Сегодня, когда иракские джихадисты угрожают обезглавить британца-заложника Кеннета Бигли (Kenneth Bigley), слово 'террорист' у всех на устах. Если бы я мог исключить из английского языка хотя бы одно слово, это было бы именно 'террористы'. Вот вам один пример его однобокого употребления. Две недели назад чеченские джихадисты убили в Беслане более 300 детей. Они были 'террористами'. С 1991 г. российские военные убили более 40000 чеченских детей. Но они - не 'террористы', они - 'наши союзники'.
Слово 'терроризм' на деле означает просто 'насилие, которое мы не поддерживаем'. Мы - взрослые люди, и должны каждый акт насилия обсуждать по отдельности и в конкретном контексте. Некоторые из тех, кто громче других вопит о 'террористах' признают, что этот термин служит им для того, чтобы пресекать дискуссии. Ричард Перл (Richard
Perle), этот гуру неоконсерваторов, утверждает, что необходима 'деконтекстуализация террора'. 'Любая попытка обсуждать корни терроризма - это попытка его оправдания, - говорит он. - А с ним необходимо просто вести борьбу на уничтожение'.
Достаточно посмотреть на некоторые события современной истории, чтобы понять, насколько глупо это звучит. Когда СССР рухнул, чеченский народ захотел обрести независимость от России - страны, которая угнетала его более ста лет. У них собственный язык, своя культура, их требования о независимости имеют под собой все основания, но путь к выходу для чеченцев был наглухо перекрыт. Чечня - важный источник нефтегазовых ресурсов в регионе, и ни одно российское правительство не соглашалось ее 'отпустить'. Поэтому чеченцы развязали кампанию ограниченного насилия. В ответ Россия сравняла Чечню с землей. В ходе войны четверть ее населения просто 'исчезла'. В 1996 г. российские власти в конце концов устали бомбить Чечню и в ответ получать взрывы бомб на своей территории. Они предоставили Чечне фактический суверенитет.
Насилие прекратилось. На три года воцарился мир. Но затем, в 1999 г., когда в Москве были взорваны два жилых дома и погибло 200 ни в чем не повинных людей, Владимир Путин немедленно заявил: это доказывает, что никакой компромисс с чеченцами невозможен. Вот только есть одна загвоздка: несколько уважаемых журналистов, в том числе мой коллега Патрик Кокберн (Patrick Cockburn), выяснили, что точно такая же бомба была заложена еще в одном многоэтажном доме по соседству. Полиция задержала виновных, но затем отпустила, когда обнаружилось, что они - агенты российских спецслужб.
Есть немало доказательств того, что Путин возобновил войну в Чечне и разрушил хрупкий мир в регионе ради собственных политических и стратегических целей. И кто же в таком случае 'террорист'? Как этот ярлык может помочь нам разобраться в сути чеченского конфликта?
Перл скажет, что даже предполагать возможность существования такого контекста - значит сочувствовать терроризму. Представьте, как это прозвучит применительно к любому историческому событию. Никто из историков уже не оспаривает тезис о том, что несправедливые условия Версальского мира способствовали возникновению нацизма. Что же получается - они все сочувствуют нацистам?
Понятие 'терроризм' - в том смысле, в каком его сегодня употребляют журналисты и политики - побуждает нас всех намеренно игнорировать причинно-следственные связи. Разве это можно назвать серьезной реакцией на проблемы, с которыми мы сталкиваемся? Если происходят акты насилия, необходимо понять, почему они происходят. В противном случае нам остается лишь бесцельно бродить в историческом вакууме, и мы уж точно не сможем предотвратить новые теракты.
Если бы Путин действительно хотел предотвратить теракты против гражданского населения России, он вывел бы из Чечни своих солдат-убийц и предоставил ей независимость. Но он этого не делает, потому что явно ценит нефть и газ - и свою репутацию 'крутого парня' - гораздо больше, чем человеческие жизни.
