Корреспондент "Вести Сегодня" побывала в Государственном архиве Латвии, где хранится часть бывшего архива КГБ с делами репрессированных "врагов советской власти".
Аресты начались через несколько дней после прихода в Латвию советских войск - уже в июне 1940 года. Первыми "взяли" двух латышей-"перконкрустовцев" и 7 бывших офицеров-белогвардейцев, бежавших из Советской России и осевших в независимой Латвии, потом членов русского гимнастического общества "Сокол", еврейских и польских общественных организаций. Осенью арестовывали всех видных политиков, общественных деятелей, редакторов журналов и газет, директоров школ и ректоров вузов. Историки говорят, что списки составляли прямо по книге Es vinu pazistu - что-то вроде современной "Кто есть кто в Латвии".
Высшая мера
- Очевидно, какая-то информация о "неблагонадежных" лицах имелась у НКВД еще до вхождения войск, ведь здесь работало советское посольство, которое наверняка собирало такие данные через своих осведомителей и разведчиков, - рассказала Ивета Шкиньке, работник Государственного архива, руководитель проекта "Увезенные", посвященного жертвам депортации. Репрессии 1940 года подробно изучены Институтом истории Латвии, а работники нашего архива, работая над проектом, начали с самого массового акта - депортации 1941 года.
Арестованных в 40-м году нередко приговаривали к высшей мере наказания - расстрелу. Это члены общества "Сокол" Всеволод Елистратов, бывший казачий есаул и рижский журналист Сергей Карачевцев, участник Японской и Первой мировой войн Степан Посевин, депутат латвийского сейма и референт по делам русской школы Сергей Трофимов, депутат сейма и член старообрядческого общества Мелетий Калистратов, карикатурист газеты "Сегодня" Сергей Цивинский. В чем их обвиняли? Почему вынесли столь суровые приговоры? Директор Государственного архива Дайна Клявиня разрешила мне ознакомиться с архивными делами репрессированных русских. Только попросила не указывать фамилии тех лиц, которых привлекали в качестве свидетелей: как известно, под давлением люди нередко оговаривали своих знакомых.
Вместе с Иветой Шкиньке и завотделом Государственного архива Айей Калнциемой мы отправляемся в бывший архив КГБ, который сейчас находится в одном из зданий бывшего завода им. Попова. Это огромный зал с картотекой. К сожалению, дел С. Трофимова, С. Цивинского и остальных, кому была вынесена высшая мера, мы не обнаружили. Нет и дел высокопоставленных лиц, президента Карлиса Улманиса например. Остались только карточки с краткими сведениями - имя, фамилия, год рождения и дата ареста. Все остальное, по словам работников архива, находится в России, поскольку многих из этих людей после ареста отправили в Москву и, следовательно, там и велось их дело.
Господа офицеры
Дело русского депутата референта по делам русской школы С. Трофимова я обнаружила совершенно случайно, открыв досье на другого человека - Бориса Евланова, бывшего помощника комиссара Временного правительства и одного из лидеров латвийского Русского крестьянского объединения (РКО). Читая материалы этого коллективного дела, в котором собраны многочисленные допросы и показания обвиняемых, удивляешься абсурдности обвинений: "Контрреволюционная партия РКО, которая забрасывала в СССР разведчиков, контрреволюционную литературу, имевшая террористические намерения в отношении руководителей советского правительства".
Евланов - "сын латвийского помещика" - признает, что партия имела антикоммунистическую направленность, так как боролась за создание крепкого крестьянского хозяйства.
"Россия - крестьянская страна, и все остальные отрасли хозяйства должны были быть подчинены крестьянству. Я перенес эти идеи в местные условия Латвии, так как она тоже была крестьянской страной", - объясняет подследственный. За партию РКО, кстати, проголосовало около 8 тысяч избирателей, что позволило ей провести в сейм своего депутата Сергея Трофимова.
Издаваемый в Риге журнал "Новь", как признали обвиняемые, перебрасывали в Россию. Следователь обвиняет Евланова в подготовке и проведении актов вредительства, но он утверждает, что его единомышленники считали их недопустимыми, так как они ударили бы не только по коммунистической партии, но и по населению. Евланов виновным себя не признал. Приговор: за содействие в нелегальной переправе шпионов и диверсантов на территорию СССР - 8 лет исправительно-трудовых лагерей. Умер 6 июня 1943 году от сердечного приступа в тюрьме.
