По мнению Рэйчел Полонски Михаил Борисович Ходорковский - узник совести, а 'показательный процесс' над ним свидетельствует о преступной сущности российского правосудия
В зале #56 Мещанского суда бывший глава 'ЮКОСа' сидит в железной клетке: вязаную шапочку он подложил под себя, а пуховик пристроил между прутьями решетки. Судебный процесс над ним длится уже одиннадцатый месяц; в Москве зима. Неопрятный охранник возле клетки поигрывает наручниками, борясь со сном. Среди зрителей в первом ряду - престарелая мать подсудимого: она судорожно вцепилась руками в платок и неотрывно глядит на сына. Из ее сумочки выглядывает книжка в зеленой обложке - можно прочесть ее заглавие: 'Демократия'. На спинке скамьи, где она сидит, кто-то нацарапал шариковой ручкой 'Свободу МБХ!'
В этом непритязательном зале, под лампами дневного света, знакомое пафосное выражение приобретает еще больше убедительности. Михаил Борисович Ходорковский - уже не 'олигарх', 'нефтяной магнат' или 'самый богатый человек в России', а узник совести. Судьи и прокуроры, как издавна водится в России, служат не правосудию, а политическим репрессиям. Для тех, кто присутствует на процессе в качестве зрителей - правозащитников, людей искусства, телевизионных знаменитостей, независимых депутатов Думы, провинциальных адвокатов, студентов - Ходорковский стал живым символом беспощадности путинского режима и его пренебрежения к законности.
'В советские времена, когда судили наших товарищей, мы непременно старались проникнуть в зал, - вспоминает бывший диссидент Людмила Алексеева после посещения процесса. - Подсудимые должны знать, что о них не забывают'. Дмитрий Зимин, основатель одной из самых динамичных компаний мобильной связи в России, делом доказал свою верность дружбе: 'Я пришел, чтобы посмотреть Мише Ходорковскому в глаза и выразить ему свое сочувствие', - заметил он в интервью корреспонденту 'Moscow Times'. 'Стоит войти в зал суда, и все становится ясно, - рассказывает мне бледный аспирант Высшей школы экономики, пока мы вместе ждем в коридоре. - Когда я пришел сюда в первый раз, я был просто в шоке'. Оппозиционные журналисты, явно пренебрегая профессиональным принципом не выносить окончательных оценок до вынесения приговора, уже осуждают процесс в уцелевших независимых СМИ. Виктор Шендерович в эфире радиостанции 'Эхо Москвы' с горечью заметил, что происходящее в зале представляет собой 'поучительное зрелище', и 'никакого судебного процесса по делу Ходорковского - Лебедева не существует в природе. Просто несколько нанятых Владимиром Владимировичем Путиным сукиных детей различного пола, сидя в помещении Мещанского суда, выполняют полученное задание'.
К такому же мнению недавно пришел и магистратский суд на Боу-стрит. Отказав в выдаче России двух бывших коллег г-на Ходорковского, судья Тимоти Уоркмэн (Timothy Workman) 'пришел к неизбежному выводу о том, что судебное преследование г-на Ходорковского : ведется по распоряжению президента Путина'. Если суд над сотрудниками 'ЮКОСа' состоится в Москве, отметил он, 'возникает значительный риск политического давления на судей'.
Хотя у лондонского судьи не было возможности (как рекомендует Шендерович своим соотечественникам) сравнить лица обвинителей и обвиняемых в Мещанском суде, он неплохо осведомлен как о методах российского правосудия, так и о деталях обвинений в мошенничестве, предъявляемых Ходорковскому и его сотрудникам. Он усмотрел в процессе 'присутствие 'обвинительного уклона'' и 'очень сильное влияние' председателя Московского городского суда, 'что позволяет предположить существенное нарушение принципа независимости суда'. Уоркмэн имеет в виду судью Ольгу Егорову, назначенную на этот пост президентским указом в первый год пребывания президента Путина в должности, которая, по словам одного из 80 судий, уволившихся или уволенных за четыре года, что она возглавляет Мосгорсуд, превратила его в 'орудие сведения политических, деловых и попросту личных счетов', а независимость московских судей - в 'фикцию'.
