Россией». Складывает впечатление, что речь идет не о защите суверенитета Украины, а о том, чтобы избавиться от этой «занозы» мешающей «налаживанию отношений». Однако по случаю открытия Керченского моста, Франция подтвердила, что никогда не признает аннексию Крыма, а Жан-Ив Ле Дриан (Jean-Yves Le Drian), во время посещения Киева, четко назвал Россию «агрессором» в войне на Донбассе, открыто порвав с лицемерной дипломатией «уважения всеми сторонами Минских соглашений». Макрон упомянул санкции всего лишь один раз — и то только для того, чтобы сказать, что французские компании остались в России «несмотря на санкции». Странный способ толковать свою собственную политику. Говоря о Сенцове и Серебренникове, Макрон как будто извинялся за излишнюю французскую чувствительность к вопросу об освобождении деятелей культуры. Тем хуже для украинских заключенных, которые не являются деятелями искусств, а всего лишь журналистами или крымскими фермерами. Разумеется, иногда более эффективно дипломатично обсуждать гуманитарные вопросы, чем настраивать против себя собеседника, рискуя ничего не добиться. Но должен ли президент, отвечая на вопрос о кибератаках, говорить, что Франция и Россия будут сотрудничать по этому вопросу, чтобы «установить общие правила»? Должен ли он говорить о своей встрече с НКО «Мемориал», ежедневно преследуемой властями, заявляя при этом, что «Мемориал» играет важную роль в демократической жизни России?
Но самым тревожным признаком изменения политики является на первый взгляд безобидная цитата из речи Достоевского, которую тот произнес на открытии памятника Пушкину в Москве: «Я убежден, что наши страны хотят и знают, как формировать подлинную почву для примирения». Политики охотно цитируют классические произведения, которые они не читали. Но мы не можем заподозрить Макрона в такой легкомысленности. Не он ли в одном из своих интервью говорил, что опыт и литература «создают чувствительную и интеллектуальную среду, которая остается и влияет на то, как мы смотрим на мир». «Я много занимался философией, но в основном меня сформировала литература», — признается президент. «На самом деле, я всего лишь выразитель любви французов к романтике: это не сводится к формулам, но именно в этом суть политического приключения. (…). Парадоксально, но я оптимистично отношусь к тому, что история Европы, в которой мы живем, снова переживает трагичные времена. (…) Есть много вещей, над которыми стоит снова задуматься. И в этом приключении мы можем снова обрести вдохновение, в котором большую роль сыграет литература».
«Народы Европы и не знают, как они нам дороги! Будущие грядущие русские люди поймут уже все до единого, что стать настоящим русским и будет именно значить: стремиться внести примирение в европейские противоречия уже окончательно, указать исход европейской тоске в своей русской душе, всечеловечной и воссоединяющей, вместить в нее с братскою любовию всех наших братьев».
Этой Европе, которая, по его словам, заявляет русским: «Простите нас, но мы не хотим слышать о вашем православии. Мы — атеисты и европейцы», Достоевский отвечает: «Духовные богатства не зависят от экономического развития. 80 миллионов нашего населения представляют собой такое духовное единство, неизвестное в Европе, что мы не должны говорить о нашей земле, что она так несчастна! В этой Европе, столь богатой разными вещами, подорвана гражданская база всех народов; все это может рухнуть завтра и навеки. И тогда явится на свет что-то небывалое, что-то, что не будет похоже на все, что было до этого. Все богатства, накопленные Европой, не спасут ее от падения, потому что в один момент „все богатство исчезнет". И именно такую гражданскую структуру, прогнившую и подорванную, навязывают нашему народу как идеал, к которому он должен стремиться»!
Невероятно, что президент Франции поддерживает эти жестокие нападки на европейскую цивилизацию, чьи «противоречия» будут решены «Святой Россией». Реванш Святой России действительно стал сегодня идеологией Кремля. Так что он имел в виду? Это зашифрованное предупреждение европейцам, которые недооценивают угрозу России? Скорее всего, таким образом, президент хочет сбросить со своих плеч бремя ответственности за судьбу европейцев, которое он взвалил на себя в одиночку. У него действительно есть причины чувствовать себя брошенным: Британией после Брексита, Италией, которая погружается в антиевропейскую демагогию, Ангелой Меркель, парализованной слабостью ее коалиции и бессильной против мощного пророссийского лобби. Управление мировыми делами — непростая задача. Я думаю, что Макрон гораздо более обеспокоен односторонним выходом США из СВПД, чем слабостью и расколом Европы. Дело не в том, правы США или нет, речь идет о решающем разрыве с евроатлантической солидарностью, которая являлась основой международного порядка. В течение нескольких месяцев Дональд Трамп делал противоречивые заявления о НАТО, международной торговле, Сирии. Этот разрушительный беспорядок, названный Макроном «сильным многосторонним подходом», мог бы объяснить сближение с Путиным.
Не будем обманываться, речь идет о радикальном изменении курса, несмотря на то, что он возрождает старую французскую традицию альянса с Россией. Горькая ирония такого поведения заключается в том, что президент Франции пожертвовал приличиями, ничего при этом не добившись. Какими бы выгодными ни были на бумаге соглашения с Россией по Сирии, Ирану и т.д., Путин снова и снова доказывает, что он не считает себя связанным какими-либо обязательствами, особенно со слабым партнером. Потакать Кремлю в обмен на сотрудничество — это проигрышная стратегия. Твердая позиция в отношении Украины и прав человека имела бы больше шансов на достижение какого-либо соглашения. Макрон может быть прав, думая, что его стратегия реформирования и возобновления ЕС не работает, но он ошибается, полагая, что сближение с путинской Россией является жизнеспособной альтернативой. Это просто забегание вперед.
