Хотя это и может показаться невероятным, но президент Дж. Буш продолжает настаивать на своих планах немедленного введения демократических норм жизни в Ираке. И это отнюдь не случайно: идея о проведении демократических реформ в арабском мире занимала центральное место в англо-американской позиции по Ираку. И в этом нет ничего удивительного. Демократия превратилась в своего рода универсальную визитную карточку Запада, стала своего рода словом-заклинанием, которое произносится в каждой не оправдавшей надежд Запада стране (в удобный в политическом плане момент, разумеется), панацеей для решения всех проблем стран, где демократией и не пахнет.
Бахвальство и размахивание направо налево демократией - во многом явление, возникшее во второй половины столетия после разгрома фашизма. До этого времени значительная часть Европы находилась во власти диктаторских режимов, зачастую чрезмерно жестоких или отвратительно великодушных. Идея демократии как западной добродетели обагрилась кровью во времена 'холодной войны', хотя ее применение носило строго избирательный характер: те многие диктаторские режимы, что дружили с Западом, получали без проблем членство в клубе стран 'свободного мира'; 'свобода' была важнее демократии.
По этой причине такие враждебные принципам демократического правления страны, как Южная Африка с ее режимом апартеида, Южный Вьетнам времен правления Дьема или Испания периода правления Франко были с большой легкостью причислены к странам 'свободного мира'. Однако только после крушения социализма 'рыночная экономика и демократия' впервые стали- хотя бы в качестве основополагающего принципа - универсальным рецептом для любой отдельно взятой страны.
Как ни странно понятие демократии рассматривается на Западе в отрыве от исторического контекста. Оно представляется чем-то вечным и неизменным, не имеющим ни исторической, ни культурологической специфики, своего рода универсальной всемирной истиной. Но, конечно же, нет ничего вечного. Западная модель демократии, как и все прочее, являет собой определенную фазу в историческом развитии, и для своего существования зависит от определенных условий. Несмотря на расхожее мнение, не следует полагать, что ее применение носит универсальный характер, как и то, что она будет существовать вечно.
Россия в этом отношении является классическим примером, указывающим на заблуждения и стойкие предрассудки Запада по поводу демократии. Для Запада после распада СССР простым ответом на все беды и недуги молодого российского государства был рецепт, включавший в себе сочетание рыночной экономики и демократии. Рыночная экономика создана не была, хуже того, попытки ее создания при Ельцине с благословения Запада привели к крупномасштабному разворовыванию наиболее ценных природных богатств друзьями 'семьи'.
Страна и поныне платит жуткую цену за то, что имела глупость последовать совету Запада. Между тем демократии был нанесен значительный урон личной властью Путина, несущим в себе напоминание о прошлом страны, долгое время жившей в условиях деспотии. Какие из всего этого можно извлечь уроки и выводы? История и культура оставляют неизгладимый отпечаток на характер любой демократии. То же самое происходит и с понятием рыночной экономики.
Полный воодушевления и энтузиазма по поводу непреходящей ценности идей демократии, сам Запад, однако, страдает болезнью, называемой историческая амнезия. Так, всеобщие выборы состоялись в Британии всего 80 лет назад, и страна к этому времени была уже высокоразвитой индустриальной державой. Во многих других западноевропейских странах это произошло еще позже. Подавляющее большинство стран, в которых произошла промышленная революция и последовавший за ней бурный экономический рост, включая Великобританию, жили в то время в условиях авторитарных режимов. В большинстве более поздних примеров экономического чуда - странах Юго-Восточной Азии - подобные впечатляющие результаты были достигнуты при тоталитарных режимах. Легитимность подобных режимов в значительно большей степени зависела от темпов экономического роста нежели от выборной системы.
Демократия, как свидетельствует весь ход исторического развития, не очень способствует созданию условий, необходимых для бурного экономического роста. Что выглядит весьма иронично, учитывая, что демократия ныне является универсальным рецептом Запада для развивающихся стран. Это, конечно, вовсе не означает, что для достижения бурного развития экономики обязательно требуется наличие авторитарной системы правления. Так, латиноамериканская модель оказалась крайне слабой, а азиатская, наоборот, очень эффективной. Это не означает также и то, что демократия не может обеспечить бурных темпов экономического развития. В этом смысле Индия - характерный пример. То есть демократия не является универсальной формулой экономического прогресса, независимо от уровня развития того или иного государства.
Запад традиционно считается родиной демократии. Однако, часто забывают тот факт, что у западных стран имеется множество общих черт и особенностей, не сразу бросающихся в глаза. Они были первыми странами, в которых произошла индустриализация. Они колонизировали большую часть населения планеты и при этом последовательно отрицали право народов своих колоний на демократию. Все они были моноэтническими государствами. Развивающиеся же страны в своем большинстве столкнулись с прямо противоположными обстоятельствами: им требовалось добиться экономического скачка в условиях, когда на планете экономически доминировал Запад. Из-за многолетнего колониального владычества в этих странах напрочь отсутствовали демократические традиции. По своему национальному составу эти государства были многонациональными.
