В начале романа Александра Солженицына «В круге первом» советский дипломат, который находится в отпуске на своей родине, в Москве, пытается сделать анонимный звонок в американское посольство. Его цель — предупредить американцев о похищении Советами их атомных секретов. Но на линии оказывается тупой, равнодушный сотрудник посольства, и звонок ничем не заканчивается. Вернее, почти ничем. Звонок отслеживают советские спецслужбы. Когда в конце романа дипломата арестовывают и сажают в тюрьму, он напоследок думает об американцах так: «О, каких дураков выращивает сытость».
Дипломат Солженицына явно отражает взгляды, которых придерживался сам автор. Комфорт и безопасность, которыми слишком долго пользовался Запад, влекут за собой самонадеянность, а самонадеянность ведет к глупости. Выжив в ГУЛАГе, Солженицын испытывал едва скрываемое отвращение к западным элитам, имевшим мало опыта политических казней и репрессий. Он также на дух не переносил легион дураков, которые, казалось, сочувствуют социалистическим идеям — с безопасного расстояния и будучи сытыми. В предисловии к «Социализму, как явлению мировой истории» — необычайной книге его друга Игоря Шафаревича — Солженицын отмечает, что социализм окутан «облаком иррациональности», и подчеркивает, что «Социалистические учения кишат противоречиями, теории непрестанно расходятся со своим практическим осуществлением, но по могучему инстинкту, — его тоже вскрывает автор, — эти противоречия никак не мешают все новой пропаганде социализма. И не существует четкого понятия социализма, а лишь расплывчатое, радужное представление о чем-то хорошем, благородном, о равенстве, всеобщности, справедливости <…>
[А на самом деле социализм] стремится редуцировать личность к ее самым примитивным слоям, уничтожить всю высшую, сложную, „богоподобную" часть человеческой индивидуальности. И само равенство, так зажигательно обещаемое социалистами всех времен, не есть равенство прав, возможностей или внешних условий для человека, но равенство-тождество, равенство как внутренняя идентификация разнообразного — к однообразному».
В своем предисловии Солженицын сосредоточился не только на марксизме, в котором, по его мнению, «нет даже атмосферы научных исследований»«, но и на социалистической мысли в целом: социализме как эмоциональном импульсе, генеалогия которого уходит очень далеко. Именно эту генеалогию рассматривает Шафаревич в своей книге «Социализм, как явление мировой истории». На английском языке она вышла в 1980 году в издательстве «Харпер энд Роу» (Harper & Row), с тех пор не переиздавалась. Но ее можно бесплатно скачать в интернете в нескольких форматах. Во времена, когда кандидаты в президенты дружно болтают о «демократическом» социализме, это будет очень полезным чтением.
В первой части под названием «Хилиастический социализм» автор прослеживает ранние корни социализма в еврейском и христианском апокалиптизме и милленаризме. На протяжении всей христианской эпохи примитивные формы социалистической мысли особенно ярко проявлялись в сообществах еретиков, таких как катары, вальденсы, анабаптисты и рантеры.
Вторая часть, «Государственный социализм», посвящена протосоциалистическим режимам и экспериментам в древнем Китае, Египте, Месопотамии, империи инков и государстве иезуитов в Парагвае XVII и XVIII веков. Поклонники фильма Ролана Жоффе (Roland Joffé) «Миссия» могут удивиться, узнав, что «редукции» иезуитов, или общины, созданные Обществом Иисуса для индейцев гуарани, были не такими идиллическими, как предполагает сценарий.
Как писал тогда один иезуит о жилищах, в которых заставляли селиться гуарани, «зловоние с непривычки было невыносимо». В большинстве домов гуарани не было окон и каких-либо средств вентиляции. Шафаревич отмечает, что, несмотря на существенные плюсы — отдых в воскресенье, отсутствие голода, защиту от колониальных работорговцев, гарантированное жилье и одежду — жизнь в редукциях была строго регламентирована. Там была строгая дисциплина. Работать на коммунальных землях было обязательно. Частной собственности и денег практически не было. Самовольный уход был запрещен. Путешествовать без сопровождения священника было запрещено, а еще иезуиты контролировали выбор партнеров для заключения брака.
По словам автора, «почти удавшаяся попытка иезуитов загнать сотни тысяч человек в муравейник кажется гораздо более пугающей картиной, чем жизнь в суровом трудовом лагере». По иронии судьбы, в этих райских поселениях рождаемость среди гуарани на самом деле снизилась. В результате «иезуиты были вынуждены прибегнуть к различным средствам давления на индейцев в надежде увеличить население».
В третьей части книги автор анализирует четыре самых существенных, по его мнению, черты социалистической мысли: упразднение частной собственности, упразднение семьи, упразднение религии и неустанное стремление к общности или равенству. Эти черты проявляются в разных социалистических экспериментах по-разному и в разной степени, но, как утверждает Шафаревич, они присущи всей социалистической мысли.
Сердце социалистического импульса в понимании автора — структурная враждебность идее человеческой индивидуальности и почти суицидальное безразличие к будущему вида. Ничто из этого не проявляется открыто и даже смутно не ощущается большинством приверженцев многообразных социалистических течений — менее всего, возможно, обеспеченными и чувствующими себя в безопасности американскими «демократическими» социалистами. Но в итоге все потоки социалистической мысли текут в одном направлении. «Социализм, — пишет автор, — это то, что остается от духовной структуры человечества, если потеряна связь с Богом». И тогда оно сознательно или (чаще) неосознанно, наконец, «стремится организовать человеческое общество в соответствии с новыми принципами, которые можно сравнить с инстинктивными действиями сообществ насекомых».
У работ Шафаревича, который умер в 2017 году, были критики. Его обвиняли в антисемитизме, — это обвинение он решительно отвергал. В последующие годы его также критиковали за явный уход в крайне правую политику и чрезмерный русский национализм. Но это нисколько не умаляет провокационную мощь «Социализма, как явления».
Как писал Солженицын в своем предисловии, текст Шафаревича «убедительно показывает нам и диаметральную противоположность концепции человека во всякой религии и во всяком социализме». Горькая ирония заключается в том, что книга «появляется под пером математика с мировой известностью», потому что в мире, где истинные гуманитарии были раздавлены во имя извращенного социалистического гуманизма, «представители точных наук в коммунистическом мире вынуждены заменять своих уничтоженных братьев».
