Автор материала преподает историю в университете Эрлангена.
Визит канцлера Германии в Китай и в Японию показывает, что германская внешняя политика имеет такое поле для деятельности, какого у нее не было прежде.
Сейчас он снова собирается в дорогу. На этой неделе федеральный канцлер - в шестой раз за время нахождения на своем посту - отправляется в Китай. Примечательно это не только по той причине, что Герхард Шредер (Gerhard Schroeder) придает Срединной империи значение, как ни один другой канцлер до него, но и потому, что германо-китайское партнерство приобрело со времени иракского кризиса особое значение. Народная Республика встала на сторону противников американской военной кампании, Пекин удлинил так называемую ось Париж-Берлин-Москва на какое-то время в сторону Восточной Азии, что стало для некоторых, кто еще мыслил категориями прежнего мирового порядка, делом, по меньшей мере, неслыханным.
При этом революционным было изменение качества сотрудничества французского и российского президентов с немецким канцлером. Тем более, что речь при этом идет о представителях двух великих стран, которые десятилетиями, несмотря на всякие разногласия, были едины в том, чтобы в зародыше не допускать того, чтобы Германия играла самостоятельную роль в мировой политике. Когда в середине 2003 года Владимир Путин, Жак Ширак (Jacques Chirac) и Герхард Шредер (Gerhard Schroeder) встречались в Санкт-Петербурге, не обратить внимания на возвращение Германии в клуб было уже больше невозможно.
Разумеется, что касается Франции, то в данном случае, с одной стороны, можно было базироваться на солидном фундаменте, заложенном в 1963 году Елисейским договором. Но с другой стороны, Ширак был вынужден принять к сведению, что разбираться в запутанной ситуации он в состоянии со времени европейского саммита в Ницце только вместе со Шредером. Эта связь сохраняется с января 2001 года вопреки всем предсказаниям беды.
Это касается также отношений федерального канцлера с российским президентом. Шредер и Путин, как еще их предшественники, Коль (Kohl) и Ельцин, подтвердили, что в германо-российских отношениях, которые переживали разные времена, всегда были также периоды доброго сотрудничества, на которые можно опираться.
Канцлер делает еще один шаг: будучи убежден в том, что в долгосрочном плане Европа не в состоянии гарантировать 'безопасность и благополучие' без 'стратегического партнерства' с Россией, он последовательно отказывается от вывода относительно внутриполитического маневрирования своего партнера и решительно придерживается германских интересов. Тем более, что Россия превращается для немецкой промышленности в один из самых перспективных рынков, а самое главное становится одним из важнейших поставщиков энергоносителей для Федеративной Республики.
Само по себе чем-то новым это в немецкой внешней политике не является. Еще в феврале 1970 года была заключена первая так называемая сделка газ в обмен на трубы. С тех пор доля советских поставок в Федеративную Республику энергоносителей постоянно росла, а что касается ГДР, то тем более. Сегодня на российские поставки приходится треть всего немецкого импорта сырой нефти.
Новыми являются условия, на которых осуществляются договоренности о поставках российских энергоносителей. Раньше немецкая политика и экономика не могли действовать столь суверенно, как сегодня. В 1962 году союзники заставили правительство Аденауэра (Adenauer) отказаться от уже заключенной сделки, предусматривающей поставку немецких труб большого диаметра в Советский Союз, и именно США оставались вплоть до прихода Рейгана (Reagan) в той или иной мере решительными противниками торговли по схеме газ в обмен на трубы.
Кстати, то же самое было и что касается сделок с Китаем: в 1964 и 1966 годах Соединенные Штаты приняли не без успеха решение, направленное против планов Бонна установить с Китаем официальные экономические отношения и, среди прочего, построить в маоистской Народной Республике металлургический завод.
Сегодня подобные акции не имели бы никаких последствий. Не случайно по другую стороны Атлантики с трудом воспринимают то, что немецкая внешняя политика во время иракского кризиса уверенно и ответственно использовала новое пространство для своих действий и воспользовалась правом суверенного действующего лица в мировой политике.
Дело в том, что сегодня нельзя больше не замечать, что с распадом Советского Союза и краха прежнего мирового порядка отпала и истинная причина для безоговорочного немецкого послушания. Стало также, в конечном счете, ясно, что Германия в состоянии без существенного риска вести, например, самостоятельную политику в отношении Китая, и, прежде всего, что касается сотрудничества с европейскими партнерами, в первую очередь, с Францией, но также с Россией.
Это новое поле деятельности немецкой внешней политики, возможно, объясняет также, почему с некоторых пор снова более заметную роль играют классические представления, на которых лежит геостратегический отпечаток. Во всяком случае, бросается в глаза, что ведущие представители немецкой политики - и не только из партий правительственной коалиции - уверенно стали пользоваться соответствующей лексикой. Можно с любопытством ждать, когда же они сделают очередной шаг и поставят обеспечение германских интересов, например, в сфере снабжения энергоносителями, выше других целей, таких, например, как утверждение демократии и соблюдение прав человека.
Тогда участие в военных кампаниях, таких, как в Афганистане, будет возможно во внутриполитическом плане только в том случае, если будет убедительные доказано, что там или где-то в другом регионе мира действительно существует необходимость защиты германских или европейских интересов в области безопасности. Уже по этой причине необходимо заняться их определением.
