Дэвид Кларк был специальным советником министерства иностранных дел Великобритании в период 1997-2001 годов
7 апреля 2004 года. Сохранять чувство перспективы перед лицом такой неистовой террористической кампании, какую осуществляет "Аль-Каида", всегда было нелегко; некоторым это давалось труднее, чем остальным. Утверждение Джеймса Вулси (James Woolsey), бывшего директора Центрального разведывательного управления США, что мы ведем сегодня "третью мировую войну", выделяется из общего ряда как особенно глупый пример гиперболического преувеличения, которые были характерны для значительной части дебатов в последние два с половиной года. То же самое можно сказать и об утверждении Тони Блэра (Tony Blair), что террористическая угроза является "экзистенциальной" по своему масштабу.
Исламский терроризм представляет угрозу физическому существованию тех, кто должен быть убит в результате его акций, о чем нам напомнило вчерашнее сообщение о заговоре с целью взорвать в Великобритании химическую бомбу. Однако эта угроза не сопоставима с угрозой для западной демократии и европейского еврейства со стороны нацизма в 1930-1940-е годы, не говоря уже о перспективе ядерного истребления в годы "холодной войны". Выборы политического пути, которые проистекают из подобного предположения, почти наверняка будут неправильными.
По тем же причинам является нонсенсом утверждение, что Америка и ее союзники "проигрывают войну с террором". Способность "Аль-Каиды" осуществлять ужасающие террористические акции, быть может, и продолжает возрастать, но ее настоящая миссия - создать панисламскую теократию - обречена на неудачу. Даже талибанизированные Пакистан или Саудовская Аравия стали бы слишком ослабленными, чтобы представлять собой нечто большее, чем временную и локализованную угрозу. Идеология исламизма и дальше будет сдерживаться той отсталостью, которую она делит с другими формами религиозного фундаментализма.
Несмотря на это Буш-младший (George W. Bush), играя с таким рвением ту роль, которую для него написал Усама бен Ладен (Osama bin Laden), кажется, полон решимости проверить на практике эту теорию до ее полного развенчания. Если оккупация Ирака должна была принести демократию и просвещение в самые темные уголки арабской улицы, то сейчас должно быть очевидным, что это был эффектный просчет. Вместо этого мы получили спираль насилия, которая теперь включает нападения на коалиционные силы вооруженных элементов шиитского большинства населения Ирака.
Более того, за принудительным закрытием воинствующей шиитской газеты, которое и спровоцировало эту реакцию, последовало применение вертолетов огневой поддержки в районах застройки, что заставляет думать о том, что Ирак сползает к циклу репрессий и сопротивления, который обыкновенно кончается поражением оккупирующей державы.
Вместо того чтобы нанести удар по терроризму, вторжение в Ирак спустило с привязи те самые силы экстремизма, которые оно должно было уничтожить. Это не должно нас удивлять. Успех стратегии контрпартизанской войны всегда зиждется на двух взаимосвязанных элементах: военной кампании против тех, кто использует насилие, и политической кампании, которая имеет целью изолировать их от широких народных масс. Вторгнувшись в Ирак, администрация Буша-младшего нарушила оба эти принципа одновременно.
Ричард Кларк (Richard Clarke), бывший глава контртерроризма в Белом доме, в своих мемуарах раскрывает, до какой чрезмерной степени те, кто планировал "войну с террором" были зациклены на личности Саддама Хусейна (Saddam Hussein) даже после того, как ответственность за уничтожение Башен-Близнецов была возложена на бен Ладена. На следующий после трагедии день Дональд Рамсфелд (Donald Rumsfeld) даже предложил бомбить Ирак на том основании, что в Афганистане не было хороших целей для удара. Его совет был проигнорирован - но не надолго.
Вместо того чтобы сфокусироваться на стабилизации Афганистана и заняться преследованием большого числа убежденных террористов, которым удалось уцелеть после падения талибов, администрация Буша-младшего решила расширить войну с террором и осуществить акт геополитического авантюризма, который предусматривался придуманным неоконсерваторами планом действий еще тогда, когда большинство высокопоставленных официальных лиц даже и не слышали об "Аль-Каиде".
Отвернув свой взор от выбранной цели, правительство США не только позволило бен Ладену и его последователям бежать и перегруппироваться; оно попыталось расширить свою базу политической поддержки, продемонстрировав полное безразличие к мнению мусульман. Вторжение в Ирак, может быть, и было обернуто в высокую риторику необходимости освободить страдающих иракцев от жестокого режима, но большинство мусульман понимают, что США свергли Саддама в силу той же причины, по которой они его возвели на трон: чтобы обеспечить благоприятный для себя баланс силы.
Это восприятие двойных стандартов усугублялось тем фактом, что не было сделано серьезной попытки рассмотреть законные жалобы мусульман или арабов. "Дорожная карта" к мирному урегулированию арабо-израильского конфликта заперта в перчаточном ящике, так как Шарон (Sharon) продолжает свою незаконную аннексию палестинских земель под предлогом строительства стены безопасности и ведет свою собственную милитаристскую и безуспешную войну с террором. А тем временем Буш-младший делает вид, что не замечает этого. Результатом этого стало то, что в тех странах, где "Аль-Каиде" необходима легитимность, чтобы собирать деньги и вербовать последователей, Великобритания и Америка в силу своего бездействия проигрывают пропагандистскую войну.
Неоконсерваторы громко осуждают всякого, кто доказывает, что попытка умерить недовольство, которым охвачен мусульманский мир, должна стать неотъемлемой составляющей всякой успешной контртеррористической кампании. Они даже дают понять, что это "вознаграждение за террор" и "акт "умиротворения". Однако обязательные ссылки на 1930-е годы и одержимость неоконсерваторов Черчиллем показывают, насколько глубоко они заблуждаются относительно характера угрозы.
Те, кто разработал классическую противопартизанскую тактику во время освободительных войн в бывших колониях, понимали различие между войной против государства и войной против повстанческого движения. На своем опыте эти военные люди поняли, что необходимо нанести повстанцам политическое поражение. Неоконсерваторы это отрицают как позицию либералов, однако, как и их ястребино-голубиный президент, большинство из них ни разу даже не поцарапали себе колен, защищая свою страну.
Блэр, надо отдать ему должное, всегда хотел вести войну с террором преимущественно как кампанию за завоевание сердец и умов. Его выступление на лейбористской конференции вскоре после событий 11 сентября 2001 года было провидческим в том смысле, что он высказал желание разобраться с теми бедами, которые служат питательной средой для террористов. И лишь позже этот его инстинкт был задавлен еще более сильным желанием стать на сторону Буша-младшего. Именно за эту ложную иерархию приоритетов и нужно винить Блэра.
Блэр заплатил высокую цену за свою решимость любой ценой избежать трений в особых отношениях (с Соединенными Штатами) и нежелание обусловить поддержку Великобритании более жесткими требованиями. В данный момент представляется, что он займет место в истории как соавтор войны с террором, которая сделала нас еще более уязвимыми, чем когда-либо прежде. Победа Керри (Kerry) на президентских выборах в США, быть может, является для него последней возможностью избежать этой участи. Всякое чувство смущения, которое он, быть может, станет испытывать при известии о поражении на выборах еще одного союзника в войне с Ираком, уступит место чувству облегчения в связи с возвращением Америки в семью сторонников коллективных действий и с теми возможностями, которые это возвращение создаст для войны с террором, что, быть может, позволит снизить террористическую угрозу.