Незадолго до переизбрания Путина на второй срок Пол Робинсон (Paul Robinson) в статье, опубликованной в 'Spectator' 10 января 2004 г., назвал российского президента лидером, способным, по выражению русских философов Петра Струве и Ивана Ильина, 'воспитывать в народе правовое сознание, пока он не будет готов к самоуправлению'. Но правовое сознание - понятие широкое.
Путинские представления о законности сформировались во время службы в КГБ - организации, в которую он пришел по собственному желанию в те годы, когда она активно занималась 'юридическим' преследованием диссидентов, которую он, возможно, не покинул и по сей день, которой он не устает воздавать хвалу, и которая, пусть и под другим именем, правит сегодняшней Россией. Для КГБ закон - наряду с пропагандой, клеветой, шантажом и ядом - один из инструментов, призванных не допустить демократического народоправства и сохранить власть в руках узкой номенклатурной прослойки. Главный юридический принцип КГБ - 'был бы человек, а статья найдется'.
Путин быстро покончил с либерализацией судебной власти, которой удалось добиться в хаотичную ельцинскую эпоху, и восстановил административно-командную систему - ее в рамках, по словам Натана Щаранского (по личному опыту знающего, что такое гэбэшное 'правосудие'), 'на первый взгляд полновластные институты - суды, и юридическая система в целом, парламент : на деле представляют собой искусную декорацию, и их полномочия носят в основном теоретический характер'.
Ходорковский, который - до ареста - придал прозрачность своему бизнесу и использовал свое богатство и организаторские способности для строительства демократии и гражданского общества в России, был для власти серьезным противником. Он, подобно Прометею, бросил вызов власти Кремля: многие считают это безрассудством. Как показали уничтожение и экспроприация 'ЮКОСа', 'силовики', окружающие Путина, были готовы пойти буквально на все, чтобы завладеть собственностью Ходорковского.
Используя (как и в советские времена) услуги международной труппы 'полезных дураков', 'попутчиков' и профессиональных циников, Кремль продолжает изображать уголовное преследование руководителей 'ЮКОСа' как результат расследования реально совершенного мошенничества - этакий российский аналог 'дела 'Enron'' в США. Однако в свете последних событий эта сказочка звучит совсем уж неубедительно. В начале декабря один из юристов 'ЮКОСа' - молодая женщина Светлана Бахмина - оказалась в тюрьме после серии жестоких ночных допросов, во время которых ее пытались заставить дать показания против своих начальников. Бахмину обвиняют в преступлениях, которые она якобы совершила семь лет назад - тогда ей было всего 28, она была новичком в 'ЮКОСе' и только что вернулась из декретного отпуска. После ареста, несмотря на девятидневную голодовку, ей не позволяют поговорить с детьми даже по телефону. У нее их двое - семи и трех лет. По выражению оппозиционной 'Новой газеты' это - не правопорядок, а 'захват заложников'.
Шендерович неправ. За обитыми пластиком стенами Мещанского суда все же идет судебный процесс, причем показательный. Но это процесс против российской судебной системы. Хотя приговор ясен уже сегодня, 'улики', которые ты замечаешь на каждом шагу, придают ему еще большую убедительность. По коридору, ведущему в зал суда, вальяжно расхаживают 'люди в черном' из ФСБ, перешучиваясь с великанами-омоновцами. Ходорковского и Платона Лебедева (его бывшего делового партнера, который сегодня делит с ним клетку для подсудимых) быстро выводят из камер - каждый из них прикован наручником к охраннику. Ходорковский оборачивается, и улыбается, увидев жену. Лебедев - несмотря на хроническое заболевание, ему отказано в должной медицинской помощи - угрюмо смотрит в пол. За ними в зал суда проходят адвокаты - важные старики и смышленые молодые ребята. У дальней стены за лэптопами сидят прокуроры - Шохин и Архипов - скользкого вида типы в неряшливых синих мундирах с погонами. Шохин ухмыляется - ему не надо ничего доказывать. После трехчасового выступления в начале марта, в ходе которого Ходорковский отказался признать себя виновным, заявил, что гордится своими достижениями в бизнесе, и методично высказался по каждому пункту обвинительного заключения, Шохин отказался его допрашивать, ограничившись ремаркой о том, что все сказанное обвиняемым - 'фальшивки, сфабрикованные его адвокатами'. Судьи не возражали. Архипов, напоминающий похмельного официанта из захудалой советской кафешки, лишь изредка открывает рот, но его выступления звучат настолько по-идиотски, что весь зал покатывается со смеха, заставляя оратора краснеть и смущенно улыбаться.
