Что объединяет Герхарда Шредера и Владимира Путина? На первый взгляд, немногое. Но то, что между ними такое чувство единения возникло, объясняется общими интересами и расчетом, подкрепленными взаимным уважением.
Конечно, они не смотрят одни и те же фильмы, не слушают одну и ту же музыку и не имеют одинаковых пристрастий в искусстве. Они даже еще не ходят вместе в сауну, как это раньше делали Гельмут Коль и Борис Ельцин. Но то, что за эти годы возникло между Владимиром Путиным и Герхардом Шредером, наверное, называется дружбой политиков. Семейное катание на санях в России, визит в день рождения в Ганновер из Москвы - частные отношения развиваются. А насколько это связано с политическим тактом, все больше доказывают публичные выступления канцлера, обеляющего темные стороны политики Путина в Чечне.
Многие эксперты, в том числе и социал-демократы, даже заговорили о демонстративном упрямстве канцлера, которое он проявляет в ответ на распространенные призывы давать более дифференцированные формулировки. В частности, демонстративное признание Шредером демократических стандартов на довольно двусмысленных президентских выборах в Чечне наталкивается на порицание среди внешнеполитических деятелей красной и зеленой окраски, в то время как оппозиция с удовольствием продолжает теребить старые раны. Левые и зеленые считают дискуссию ненужной. Но то, что Шредер все же не побоялся ее и эмоционально, с личным пристрастием выступил в бундестаге, напоминая о 'различных стандартах', применяемых к терроризму на Западе и Востоке, лишь подтверждает серьезность позиции Шредера.
Одна политическо-рациональная причина, вернее, одно объяснение этому лежит на поверхности, и в принципе оно мало чем отличается от причины, которая заставила в свое время Коля сблизиться с Михаилом Горбачевым, а позднее и с Ельциным: Россия для Германии во многих отношениях настолько важна, что партнерство, которое официально признано как 'предпочтительное', нуждается в дополнении личной составляющей. Энергетические запасы России в обозримом будущем остаются чрезвычайно важным фактором для Центральной Европы. И российская политика тоже участвует в определении границ, в которых должен двигаться Европейский Союз.
Шредер и министр иностранных дел Йошка Фишер постоянно называют Иран в списке общих немецко-российских тем: если Тегеран действительно получил бы атомную бомбу (что даже на среднюю перспективу представляется вполне возможным развитием событий), то ситуация на неспокойном Ближнем и Среднем Востоке могла бы накалиться до непредсказуемой точки. Путин 'так же заинтересован' в том, чтобы помешать такому развитию, заявляет канцлер. Это всего лишь один из многих примеров того, что для стратегического партнерства Берлина и Москвы есть весомые основания. Как и того, что эта Россия именно сегодня не должна почувствовать себя отвергнутой мировым сообществом - и тут вновь в игру вступает чеченская тема.
В последнее время жесткие заявления Путина в ответ на международную критику политики в Чечне показывают, насколько действительно уязвимы отношения между Россией и Западом. С другой стороны, внешнеполитические деятели из рядов социал-демократов и 'зеленых' ясно и четко говорят о том, что они надеются в конце концов помешать России 'занять круговую оборону' - только тем, что потребуют проявить мужество и 'подвести честный итог' (Гернот Эрлер, СДПГ). Потому что именно военная жесткость Путина, элементы тоталитаризма российской системы и коррупция приводили к новому наращиванию силы - к росту насилия в Чечне и террору по всей стране с его жутким и крайним проявлением в Беслане.
Во внутренней политике Шредер также признает некоторое разделение ролей. Он, канцлер, отвечает за добрые взаимоотношения, а другие, менее важные фигуры, пытаются вести критический диалог. Здесь включается вторая, скорее эмоционально-человеческая сторона отношений с Путиным. Личное признание характеризует эту странную связь скорее как эмоциональное расположение. И это именно в то время, когда оба реформатора своих обществ оказались перед лицом внутриполитической угрозы и нередко чувствуют себя довольно одинокими политически, а то и вынуждены занимать оборону.
Тогда сочувствие личному положению партнера порой может затуманить ясное видение общественной ситуации: во всяком случае, выступления Герхарда Шредера в эти дни не назовешь тактически продуманными. Он глубоко убежден в том, что Путину сейчас необходима добрая поддержка, а не холодная дистанция.
