Не зря ее называли 'Старые серые 'Времена'' (The Good Gray Times - пер.): она такой и была. Вся черно-белая, с армией читателей по всей стране. В течение нескольких десятилетий на первой полосе The Times (здесь и далее в статье имеется в виду газета The New York Times - пер.) каждый божий день в восемь колонок печатного текста была плотно упакована ровно дюжина статей, лишь изредка оживляемых немногочисленными фотографиями и картами. Если в 1900 году на первой полосе помещалось 10 тысяч слов, то в 50-х годах их было всего 4,5 тысячи.
Как все-таки меняются времена! Меняется с ними и The Times. Сегодня на первую страницу, как правило, выносится шесть статей, в общей сложности составляющих около 2,2 тысячи слов. Они искусно скомпонованы в горизонтально и вертикально ориентированные колонки, сдобрены тремя-четырьмя цветными иллюстрациями и дополнены отделом с первыми строками еще пяти-шести статей, которые идут уже на других страницах.
Однако сильно изменилось не только это. Гораздо более серьезные изменения претерпело содержание. The Times уже давно по праву гордится серьезностью своих геополитических материалов, будь то сообщения о беспорядках где-нибудь за рубежом, драки между демократами и республиканцами в Вашингтоне или политическая жизнь крупных городов.
Однако в последние годы спектр сообщений, выносимых на первую полосу, существенно расширился, в соответствии с повышенным интересом читателей к таким темам, как финансы, семейные дела, техника, медицина и исследование космоса. На первой странице также отражается существенно больший интерес, проявляемый газетой к авторам, пишущим более ярко. Телевидение и радио сильно американизировали разговорный английский, и The Times, которая всегда была известна своим строжайшим следованием языковым нормам, стала так же серьезно задумываться над тем, чтобы ее язык был понятен среднему читателю.
Однако The Times не удалось так же хорошо приспособиться к другим запросам своих читателей. Многие спрашивают, например, почему газета, столь много написавшая про Уайтуотерский скандал с недвижимостью, имевший место еще перед тем, как к власти пришел Билл Клинтон, сегодня почему-то не выносит на первую полосу финансовые махинации компании Halliburton, связанной с [вице-президентом США] Диком Чейни (Dick Cheney)? А почему в таком случае первой полосы удостоилось так много материалов The Times о тюрьме 'Абу-Граиб' (Abu Ghraib)? Почему туда выходит художественная, по существу, статья об американской молодежи японского происхождения, но при этом там нет ничего о недостатках федеральной системы контроля продажи оружия?
По таким вопросам часто можно безошибочно узнать, к какой возрастной группе относится читатель, где живет, и каковы его политические предпочтения. В любом случае, сейчас, не видя реальную ситуацию, вплоть до времени суток, в которое разворачивается действие статьи, не будучи в состоянии объективно оценить ее важность для данного конкретного момента, вряд ли разумно гадать, почему в таком-то номере на первой полосе напечатали именно этот материал, а не другой.
Назначение Дэна Окрента (Dan Okrent) первым редактором по связям с читателями позволило наконец услышать все эти вопросы. Он и раньше утверждал подборку материалов для первой полосы, и я очень сильно удивлюсь, если его полномочия в этом отношении изменятся в будущем. Утверждение первой полосы - один из неотъемлемых элементов процесса ее разработки, как и два ее самых важных недостатка - трудно найти нужную статью, и трудно уловить связь между ними.
Сам по себе системный и всесторонний подход The Times к освещению любых событий порождает такое количество материалов, что читателям - и даже некоторым редакторам - впору молиться, чтобы кто-нибудь изобрел специальный газетный компас, который помог бы не заблудиться в лабиринте новостных статей. А при том, что сейчас, когда все вокруг предлагают новости обо всем и в любое время суток, читатель, как правило, уже знает о самом происшествии в тот момент, когда берет газету с прилавка, и его интересуют прежде всего подробности и комментарии.
Почему же такое внимание первой полосе?
