Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Участник ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС в интервью Postimees рассказал, что боялся работать вблизи разрушенного реактора. Однако питание "как у космонавтов" и чувство юмора сглаживали психологическое напряжение.
В ночь на 26 апреля 1986 года на Чернобыльской АЭС прогремел взрыв, разрушивший четвертый энергоблок. На место трагедии сразу же начали направлять специалистов и военных со всего Советского Союза для ликвидации последствий аварии. Из Эстонии было отправлено 4833 человека. Среди них был гость студии "Реальная история" Георгий Иванович Зыков, который поделился воспоминаниями о работе в радиоактивной зоне.
Postimees: Георгий Иванович, скажите, как вы узнали об аварии на АЭС?
Георгий Зыков: Мы слушали тогда радио, и в новостях почти сразу прогремело о том, что произошло в Чернобыле, но подробностей мы на тот момент не знали, только со временем постепенно все стало вскрываться. Мне повезло, я сразу не был призван, но через два года все же пришла повестка. Я отправился в радиоактивную зону, как и многие другие. Нас была большая группа.
– Как вас готовили? Проходили ли вы какой-то инструктаж?
– Нас отвезли в Ригу, переодели в военную форму, организовали инструктаж. На медкомиссии немного рассказали о радиации. Но главное сказали, что надо слушать начальство. Когда мы прибыли на место, я знал, что буду работать на экскаваторе, однако машины мне не досталось. По совету товарища я пошел работать в столовую. Там в селе Стечанка проработал три месяца. Село расположено в 25 километрах от Чернобыля.
– Чем вам запомнилась эта деревня?
– Деревня была абсолютно пустая. Ни души. Только щенки бегали, больших собак почему-то не было, может, их уничтожили, даже не знаю. Но этих собачек мы постоянно подкармливали, так что они нас любили. В нашем селе вообще не было людей, я знал, что в некоторых жилых пунктах оставались люди, но мы с ними не контактировали.
– Расскажите, как проходил ваш рабочий день?
– Подъем был после шести, в семь часов уже должен был быть готов завтрак. Я как старший сержант контролировал работу поваров. Ребята приходили, завтракали и уезжали на работу. Дальше обед мы отвозили на саму атомную электростанцию к реактору. Загружали все в термосы и кормили там всех. Интересно, что радиация, конечно, попадала и на еду, но радиация не видна, поэтому все равно все ели. Радиация не мешала, когда человек голодный. Ну а вечером все опять приезжали в Стечанку в столовую и ели там.
– Как часто вас проверяли на уровень радиации?
– Нас проверяли каждый день. У всех на нагрудном кармане висел прибор, похожий на ручку, офицеры с него снимали данные и вели записи по каждому из нас. Мы знали, что нельзя было превышать в сутки норму в 11 микрорентген. Сколько мы набрали под конец срока пребывания в зоне отчуждения, я не знаю. Нам не говорили. Были случаи, я не раз был свидетелем, когда при проверке, например, машин стрелка дозиметра зашкаливала. Ведь металл сильно впитывает радиацию и требуется около 150 лет, чтобы металл отчистился. Так что по всей зараженной территории было огромное количество могильников из машин. Делали так: выкапывали большую яму и укладывали машины в ряд, потом сверху еще этаж машин и еще. Дальше засыпали землей, разравнивали танком и опять засыпали землей. Так избавлялись от высокорадиоактивных машин.
– Когда вы приехали на ликвидацию, какой вы увидели природу?
– Мы приехали зимой и все было в снегу. Особо ничего необычного не было, но, когда снег начал таять и мы увидели лес, изумились, что он был желтого цвета.
– Что вас больше всего пугало?
– Все пугало, потому что каждый день я находился около разрушенного реактора. Ведь радиация не видна и непонятно, что с тобой происходит.
– За время, что вы пробыли в зоне отчуждения, происходили ли с вами какие-то смешные случаи или истории, которые приятно сейчас вспоминать?
– Все было. Приятно вспомнить, какое у нас было питание. Полноценное, обильно, вкусно было. Кормили, как космонавтов. Смешного тоже хватало. Например, сидели с приятелями около дома, а там в мае расцвела груша. Я на нее посмотрел и сказал всем: "Все остаюсь здесь до урожая." Парни покрутили у виска, но потом все смеялись, потому что сразу не поняли, что я шучу.
– Когда вы там находились, вы использовали маски или спецкостюмы для защиты от радиации?
– Нет, я работал в столовой и не пользовался такими средствами, а те, кто работал в самом реакторе, конечно, использовали различные покрытия для защиты. Когда я возвращался домой, всю одежду и обувь оставил в Чернобыле.
– Хотелось вернуться домой?
– Очень хотелось. Писал жене письма. Как-то признался, что бросил курить, а она мне пишет ответ: "Ну ты врать, открыла конверт – чуть не задохнулась!". Ну там кругом ребята курили постоянно, вот письмо и пропахло. Ну а с алкоголем вообще смешно было. Расслабиться ведь хотелось. И вот другу жена прислала посылкой баночку клубничного варенья, как положено, красного цвета с подписью, но на самом деле внутри была водка. Вот так иногда могли пригубить, но мы не увлекались, как некоторые.
– Как вы оцениваете свой вклад в ликвидацию?
– Я сделал все, что смог. На протяжении 37 лет меня каждый год поздравляют с годовщиной. Государство помогает дотациями.
– Если вы вернуть время вспять, вы бы поехали в Чернобыль или нашли причину не ехать?
– Знаете, спустя годы, я думал, только о том, что мне хотело бы поехать в Чернобыль на экскурсию.
– Какие уроки вы лично извлекли из этой трагедии?
– Радиация – это зло!
Автор: Анастасия Петерсон