На Западе часто забывают об огромных трудностях, связанных с многонациональным составом населения. Как подчеркивает Эми Чуа в 'Мир в огне', демократия далеко не является достаточным условием и залогом для успешного правления в многонациональных обществах характерных для Африканского и Азиатского континентов. Демократия, политика, проводимая в интересах большинства населения, позволяет главной по численности этнической группе править в стране практически безраздельно. В многонациональных странах, таких как Малайзия или Нигерия, для обеспечения стабильности в государстве необходимо достижение межнационального согласия; демократия, опирающаяся на соблюдение прав национального большинства и национальных меньшинств, никак не согласуется с данным подходом.
Более того, в странах с разными культурными традициями демократия проявляет себя по-разному. В Японии, например, либеральные демократы, за исключением непродолжительного по времени перерыва, формировали каждое правительство страны, начиная с того момента, когда демократия была установлена в этой стране более 50 лет назад. При этом политические споры могли возникать скорее между неизбранными фракциями правящей партии, чем между избранными партиями. Японская модель демократии - или корейская или тайваньская - может иметь такие же внешние признаки и атрибуты, что и западная демократия, но на этом вся их схожесть и заканчивается.
Если ошибкой является рассматривать западную демократию в качестве некоей всеобщей абстракции, которую одинаково успешно можно применять по всему земному шару, ошибочно было бы представлять ее как нечто застывшее в времени и не подверженное изменениям. Безусловно, имеются основания для того, чтобы считать, что западная демократия в том виде, каком мы ее знаем, в настоящее время находится в упадке. Доказательств тому множество: падение влияния и доверия к политическим партиям, резкое снижение явки на выборы, растущее недоверие к политикам, падение престижа и роли политики в общественной жизни государства. Указанные тенденции наблюдаются практически повсеместно на протяжении последних 15 лет.
Глубинные причины являются еще большим предметом для беспокойства, чем наблюдаемые симптомы. Введение всеобщего избирательного права и возникновение политических партий в современном понимании совпало с ростом рабочего и профсоюзного движения, которое требовало расширения числа участвующих в выборах категорий населения и заставляло политические партии активно участвовать в обеспечении явки избирателей. Более того, рост современного рабочего и профсоюзного движения обеспечил обществу реальный выбор: вместо логики рынка оно предложило иную философию и другой тип государства. Падение популярности традиционных социал-демократических партий, как это видно на примере Новой лейбористской партии, означало начало постепенного исчезновения возможности такого выбора, во всяком случае в глубинном значении этого слова. В результате процесс голосования был во многом обессмыслен. Политика сместилась в определенный участок общественной жизни - в сторону рынка.
Влияние рынка проявляется во многих формах. Именно рынок диктует порядок финансирования политических партий: крупный бизнес и богачи столь же необходимы Новым лейбористам, что и консерваторам. Те же интересы финансируют, а соответственно и оказывают влияние, на партии. Большие деньги заказывают музыку. И нигде это не проявляется так отчетливо и явно, как в американской политике, которая стала ничем иным как плутократией при посредничестве демократии, а не наоборот.
По мере того, как средства массовой информации вытеснили традиционные формы устных выступлений и предвыборной мобилизации масс, неуклонно отмечался рост значения контроля СМИ для формирования политической линии и влияния на результаты голосования. Наиболее тревожный сигнал мы наблюдаем в Италии, где хозяин большого числа частных медиа-изданий Сильвио Берлускони смог с их помощью превратить итальянскую демократию в своего рода медиакратию, поставив политику и государство практически в положение заложников своей личной власти и богатства.
Вполне возможно, что события последнего времени указывают на более глубокие, коренные проблемы западной демократии. Поскольку между свободным рынком и демократией отношения складываются отнюдь не гармоничные, как это любит изображать западная пропаганда, демократия, требуя плюрализма ценностей и ориентиров, фактически превратилась сдерживающий фактор, противовес для рыночных реформ.
Что случится, когда между демократией, выступающей в роли здорового сдерживающего фактора, и рынком создастся опасный дисбаланс, лидирующее место в котором займет именно рынок, а потребительская психология глубоко проникнет в сознание широких масс, пропитает политику, так же, как она уже сумела пропитать все поры общественной жизни? Демократия окажется в заложницах у рынка. В Италии ей уже тяжело дышится. В США она дала глубокую и все расширяющуюся трещину. Отметим в заключение, что демократия не является ни банальностью, ни вечной истиной - ни для Запада, ни для всего остального мира.
Мартин Жак - сотрудник Центра исследований экономики стран Азии Лондонской школы экономики