Первая полоса The Times традиционно выполняет несколько функций. При первом же взгляде на нее читатель видит заголовки всех сообщений о самых главных событиях этого дня, причем заголовки в ясно выраженной форме сгруппированы по важности события по сравнению с другими днями. Когда в мире происходит что-то действительно важное, редакторы всегда готовы выделить место для крупных заголовков (например, ПЕРВЫЙ ШАГ ЧЕЛОВЕКА ПО ПОВЕРХНОСТИ ЛУНЫ или ТЕРРОРИСТИЧЕСКИЙ АКТ В СОЕДИНЕННЫХ ШТАТАХ).
В обычный же день главная новость помещается в крайнем правом ряду и имеет заголовок на ширину своей колонки. Уже само положение статьи подсказывает читателю, что на сегодняшний день это самая горячая новость, так что редакторам нет нужды выделять ее крупным заголовком. Помещается же она в привилегированное место на основе предпочтений редакторов и директоров отделов новостей по всей стране, которые каждую ночь делают сотни заключений о различных материалах, печатаемых в The Times.
В любой день, когда есть большие новости, о выборе, конечно, никто не задумывается. Но именно в дни 'неудачной охоты' The Times проверяется на прочность, как и любой другой орган массовой информации, держащий высокую марку. Например, вряд ли вы когда увидите, что каналы или газеты, рассказывающие все и обо всех, в такие дни рассказывают о закулисных делах правительства или о новостях совсем уж неполитического свойства.
А вот, например, в прошлый понедельник, один из таких 'критических' дней, The Times вынесла на первую полосу эксклюзивные статьи обоих этих типов - одну о том, что в ФБР для допроса вызывали участников политической демонстрации, а другую - об изменении молодежной моды от панка к преппи (модное направление, берущее за основу форму дорогих и престижных частных учебных заведений - пер.)
Как и вся газета целиком, первая полоса The Times отражает вкусы более образованных читателей с широким кругозором и четкими предпочтениями. Например, если в свое время упор делался на женщин - сейчас сказали бы 'поощрялся женский контингент' - и на одном из многочисленных разворотов The Times делали специальную ежедневную полосу, которую мы называли 'МЯСО' - мода, яства, семья и обстановка, - то сейчас им больше нравится читать о диетах, разводах и распродажах, причем не где-нибудь, а на первой странице.
Кто решает, что куда поставить
Как правило, в полдень и затем еще раз в полпятого вечера на оперативное совещание собираются восемнадцать плюс-минус сколько-нибудь редакторов отделов, чтобы представить свои предложения относительно материалов, которые они предлагают направить на первую полосу. Исполнительному редактору, как и управляющим, всегда нужна активная дискуссия. Все это знают, и, даже когда дискутировать, собственно, не о чем, каждый помнит первый неписаный закон журналистики: молчание смерти подобно. Есть новости, нет новостей - неважно.
Каждый начальник отдела в The Times каждый день старается представить материал погорячее - даже когда день очевидно холодный. Можно, например, предложить новый поворот в какой-нибудь долгой истории - например, как федеральные органы пытаются узнать, кто же раскрыл одному из газетных обозревателей из Вашингтона имя сотрудницы ЦРУ Валери Плейм (Valerie Plame). Можно начать новую серию репортажей, например, июльский проект The Times 'Смерть на трассе' ("Death on the Tracks") о том, сколько человеческих жизней теряется на наших перекрестках в результате аварий, которые можно было бы предотвратить.
В иных случаях редакторы соглашаются 'смешать коктейль' и занять первую полосу статьей, которая вряд ли получит продолжение, но явно будет интересна разным группам читателей. Например, к явному неудовольствию старшей возрастной группы, недавно на первой полосе появился материал, из которого следовало, что носить рубашку заправленной в брюки спереди, но навыпуск сзади - это стильно.
Когда происходит какое-нибудь значительное событие, в The Times, как и в других газетах, на это дело посылают сразу нескольких репортеров, каждого с особым заданием. В прошлое воскресенье рассказ об урагане 'Чарли' состоял из пяти статей, занявших в общей сложности половину первой и две полных внутренних полосы. В таких случаях, специально для удобства читателей, у которых не так много времени, чтобы читать все, или их интересует что-то конкретное, на первой полосе, к примеру, дополнительно делается краткое содержание всех статей по теме. Сама эта последняя секция заняла довольно большой объем, когда после событий 11 сентября в газете появился раздел 'Родина в опасности' (A Nation Challenged). Краткое же содержание ежедневных новостей вообще превратилось в особую область газетного искусства.
