Нельзя не испытать своеобразного мрачного восхищения перед тремя пьяными стюардами с аэрофлотовского рейса N 713 из Москвы в сибирский город Нижневартовск, которые в понедельник избили одного из пассажиров, когда тот попросил принести ему выпить.
Одним идиотским поступком они сумели возродить в сознании всего мира три негативных стереотипа, связанных с Россией, которым в противном случае угрожало бы исчезновение, а именно: что российский обслуживающий персонал невероятно груб, что российские авиалинии невероятно опасны, и что россияне постоянно находятся в состоянии невероятного опьянения.
Я сказал 'исчезновение', потому что в последнее время российские продавцы и официанты начали дружелюбно улыбаться клиентам, пиво стало приходить на смену водке в качестве самого популярного напитка, а обычный рейс 'Аэрофлота' по маршруту Лондон-Москва мало чем отличается от среднестатистического рейса 'British Airways' - такой же западный самолет, такой же проворный персонал, такой же поднос с маленькими порциями неаппетитной еды на откидном столике.
В том, что касается международных рейсов 'Аэрофлота' - а только такими рейсами летает большинство читателей этой колонки - имидж компании намного улучшился с 1994 г. - когда он снизился до предела после того, как пилот рейса Москва-Гонконг дал малолетнему сыну 'порулить' самолетом. В результате самолет врезался в землю, и все 75 человек на борту погибли.
Однако на внутренних рейсах 'лицо' российской авиации по-прежнему выглядит грубовато. Всего шесть лет назад я летел из Москвы в Ниццу на аэрофлотовском самолете, где еще сохранилась носовая плексигласовая кабина для бомбардира.
На большинстве внутренних маршрутов 'Аэрофлота' и его конкурентов - 'детских флотов' - все еще используются старые советские самолеты - я до сих пор ощущаю запах обивки их кресел. Это большие 'Илы' с багажным отделением в брюхе, напоминающим дровяной сарай; небольшие двухмоторные поршневые 'Аны', внутри которых стоит оглушительный шум - однако во время одного полета из Крыма именно в таком самолете парочка пассажиров ухитрилась заняться любовью в туалете; маленькие и шустрые реактивные 'Яки' (однажды, когда я летел на одном из них из Киева, пилот неожиданно обнаружил, что взлетная полоса находится на ремонте, и взлетел прямо с соседнего травяного поля), и небесные 'рабочие лошадки', Ту-154, настолько прочные, что уничтожить их может только столкновение с землей.
В какой момент я начал терять веру в постсоветскую авиацию? Может быть, перед рейсом Москва-Воркута, когда я увидел совершенно лысые шины на шасси самолета? Или тогда, когда я летел из Ростова в Тбилиси в 'Яке', перегруженном настолько, что пассажиры стояли в проходе, а прямо у меня перед носом возвышалась до потолка пирамида из коробок с яйцами - в случае катастрофы я просто превратился бы в начинку для гигантского омлета? Или это было в Махачкале на побережье Каспия, когда самолет, выруливая на взлетную полосу, вдруг остановился, потому что один из моторов не работал, и техник починил его с помощью одной отвертки, а потом весь полет до Москвы в салоне стоял запах гари?
Впрочем, полностью эта вера никогда не исчезала, ведь летчики, похоже, остаются на высоте в любой чрезвычайной ситуации. Если бы мне надо было садиться на заснеженное поле, я предпочел бы, чтобы за штурвалом был русский. Однажды кто-то поделился со мной главным секретом российской гражданской авиации. 'Хорошие пилоты, - сказал этот человек, - и крепкие шасси'.
