DIE WELT: Что за человек был Сталин?
Монтефиоре: Вы будете удивлены: он был намного одареннее, чем мы обычно хотим думать. Книга уделяет этому обстоятельству одно из главных мест. Мы пользуемся образом, нарисованным Троцким: провинциальный насильник, необразованный, одаренный лишь в деле организации работы бюрократического аппарата. Действительно, у Сталина был сложный характер, он был исключительно талантливым политиком. Он постоянно читал. Он, конечно, был самоучкой, но исключительно много знал - и был всегда монстром, как Гитлер (Hitler). Моя книга - первая биография, в которой делается настоящая попытка проникнуть в личность этого человека.
DIE WELT: Вас можно обвинять в том, что Вы изображаете Сталина как очень человечное существо?
Монтефиоре: В этом суть дискуссии. Обычно говорят, что Европа попала под власть двух безумцев. Но в действительности и Сталин, и Гитлер были очень человечными существами. Можем ли мы их чересчур очеловечить? Нет. Чем больше мы показываем их с точки зрения личной и политической жизни, тем отвратительнее они предстают перед нами. Чем ближе мы знакомимся с ними, тем больше у наших читателей возможностей делать свои собственные политические выводы.
DIE WELT: Немцы думают, что черта можно распознать по хвосту и рожкам. Британцы считают, что князь тьмы - джентльмен.
Монтефиоре: Рузвельт (Roosevelt) сказал о Сталине, что тот джентльмен.
DIE WELT: Как много Вы узнали о личной жизни?
Монтефиоре: В этом смысл книги, ее композиционный принцип. До того, как были открыты архивы, думали, будто ничего личного не существует. Советские руководители казались людьми без биографии.
DIE WELT: Иными словами, это миф?
Монтефиоре: Это так. Все было засекречено. Все было связано с политикой, в том числе и личная жизнь. Но в действительности все строилось на личных отношениях, на покровительстве. Аппарат, институты не имели никакого значения.
Что имело значение, так это связи, браки внутри Политбюро, обязательства и отношения.
DIE WELT: Задаешься вопросом, а что из этого получилось?
Монтефиоре: Я посвятил этому главу, из которой можно узнать, что в большинстве своем это видно по новой элите. Представители правящего класса были более нормальными людьми, чем это можно было бы ожидать, если исходить из их поступков. Они поддерживали друг с другом очень доверительные отношения, без приглашения ходили в гости или посылали друг другу небольшие письма. Если бы сохранились только эти записи, то нельзя было бы подумать, что имеешь дело с массовыми убийцами. Кстати, жили они в самом ненормальном мире, делавшем их одинокими, самые главные большевики были в полной изоляции.
DIE WELT: Они когда-нибудь встречались с простыми смертными?
Монтефиоре: Никогда. Они ненавидели крестьян и считали приятной обязанностью провоцировать сельское население.
Они видели в крестьянах строптивое большинство, консервативное, и постоянную угрозу для своей власти. 'Пусть поголодают', - говорил еще в 1920 году Ленин. Когда в 1927 году Сталин объявил крестьянам войну на уничтожение, он обратился к принципам Ленина.
DIE WELT: Сколько человек умерли?
Монтефиоре: Сталин считал, что десять миллионов. Но погибли, видимо, 20 миллионов.
DIE WELT: Какими были достижения?
Монтефиоре: Должно быть ясно одно: достижения Сталина стоили абсолютно неприемлемой цены. Но они действительно были большими. Он добился такой индустриализации Советского Союза, что даже после потерь, понесенных в первый год войны, страна производила больше танков, чем промышленность Альберта Шпеера (Albert Speer). Он превратил Советский Союз в военно-промышленную сверхдержаву. Раньше говорили, что это всего лишь обман. Но это неправда.
DIE WELT: Встает вопрос об историческом величии.
Монтефиоре: Для меня величие включает человеческие качества. Колоссальных успехов для этого недостаточно. В этом плане называть Сталина великим нельзя. Добился ли он успеха? Да. Он был самым успешным политиком своего столетия.
DIE WELT: Смогла бы империя Сталина так долго существовать, не будь Второй мировой войны и 'холодной войны'?
Монтефиоре: Нет. Можно даже сказать, что Вторая мировая война спасла его. Победа 1945 года превратила Сталина в человека, которым он хотел быть: в нового царя с репутацией современного Чингиз-хана.
DIE WELT: Обладал ли Сталин юмором?
Монтефиоре: Да, но это был жестокий юмор. Благодарность, говорил он, например, это собачья болезнь.
DIE WELT: Россия управляема?
Монтефиоре: Я собрал много материалов, подтверждающих вывод, что Сталин до 1937 года решительного влияния на обстановку в стране не оказывал. Постоянно встречаешь напоминания, в которых более жестко формулируются или повторяются прежние указания. Террор находит свое объяснение также в этом. Тех, кто не подчинялся Сталину или не считался с ним, расстреливали. Сталин знал, почему Россия неуправляема. Кстати, с 1937 года по 1941 год страна дрожала перед диктатором. Его обуревал голый страх.
DIE WELT: Так править нельзя.
Монтефиоре: Были два Сталина. Князь тьмы и человек народа, друг своих друзей, пока затем он не расстреливал их одного за другим вместе с женами. Если он хотел привлечь кого-то на свою сторону, он мог, видимо, вызывать чувство, будто, кроме него в мире больше никого не существует. Лишь немногие знали, каким безжалостным он может быть. Он знал, как завоевывать людей и одновременно терроризировать их.