Откуда берутся новости
Еще полвека назад The Times начала печатать комментарии к новостям, так что читатели получили возможность в тех случаях, когда за голыми фактами трудно разглядеть полную картину, знакомиться с мнениями специалистов или рассказами о фоновых событиях, которые помогли бы им войти в курс дела. В типографии эти материалы обозначают буквой 'Q', и редакция их так и называет. С самого первого подобного материала редакторы строго следят за тем, чтобы в них не просматривалась наша позиция - это прерогатива редакционной страницы и 'писем в редакцию'.
Иногда достаточно много читатель может узнать, если факты просто поставить лицом к лицу. Оцените, к примеру, эту выдержку из аналитической статьи Тодда Пардума (Todd Purdum) о последнем повышении степени террористической угрозы, напечатанную четвертого августа: 'Во вторник глава Министерства внутренней безопасности (Department of Homeland Security) Том Ридж (Tom Ridge) провозгласил: 'Мы в МВБ политикой не занимаемся', имея в виду, что недавнее повышение степени террористической угрозы не имело под собой никакой политической подоплеки. Однако в воскресенье господин Ридж, бывший член конгресса от Республиканской партии и губернатор Пенсильвании, занялся таки политикой, заявив, что разведданные, которые вызвали повышение степени угрозы, 'были получены в результате того, что войной против террора руководит наш президент''.
Некоторым не нравится, что газета публикует все больше материалов, которые собственно не являются новостями. Однако все большая - и все растущая - часть читателей знает сами новости задолго до того, как покупать газету. По подсчетам The Times, каждый шестой наш читатель постоянно заходит также на нашу страницу в интернете, и, кроме того, хотя это подсчитать вряд ли возможно, нас в большинстве случаев опережают электронные СМИ. Таким образом, новая информационная среда вызывает у читателя желание получить комментарии и разъяснения, хотя на то, чтобы расположить на первой полосе большее количество печатного материала с комментариями и обобщениями уже известных новостей, потребовалось бы ровно столько же творческого воображения, сколько тратится сегодня на создание филигранной графики.
В таком комментарии, конечно, может оказаться много 'воды'. Иногда журналист пишет сразу после какого-либо события, когда никому ничего внятного пока не приходит в голову, а время уже поджимает. В любом случае у него нет времени на то, чтобы достаточно долго все обдумывать и консультироваться: статья выходит, а в это самое время по телевидению специалист комментирует новость и опровергает все, что в ней написано. С одной стороны, The Times сейчас именно так и действует, поощряя статьи, в которых комментарий дан в самом первом материале, а не в отдельном. Лучший иностранный корреспондент нашей газеты Джон Бернс (John Burns) уже не раз показывал своими репортажами из Ирака, как это нужно делать. С другой стороны, некоторым читателям не нравится перечитывать то, что они и так знают, и им нужен именно комментарий и ничего более.
Однако кроме анализа главных новостей дня первая полоса выполняет и еще одну функцию. Она привлекает внимание читателей к другим статьям, которые печатаются на последующих полосах. Кроме того, новости и аналитику можно представлять и в новых форматах, значительно превосходящих те, что были созданы специально для клацающих линотипов, исчезнувших с пятого этажа здания редакции еще четверть века назад.
Так или иначе, если на первой полосе помещать только новости, как бы они ни были четко и привлекательно поданы, это не удовлетворит очень многих читателей. Ведь если скелет новостей им уже продали до нас, то The Times должна предложить другую половину: ведь чтобы новости выглядели сколько-нибудь по-человечески, на костях должно быть как можно больше мяса.
Президент The New York Times Company Foundation Джек Розенталь уже 26 лет является одним из основных редакторов The Times. Редактор по связям с читателями Дэниел Окрент сейчас в отпуске. Он - представитель сообщества наших читателей. Его мнение и его выводы могут не совпадать с мнением редакции. В этом разделе его колонка появляется как минимум дважды в месяц.
