Ниже приводится отредактированная расшифровка интервью с Ангелой Меркель (Angela Merkel), главой немецкого Христианско-демократического союза, которая баллотируется в канцлеры Германии. В понедельник г-жа Меркель раскрыла планы своей партии по коренному реформированию экономики страны. Во вторник она встретилась с корреспондентами 'Wall Street Journal' (WSJ) Маркусом Уокером (Marcus Walker) и Фредериком Кемпом (Frederick Kempe). Это ее первое интервью иностранному изданию после начала избирательной кампании.
WSJ: Приведут ли предложенные вами экономические меры к фундаментальному изменению свободного рынка?
Г-жа Меркель: Мы хотим обновить социальную рыночную экономику, а не заменить ее чем-то совершенно иным. Мы хотим, чтобы Германия вышла из глобализации одним из победителей. Сегодня она, вероятно, частично победила, но в целом мы видим, что каждый день исчезают более одной тысячи рабочих мест.
Вопрос в том, оптимально ли наши правовые структуры приспособлены для распространения в Германии преимуществ инноваций и изобретений. Но наше трудовое законодательство в этом отношении не оптимально, и именно поэтому мы хотим сделать его более гибким.
WSJ: Говорят, вы избегаете сравнения с Маргарет Тэтчер. Почему, ведь 'железная леди' была одним из самых успешных экономических реформаторов в Европе?
Г-жа Меркель: Здесь есть существенные различия и сходства. Сходства - это, прежде всего, то, что г-жа Тэтчер и я - женщины, а это не частый случай в европейской политике. Во-вторых, она, как и я, была ученым, и это интересное совпадение. Затем начинаются различия. Она не очень-то поддерживала воссоединение Германии, за которое, естественно, выступала я. Кроме того, она могла работать в политической системе, где правила проведения выборов создают более явное большинство для правящей партии. Разумеется, для Великобритании она сыграла очень положительную роль как реформатор экономики. Достаточно посмотреть на результаты: в 1984 году доходы Великобритании на душу населения составляли 75% от показателя Германии, а сегодня они равны 117%. Я бы сказала, что правительство Блэра извлекло огромную пользу из реформ Тэтчер. Вопрос в том, насколько можно сравнивать ее подход с тем, что возможно в Германии. Ведь в Германии другая, более федеральная система.
WSJ: Как это осложнит вашу задачу в случае избрания вас канцлером?
Г-жа Меркель: Когда в Германии принимаются политические решения, у них есть и преимущество, и недостаток по сравнению с Великобританией. К ним сложнее прийти, потому что из-за двухпалатной парламентской системы необходимо больше времени получения большинства голосов. Положительной стороной является то, что по достижении большинством какого-то решения, в обществе высок уровень консенсуса. Однако мы живем в эпоху стремительных перемен, а это непростые времена для политических систем, основанных на консенсусе.
WSJ: Для большинства иностранных наблюдателей, вы относительно неизвестная личность. Как бы вы описали суть своих политических и экономических убеждений?
Г-жа Меркель: Я борюсь за социальную рыночную экономику. Я выступала за скорейшее воссоединение Германии не только по политическим, но и по экономическим причинам. Прожив 35 лет без свободы, вы учитесь ее ценить. И я бы очень хотела, чтобы Германия вышла из глобализации одним из победителей, мне грустно осознавать, что иногда мы сами себе возводим барьеры, которые в условиях сегодняшней глобализации стоят нам благополучия или не повышают его.
WSJ: Что вами движет?
Г-жа Меркель: Я сторонник открытого общества, потому что считаю, что у него гораздо больше способностей чему-то научиться. Я хочу, чтобы народ Германии мог гордиться своей страной. В прошлом, когда я приезжала из Восточной Германии в другие социалистические страны и встречала там западных туристов, я всегда видела на их лицах выражение сожаления. Сегодня я хочу, чтобы воссоединенную Германию за рубежом не встречали с сочувствием.
Как-то раз я спросила крупного американского бизнесмена, что он думает о Германии. Он ответил, что, вообще-то, совсем не думает о Германии и очень мало о Европе. Все его мысли были направлены на Китай и Америку. Я была бы рада, если бы такой бизнесмен вновь начал проявлять интерес к возможностям в Германии и был бы ими доволен.
WSJ: Создатель термина 'социальная рыночная экономика', бывший канцлер Людвиг Эрхард (Ludwig Erhard), как-то сказал: 'Рынок сам по себе социален'. Вы согласны с этим?
Г-жа Меркель: Разумеется, социальная рыночная экономика включает в себя больше элементов, чем только рынок. Но в некоторых областях, например, на рынке труда, мы должны убрать барьеры, которые сдерживают рыночные силы и препятствуют созданию новых рабочих мест.
WSJ: Считаете ли вы, что Германия должна вернуться к основам идеи социального рынка и что значение 'рыночной' части за прошедшие годы снизилось?
Г-жа Меркель: Германия должна вновь напомнить себе, что может распределять только то, что производит. В Германии было время, с 1949 года до середины 1960-х, когда федеральное правительство не влезало в долги; скорее, распределялось действительно только то, что производилось. В отличие от того времени, сегодня мы живем в глобальной, большей по размеру и более открытой системе, в которой должны проявить себя. Делая это, как недавно сказал наш президент, мы должны быть настолько хороши, насколько велики наши расходы.
