Владимир Путин легко идет на ломку внешнеполитических табу, и его готовность пригласить на переговоры в Москву лидеров ХАМАС - столь же яркое тому свидетельство, сколь и его решение поддержать размещение военных баз США на территории бывших советских республик Средней Азии после терактов 11 сентября. Однако на этот раз президент России играет по гораздо более высоким ставкам.
Пять лет назад решение Путина привело в бешенство его же собственных советников-консерваторов из военного ведомства. Сегодня он не дает спокойно спать партнерам России по 'четверке' посредников в ближневосточном мирном процессе - Европейскому Союзу, Организации Объединенных Наций и прежде всего Соединенным Штатам. Израиль обвинил Россию в предательстве, поддержку выказала только Франция.
Поскольку Путин предлагает выйти на контакт с военизированной палестинской группировкой, которую подозревают в связях с боевиками-исламистами, воюющими на территории России, в Чечне, его обвиняют в применении двойных стандартов. Если его попытки убедить ХАМАС в необходимости признать Израиль и публично отказаться от терроризма закончатся ничем, и если, пуще того, после встречи в Москве - когда и кто бы ее ни проводил - в бой пойдут новые террористы-смертники, ему будет непросто сохранить лицо.
Одним из серьезных факторов, вокруг которых Путин разворачивает свою игру - восстановление имиджа России как глобальной державы. Как и в случае с иранской ядерной программой, в разрешении кризиса вокруг которой Москва взяла на себя одну из главных ролей, так и здесь явно видно стремление России снова взять в свои руки нити ближневосточной политики.
Заметен здесь и определенный вызов политике Соединенных Штатов в этом регионе, поскольку Россия видит, что политика эта безнадежно пробуксовывает. В свете того, что российский лидер охарактеризовал победу ХАМАС на выборах в Палестине как 'очень серьезный удар' по американской программе мирного урегулирования, его предложение пригласить в Москву руководство победителей выглядит как намеренная попытка вновь ткнуть Вашингтон в больное место.
Однако московские независимые эксперты по внешней политике видят в подоплеке действий Путина более тонкий расчет.
- Эта политика - стопроцентный прагматизм на основе российских национальных интересов, - считает Евгений Сатановский, глава частного Института Ближнего Востока.
В основе нынешней политики России лежит несколько моментов. Во-первых, в Израиль в свое время эмигрировал миллион российских евреев, причем многие из них сохранили двойное гражданство, то есть между двумя странами установились крепкие культурные связи.
В то же время в России живет больше мусульман, чем в любой европейской стране, и российское мусульманское меньшинство - самое быстрорастущее в Европе. Радикальный ислам не только волнует умы людей в Чечне и на вообще взрывоопасном Северном Кавказе, но и распространяется на северо-восток, в российские регионы Татарстан и Башкортостан, также населенные преимущественно мусульманами.
Есть и такой фактор, как географическое положение России. Россия лежит на перекрестке, где сходятся Европа и Азия, христианство и ислам. До Ирана, например, совсем недалеко - достаточно перейти через Кавказские горы или переплыть Каспийское море.
В том, что касается иранского вопроса, из-за такого положения вещей у России есть вся возможная мотивация на то, чтобы у Ирана не появилось ядерного оружия.
- Иран к России ближе, чем Германия к Великобритании, - указывает Сатановский. - В радиус действия иранских ракет попадают города юга России.
При этом России не хочется ставить под вопрос торговые отношения с Ираном, оцениваемые в 2 миллиарда долларов США (1,2 миллиарда фунтов) в год; к свидетельствам, уличающим Иран в ядерных амбициях, Россия также относится скептически. Как подчеркивал министр иностранных дел России Сергей Лавров, Россия стремится избежать наложения на Тегеран санкций ООН, которые наверняка всколыхнут там реваншистские настроения.
Раджаб Сафаров, генеральный директор Центра изучения современного Ирана, считает, что, если на Тегеран будут наложены санкции, то иранцы прекратят экспортировать нефть и выйдут из международных соглашений, включая и Договор о нераспространении оружия массового поражения, а последствия этого шага могут быть катастрофическими. Поэтому Москва и продвигает свое компромиссное предложение - создание на российской территории совместного предприятия, которое давало бы весь объем обогащенного урана, необходимый Ирану для производства электроэнергии в рамках мирной атомной программы.
Вчера представители Ирана в конце концов объявили, что пойдут на дальнейшие переговоры в Москве, и это - показатель того, что хоронить компромисс еще рано. Но времени уже очень мало. По словам Сафарова, 'Россия хочет вытащить Иран из этого кризиса'.
Что же касается ХАМАС, то, хотя вопрос, что он сделает с протянутой ему рукой сотрудничества - пожмет или укусит - пока остается открытым, Москва стоит на своем: во-первых, попробовать все равно стоит, а, во-вторых, раз уж американцы и их партнеры так настаивали на проведении в Палестине свободных выборов, то теперь должны принять их результат, который к тому же был весьма предсказуем.
- Если принимается легитимность самих выборов, то что мешает принять легитимность их результата? - спрашивает Ирина Звягельская, эксперт по Ближнему Востоку из Центра стратегических и политических исследований.
Кроме того, утверждает она, ХАМАС - это не только терроризм. Это ведь еще и система здравоохранения для палестинцев. Расчет России строится на том, что руководителям ХАМАС необходимо оправдать доверие избирателей и показать, что они могут донести их голос до международного сообщества. Что, в свою очередь, должно заставить их отказаться от террористической деятельности.
Поскольку Россия никогда не объявляла ХАМАС террористической организацией, ей, по крайней мере, не приходится, как Европейскому Союзу и Соединенным Штатам, преодолевать различные законодательные препоны, чтобы встретиться с их руководителями и постараться убедить их принять условия международного сообщества.
- Встреча покажет, на что здесь можно надеяться, - считает Звягельская. - Или покажет, можно ли надеяться вообще на что-то.