Эта неприглядная обстановка - еще одно намеренное унижение Ходорковского. Трое женщин-судей сидят на возвышении в конце зала. Они напоминают двух учительниц начальной школы, окружающих стервозного завуча - да и по зарплате, кстати, приравнены к школьным учителям. Судья справа - игривого вида блондинка - рассеянно смотрит в пространство и периодически зевает, когда Ходорковский и Лебедев объясняют тонкости банковских процедур в начале 1990х или схемы оптимизации налогообложения в сибирских 'свободных экономических зонах'.
Судья слева - тучная, очень некрасивая женщина, с напряженным вниманием не отрывает взгляда от клетки. Между ними, под гербом Российской Федерации, ссутулилась в кресле судья Ирина Колесникова - живое воплощение бюрократии советского типа, чьих глаз вообще нельзя разглядеть за стеклами очков в белой оправе. Почти не скрывая сговора с обвинением, она листает уголовный кодекс, пока не отыщет какую-нибудь процедурную диковину, позволяющую отклонить доказательства, представленные защитой. Временами даже подсудимые не могут удержаться от смеха, глядя на этот триумф формализма. Один из адвокатов Лебедева - Константин Ривкин - утверждает, что ему еще не приходилось сталкиваться с 'процедурным цинизмом такого масштаба'.
На московских 'показательных процессах' тридцатых годов зал заполняли идеологически обработанные сталинисты, убежденные, что подсудимые - члены 'преступной банды' и 'враги народа'. Те же, кто побывал в Мещанском суде, как правило приходят к противоположному выводу: его отлично выразил Лебедев, язвительно заявив, что единственная 'организованная преступная группа' в зале - это обвинители, а судьи явно выступают в роли соучастников.
'Я с полным равнодушием относился к Михаилу Ходорковскому, когда он был крупнейшим капиталистом России, - говорит автор популярных детективов Борис Акунин, побывавший на процессе, - но поведение этого человека накануне и после ареста вызывает у меня уважение'. Несмотря на угрозу ареста, Ходорковский решил остаться в России. Сегодня, замечает Акунин, он подобно другим 'впавшим в немилость' олигархам, мог бы безбедно жить за границей. Однако он предпочел заявить о своей невиновности в московском суде.
Процесс над ним как раз и способствует повышению уровня правового сознания у народа. Как отмечает Акунин, Ходорковский и Лебедев ведут себя в суде 'с большим достоинством'. Из-за того, что Ходорковский добровольно пожертвовал свободой ради принципов, адвокат и ветеран-правозащитник Юрий Шмидт назвал его 'нравственным лидером нашего общества'. Да и сам Ходорковский изменился. 'В тюрьме он думает не о своей компании, а о российской истории, - рассказывает политический обозреватель Юлия Латынина, - потому-то за решеткой он напоминает : не бизнесмена, а Нельсона Манделу'.
Как и тем, кого он невольно потянул за собой, Ходорковскому светит провести несколько лет в переполненной камере, где свирепствует туберкулез, среди заключенных, многие из которых также осуждены незаслуженно. Но и это не будет означать, что Путину удалось от него избавиться. В некоем глубинном смысле - понять который нам помогает долгая история неправедного суда в России, люди, сидящие к клетке в Мещанском суде, гораздо свободнее своих гонителей.
____________________________________________________________
Спецархив ИноСМИ.Ru
Процесс по делу Ходорковского: под судом Россия и российская законность ("The International Herald Tribune", США)
Россия перед судом ("The Wall Street Journal", США)