Называть сражение, которое мы ведем с 11 сентября 2001 г. 'войной против террора' - просто чушь. Эта подмена понятий позволяет каждому мелкому диктатору называть 'террористами' любое неугодное ему меньшинство. На самом деле - хоть мы и не осмеливаемся назвать вещи своими именами - мы сражаемся против конкретной разновидности ваххабитского исламского фундаментализма. Почему Тони Блэр не назовет врага по имени, вместо напыщенных, но абсолютно бессмысленных и абсурдных призывов 'разгромить мировой терроризм раз и навсегда'?
Где бы джихадистам ни позволяли прийти к власти - например, в Афганистане - они нарушали права человека в масштабах, сопоставимых с худшими проявлениями коммунизма и фашизма (подавляющее большинство их жертв составляли ни в чем не повинные мусульмане). Они проповедуют физическое истребление меньшинств - например, гомосексуалистов, евреев, и даже членов других мусульманских сект. Они считают, что смерть при любых обстоятельствах лучше, чем жизнь - и готовы забрать с собой в могилу как можно больше тех, кто с ними не согласен.
Именно из-за того, что эта философия крайне опасна, мы не можем позволить себе отрывать ситуацию от контекста. Мы должны понять факторы, придающие джихадизму такую привлекательность в глазах молодежи - иначе нам никогда не удастся его обуздать. Он не является неотъемлемой частью мусульманской религии. В стабильных, процветающих исламских странах, вроде Турции, или среди мусульманского населения Европы и Америки джихадисты - редкое явление. Нет, джихадизм - это вирус, распространяющийся в условиях нищеты, унижения и жестокости.
В тех случаях, когда джихадизм эксплуатирует законные претензии тех или иных групп, проблемы нужно немедленно решать. Необходимо дать независимость Чечне и Кашмиру, создать палестинское государство и покончить с отвратительной королевской династией в Саудовской Аравии.
Конечно, после этого все джихадисты не попрячутся по норам, но это лишит их поддержки и затруднит им вербовку нового поколения сторонников.
Однако правительства наших стран едва приступили к длительному процессу переориентации внешнеполитического курса для устранения этих причин джихадизма. Они по-прежнему поддерживают бойню, развязанную Путиным в Чечне. Они по-прежнему поддерживают и вооружают Ариэля Шарона, хотя тот укрепляет систему еврейских поселений на Западном берегу. В Центральной Азии они создают новый вариант Ближнего Востока, с коррумпированными союзниками-тиранами и измученным населением, от отчаянья переходящим на сторону исламо-фашизма.
Раз уж нам предстоит долгая и опасная борьба с джихадизмом, пора начинать тушить пожары, питающие людскую ярость. Лишь после удовлетворения этих законных претензий - когда станет ясно, что джихадисты борются не за справедливое дело - наши лидеры смогут добиться единодушия в борьбе с остатками исламского фундаментализма. Большинство джихадистов не сложат оружия и после того, как мы устраним проблемы, вызывающие беспокойство у западных либералов. Многие их требования просто невозможно удовлетворить, не отказавшись от наших собственных ценностей.
Возьмем, к примеру, джихадистов, захвативших в начале сентября французских гражданских лиц в Ираке. Они пытались заставить избранное народом правительство Франции снять запрет на ношение мусульманских платков в школах страны. Их требования противоречат принципам светского государства и демократии. Неужели кто-то думает, что их можно умиротворить? Или возьмем иракских джихадистов, взявших на этой неделе в заложники Кеннета Бигли. Среди прочего, они требуют освободить специалиста по химическому оружию, работавшего на Саддама Хуссейна. Как можно ответить на это требование - желание восстановить режим Саддама Хуссейна? Только пулей. Так вот: называйте их сторонниками Саддама, называйте их чудовищами. Только, пожалуйста, не усугубляйте идиотизм нашей эпохи, называя их 'террористами'.