WSJ: Что вы можете сказать об основных ошибках канцлера Шредера?
Г-жа Меркель: Во время последнего срока [канцлера Гельмута] Коля в 1994-1998 годах мы начали проводить необходимые перемены слишком поздно. Затем канцлер Шредер сделал серьезную ошибку: в отличие от Тони Блэра [который не аннулировал реформы Маргарет Тэтчер], он отменил реформы, которые мы в конечном счете провели. Социально-демократическая партия никогда не занималась временем, в котором мы живем. Это классический продукт индустриальной эры. Но они не осознали тот факт, что мир труда преобразовывается обществом знаний.
WSJ: Вы говорите о росте, но есть мнения, что ваша экономическая программа идет недостаточно далеко по сравнению с мировыми стандартами.
Г-жа Меркель: Мы пытаемся объединить реалистичный подход с возможностями массовой партии. Думаю, когда мы предпримем [названные мной] шаги, мы серьезно продвинемся в вопросе помощи Германии.
WSJ: Каковы будут отличия вашей внешней политики? Какие у вас приоритеты?
Г-жа Меркель: Мы будем действовать иначе. Во-первых, в Евросоюзе. Хорошие отношения между Германией и Францией вновь и вновь двигают Европу вперед. Но я думаю, что Германия недостаточно активно играла роль защитника меньших европейских стран для достижения консенсуса. Мы приложим больше усилий в этом направлении, потому что единство Европы определяет ее способность действовать. А единства не будет, если большие страны будут принимать решения через головы меньших государств.
Во-вторых, несмотря на всю нашу приверженность стратегическому партнерству с Россией, было бы желательно улучшить функционирование трансатлантических отношений. Здесь, на мой взгляд, ключевая роль принадлежит НАТО. Я буду активно работать, чтобы вновь сделать НАТО центром политических дискуссий о самых важных вопросах безопасности. Вопрос европейского эмбарго на поставки вооружения в Китай - это, по моему мнению, одна из проблем, которые должны обсуждаться в рамках НАТО.
WSJ: Следовательно, вы не будете придерживаться односторонней европейской позиции, как Герхард Шредер?
Г-жа Меркель: Это даже не было согласованной позицией Европы. Я хочу добиться общей позиции и в рамках НАТО. Если это невозможно, тогда Европа должна идти своим путем. Но вопрос в том, нужно ли пытаться прийти к соглашению с союзниками или с самого начала отказаться от попыток?
WSJ: Будет ли ваша позиция по Ираку отличаться от позиции правительства Шредера?
Г-жа Меркель: В прошлом я была не согласна с тем, что Германия принимала односторонние решения до того, как становилось ясно, какое решение примет ООН. Немецкие солдаты не отправились бы в Ирак, даже если наша партия была бы в парламенте. Дискуссия была не об этом, а о том, что Германия поддерживала давление на Саддама Хусейна, а в решающий момент прекратила это делать. Но я хочу подчеркнуть, что сегодня Германия сотрудничает с США - в Афганистане и в подготовке сил безопасности Ирака. Здесь в немецкой внешней политике будет преемственность.
WSJ: Ваша позиция по Турции отлична от американской.
Г-жа Меркель: Это так. Я всегда шутила, что когда Соединенные Штаты примут Мексику 51-м штатом, мы сможем поговорить о полноправном членстве Турции в ЕС. А говоря серьезно, я понимаю, какими геостратегическими причинами вызвано желание США прочно привязать Турцию к Европе. Но, на мой взгляд, предоставления Турции статуса привилегированного партнера ЕС достаточно для достижения этой цели.
WSJ: Согласны ли вы с Тони Блэром, считающим, что Евросоюз должен сделать больший упор на свободные рынки?
Г-жа Меркель: Я просто считаю, что Европа должна добиваться целей, которые сама перед собой поставила. 'Лиссабонская повестка дня' означает, что мы хотим быть самым динамичным континентом в мире, ни больше, ни меньше. Пока мы не очень к этому приблизились. Я не могу критиковать никого, кто чувствует себя обязанным добиваться этой цели. Но я считаю, что 20 млн. безработных в Европе - это какой угодно факт, но только не социальный.
WSJ: Если вы сблизитесь с небольшими странами или будете бороться за усиление рыночной экономики или отмену госрегулирования на европейском рынке услуг, может ли это привести к перестановке сил в Европе?
Г-жа Меркель: Это может привести к тому, что Европа вновь заработает лучше. К сожалению, мы в Европе сейчас переживаем период, когда очень много решений не принимается, а бездействие для Европы самое страшное. Для меня это вопрос не баланса сил, а эффективной Европы, которая сможет достигать поставленных целей, а именно стать самым динамичным континентом мира.
WSJ: Куда канцлер Меркель совершит первую иностранную поездку?
Г-жа Меркель: В Европу.
WSJ: Что более вероятно, Варшава или Париж?
Г-жа Меркель: (шутливо) Лучше всего - и туда, и туда в один день. (смеется) Я сообщу вам о своих планах, когда придет время.