Другие обвиняемые по делу РКО - тоже бывшие белые офицеры: Беклешев, Максимов, Гейдан. Таких в Риге после 20-го года было довольно много: кто-то здесь родился, кто-то женился на уроженке Латвии, кто-то нелегально перешел через границу. Офицеры, среди которых были высшие чины Генерального штаба царской армии, сражались в армиях Деникина, Юденича, Врангеля, Петлюры. Конечно, их отношение к советской власти было отрицательным. Однако некоторые активно содействовали советским властям в 1940 году - в период подготовки включения Латвии в состав СССР, видя в этом свой долг русского патриота. Таким был бывший член Чрезвычайной комиссии по делам бывших царских министров Сергей Коренев.
"Мы приняли советскую власть"
Коренев прибыл в Ригу, где у его жены был дом на ул. Калнциемской, 22, в 1920 году. Поначалу работал консультантом, потом вместе с женой торговал в кондитерской на углу Мельничной и Школьной. Вскоре он устраивается в газету и постепенно становится заметной фигурой в жизни русской общины: член редколлегий газет "Вечернее время" и "Слово", Учительского союза, "Русского национального объединения" и председатель "Русского общества", которое отстаивало интересы русского меньшинства в Латвии.
"Мне пришлось неоднократно добиваться от министров некоторых уступок по отношению к закрытию или превращению в латышские целого ряда русских школ и по отношению к несправедливостям, чинимым русскому беднейшему крестьянству. После 1939 года, когда Красная армия заняла базы на латвийском побережье, удалось добиться некоторых уступок в области ведения радиопередач на русском, обещаний (часто остававшихся неисполненными) открыть для русских рабочих народный дом, разрешить устроить в 1941 году русский всенародный певческий праздник, разрешить русскую народную газету, применять в суде русский язык", - пишет он в объяснениях следователю.
Сергей Коренев кается, что работа в латвийских "антисоветских" газетах была "непростительной и грубейшей ошибкой", так как он не верил в прочность советского строя и критиковал коллективизацию. Позже он изменил свое отношение к СССР, поскольку увидел успехи экономической и международной политики СССР по окончании первой пятилетки. Советские власти, очевидно, не поверили в перерождение бывшего белогвардейца, но "учли" заслуги и дали сравнительно мягкий для тех лет приговор - поселение на 5 лет в Узбекистане. Дальнейшая его судьба неизвестна.
Другой бывший офицер Генштаба Максим Дидковский владел в Риге книжным магазином. В Латвию приехал в 1920 году из Варшавы - делегатом от петлюровского правительства на Балтийскую конференцию. Прибыл вместе с женой и сыном, который заболел скарлатиной. Пришлось остаться. Когда сын выздоровел, петлюровская армия была разбита, и возвращаться стало некуда. Поначалу устроился при штабе латвийской армии, потом открыл свой книжный магазин и позже издательство.
"Ни в каких политических партиях не состоял, - поясняет Дидковский следователю, - за исключением "Русского благотворительного общества" и "Русской ссудо-сберегательной кассы". Дидковский признает, что издавал и продавал в своем магазине воспоминания бывших генералов царской армии и армии Колчака, книгу Солоневича "Россия в концлагере" и газету "Фашист", высылаемую из Америки.
"Находясь в Латвии, с кем вы совместно проводили работу, направленную против Советского Союза?" - спрашивает следователь. "Свою работу, направленную против Советского Союза, я ни с кем не проводил. Живя в Риге, я не занимался никакой политикой и был честным человеком. Я принял советскую власть как подобает и хочу продолжить свою деятельность так же честно, как и раньше". Вердикт - полковник-монархист, представитель в Прибалтике всех монархических издательств, уполномоченный русских фашистов в Риге. Приговорен к расстрелу, который потом был заменен на 10 лет лагерей. В 1950-м вновь арестован. Через 4 года скончался в Краслаге.
Накануне Ивета Шкиньке пояснила, что уже летом - в начале осени 1940-го в Латвии были созданы репрессивные органы НКВД, которые переняли в свое распоряжение все архивы государственного аппарата ЛР, студенческих корпораций, культурных, просветительских и благотворительных обществ. После национализации частной собственности появились данные о владельцах заводов, фабрик, недвижимости.
По этим архивам стали составлять списки для депортаций. Первая была намечена на 14 июня 1941 года.
