После смены режимов на Украине и в Грузии по Западу прокатилась волна оранжевого и розового ликования, казалось, падение влияния России на постсоветском пространстве необратимо. И сейчас этих ликующих демократов интересует лишь сколько недель продержится у власти Александр Лукашенко и где произойдет следующая цветная революция.
По нашему мнению, такой ограниченный всего лишь одним сценарием развития событий подход выдает намеренное нежелание копнуть глубже и недооценивает хрупкость 'новых демократий'. Более того, он не учитывает стратегические намерения России перейти, оставляя за собой роль великой державы, от сохранения статус-кво к пересмотру сложившейся на территории СНГ ситуации. Возможно ли, что в долгосрочной перспективе именно президент России Владимир Путин в полной мере воспользуется плодами цветных революций, а 'новая Европа' окажется в проигрыше? Многое сейчас говорит о том, что Россия изменилась и теперь 'поддерживает демократию'. Она начинает работать с неправительственными организациями, которые призваны стать главным инструментом дестабилизации прозападных правительств, обеспечивая вместе с тем укрепление влияния России в таких странах, как Украина.
На новую ситуацию, которая начинает складываться на постсоветском пространстве, оказывают непосредственное влияние 3 фактора: кризис привлекательности ЕС после провала референдума по европейской конституции во Франции и Нидерландах, высокие цены на нефть и последствия украинской 'оранжевой революции'.
Сегодняшний энергетический кризис для России - удача, о которой можно было только мечтать: военная сверхдержава, уже дышавшая на ладан, возрождается как энергетическая сверхдержава. Рост цен на нефть дает российскому правительству финансовые ресурсы и международное влияние, необходимые для того, чтобы проводить активную внешнюю политику в 'ближнем зарубежье'.
Другой, легко предвидимый фактор: европейскую конституцию никак не могут принять, и это оказывает свое влияние на страны Восточной Европы. Сейчас можно говорить о том, что после расширения сложился новый ЕС, двери в который для Украины, Грузии, Молдавии, Белоруссии фактически закрыты. Это создает России пространство для маневра и ослабляет 'европейскую тягу' этих стран.
И еще одну, очень важную вещь никто не понял: 'оранжевая революция' на Украине стала для России чем-то вроде 11 сентября. Она перевернула сложившийся в России подход к внешней политике.
До сих пор в России видели в ЕС доброжелательного конкурента и стратегического партнера в деле построения многополярного мира. В посторанжевой действительности ЕС стал ее основным соперником. Этот резкий поворот легко объясним: ЕС - это единственная крупная держава, границы которой еще не установились. К тому же, раньше в Москве считали ЕС инструментом внешней политики Парижа и Берлина, то есть препятствием к установлению гегемонии США на европейском континенте. Сейчас же ЕС для России - проводник интересов Вашингтона и Варшавы.
Неудивительно, что российская внешняя политика с этих пор направлена на ослабление роли ЕС на международной арене, с целью предостеречь новую Европу. Москва сосредоточилась на двусторонних отношениях с основными европейскими державами - Францией, Германией, Италией, Великобританией, и делает все возможное, чтобы помешать принятию какой-либо общеевропейской политики на постсоветском пространстве.
По странной иронии судьбы в Москве сейчас вышли на первый план как раз те, кто 'упустил' Украину - политические советники, пиарщики, генераторы идей, которых в России называют политтехнологами. 'Потеря Киева' вывела в высшие круги, где разрабатывается внешняя политика России таких людей, как, например, Глеб Павловский. В марте 2005 г. Путин создал в своей администрации специальный департамент, задача которого - расширять влияние России в бывших советских республиках. Его возглавил Модест Колеров, известный политтехнолог, бывший заместитель Павловского в московском Фонде эффективной политики (так в тексте - прим. пер.). Влияние политтехнологов на российскую политику по отношению к 'ближнему зарубежью' можно сравнить разве что с влиянием неоконсерваторов на американскую внешнюю политику после 11 сентября. В либеральных кругах Москвы Павловского и его коллег ненавидят и высмеивают, но у них есть идеи, и эти идеи легли в основу современного посторанжевого консенсуса.
Западу необходимо всерьез обеспокоиться ролью, которую играют политтехнологи. В кремлевском мире, населенном заурядными аппаратчиками, тоскующими по КГБ и политиками-аферистами с сомнительным прошлым, они кажутся пришельцами с другой планеты. Они - дети интеллектуальной элиты и альтернативной культуры, они не только читают книги, но еще и пишут сами. Они циничны, но у них много интересных идей. Глеб Павловский, к примеру, сыграл решающую роль во введении интернета в российскую политическую жизнь. Они хотят не искоренить демократию, а использовать ее в своих собственных целях. Это антизападники с западным образом мышления, бывшие либералы, антикоммунисты, империалисты. Они искренне верят в достоинства и светлое будущее 'управляемой демократии', представляющей собой сложное сочетание мягких репрессий и жестких манипуляций. Большинство из них хорошо знакомы с западным образом жизни и черпают из него свои идеи. Их видение политики исключительно элитарное: странная смесь французского постмодернизма, диссидентского маньеризма, коварства а-ля КГБ и постсоветского цинизма. Ко всему этому примешивается бизнес-эффективность и традиционная русская высокопарность. Они верят в демократию, но в демократию манипулирующую людьми, а не в представительную ее форму. Это новое поколение строителей империи.
Именно с помощью этих людей, этих идей и этой инфраструктуры (различные советы, информационные агентства, пресса) сейчас формируется новая политика российского правительства. Такой она будет до 2008 г. Политтехнологи не являются лишь игрушкой в руках Путина, они - вдохновители его политики. В 2003 г. Анатолий Чубайс (бывший 'рупор' российского либерального лагеря, который Павловский недолюбливает) утверждал, что единственный подходящий России проект - это строительство либеральной империи, с помощью которой можно консолидировать рыночную экономику и демократические реформы в СНГ. В 'империю' должны были бы войти, в первую очередь, Украина, Белоруссия, Казахстан и Молдавия, а также, уже в меньшей мере, кавказские и среднеазиатские республики. Она должна была быть построена в рамках СНГ при главенствующей роли России. Но эта роль основывалась бы не на ее военной мощи, а на притягательности, т.н. 'мягкой власти': энергетика, экономическое присутствие, ностальгия по советским временам, культурное влияние и преобладание русского языка. Авторы этой идеи почти не скрывали своих надежд на то, что 'либеральную империю' поддержит Запад.
Однако 'оранжевая революция' не оставила от этого проекта камня на камне. Сегодня можно ожидать появления новой имперской стратегии, по которой Россия должна стать не консервативной, а наоборот, преобразующейся державой на постсоветском пространстве. После 11 сентября США придерживаются подобной стратегии на Ближнем Востоке. Россия не будет больше заложницей глав зависящих от нее режимов, полностью или наполовину ей лояльных, как Эдуард Шеварднадзе или Леонид Кучма. Новая стратегия, внушенная Кремлю политтехнологами, освобождает его от зависимости от постсоветских элит на местах. Руки Москвы свободны для того, чтобы строить опору для своей власти с помощью русского населения, проживающего в разных странах СНГ. Она может опираться на свой экономический вес, зачастую она также является основным рынком труда для евразийских стран. Стабильность и сохранение территориальной целостности стран СНГ больше не является приоритетом для Москвы. В своей новой стратегии Россия попытается экспортировать свое видение демократии и создать прорусские центры в постсоветском обществе разных стран. Главная цель этой политики - развить достаточную инфраструктуру идей, учреждений, контактов в прессе, с помощью которой Россия будет восстанавливать свое влияние в случае предполагаемого кризиса 'оранжевых' режимов. Россия не будет бороться с демократией в этих странах. Она будет бороться за. . . свой тип демократии.
В новой политике Москвы гражданское общество оказывается в центре этой стратегии укрепления позиций. По словам одного из самых влиятельных российских политтехнологов Сергея Маркова, революции XXI в. будут совершаться с помощью НПО. У них не будет ни центра координации, ни единой идеологии, их не будут планировать или объявлять публично. 'Революции НПО - это революции эпохи глобализации и информации. Протестовать против этой реальности бессмысленно, тот, кто хочет играть какую-либо политическую роль в XXI в., должен создать собственную сеть НПО и дать им идеологию, деньги и поддержку', - пишет Марков. Создание таких структур под эгидой России - различных советов, организаций прессы, центров развития - вот основа ее новой политики. Россия сама предстает в роли 'экспортера демократии'. Московские политики хотели бы обеспечить проведение следующей революции, в результате которой свергнут Виктора Ющенко и Михаила Саакашвили, под российским флагом. И в этих надеждах нет ничего несбыточного.
Иван Крастев - политолог, видный представитель мыслящей элиты посткоммунистической Болгарии, президент Центра либеральных стратегий в Софии.
__________________________________________________________
Спецархив ИноСМИ.Ru
Иван Крастев: Российская посторанжевая империя ("Open Democracy", США)
