С одинаковым рвением президент Ирана Махмуд Ахмадинежад защищает право своей страны развивать свой ядерный потенциал (отрицая, что его страна разрабатывает ядерное оружие) и бросает вызов десятилетним исследованиям Холокоста. Как должно расцениваться опровержение Ахмадинежада, что Иран не намеревается создавать ядерное оружие, в свете его опровержения Холокоста? Журналисты задают этот вопрос, но Ахмадинежад на него не отвечает. Его аргумент заключается в том, что Ирану не нужно ядерное оружие, и что оно не было бы использовано, чтобы копировать преступления, которые не случились.
Некоторые жители западных стран, сокрушаясь по поводу бесчувственности Ахмадинежада, тем не менее, изо всех сил пытаются уменьшить значение отрицания им Холокоста, представляя это в качестве заблуждения религиозного фанатика (как будто вводящий в заблуждение фанатизм был неожиданным качеством президента страны). Но в этом случае теряется вся логика. Опровержение Холокоста - это не дискуссия о прошлом. Это - дискуссия о будущем.
Смысл опровержения Холокоста заключается в снятии табу, которое сегодня наложено на совершенное преступление. Проблема отрицающих Холокост заключается не в том, что Холокост действительно был, а в том, что большинство людей до сих пор полагают, что он не был чем-то плохим. Таким образом, Освенцим отклоняется как 'историческая деталь', как сказал в своей выразительной фразе французский политик Жан-Мари Ле Пен.
Чего действительно желают отрицающие Холокост, так это, прежде всего, отказа от идеи того, что нацистские преступления имеют какое-либо воздействие на текущие международные отношения или на глобальные понятия этики. Ахмадинежад выдвигал этот тезис неоднократно в своих интервью западным СМИ и в длинных письмах американскому президенту Джорджу Бушу и немецкому канцлеру Ангеле Меркель. Он даже придумал свою математическую формулу: действительно, прошло шестьдесят лет после окончания Холокоста, что в пять раз дольше самого фактического периода нацистского режима в Германии. Так что настало время, написал он Меркель, 'заставить исчезнуть тень Второй мировой войны'.
Нет ничего удивительного в том, что у него на уме Израиль. Но навязчивая израильская идея Ахмадинежада ослепляет его в понимании того, что фактически случилось в Европе во время Второй мировой войны и того факта, что современная Европа была построена спустя шесть десятилетий, как ответ на это историческое бедствие. В своем письме к Меркель он обращается к лидеру страны, которая была разорена нацистским режимом, - миллионы погибших, общество и экономика изничтожены до размера камня.
Если бы Меркель была политически активной в нацистское время, то оказалась бы в концлагере. И все же Ахмадинежад, обращаясь к ответу Европы на Холокост, просит ее представить, 'в каком состоянии были бы некоторые европейские страны и какую глобальную роль они, возможно, играли бы сейчас, если бы не было этих 60 летних накладок'.
Германия, кажется, получила не такое уж и плохое развитие за эти 60 лет, особенно, если учесть основу этих накладок: стремление давать устойчивое политическое выражение моральным понятиям добра и зла, которые нацисты пытались инвертировать.
Холокост, как политика, подразумевал отрицание - физическое отрицание любых допустимых религиозных, расовых или политических различий в пределах нацистской Германии. Средством достижения этого отрицания было уничтожение поселений, нарушающих такой правопорядок - главным образом евреев, - в попытке безжалостной социальной чистки. Преступные намерения были настолько претенциозными, а их размах настолько огромным, что для того чтобы описать это, было выдумано новое слово - геноцид.
Современные СМИ также сыграли свою роль, показывая картины концлагерей, которые моментально стали символизировать глубину нацистской развращенности. Продолжительное воздействие Холокоста, исследуемое в сотнях книг и фильмов, ставило цель изобразить нацизм в виде исключительного выражения зла. В данном контексте отрицание Холокоста означает отрицание его современной ассоциации со злом и подразумевает, что случившееся во время Холокоста могло быть вполне приемлемым в рамках другого морального порядка.
Ахмадинежад утверждает, что внешнее давление, а не фактический исторический опыт всей войны, поддерживает в Европе память о Холокосте. Но чего он не может понять, так это того, что память об Освенциме является также и памятью о сражении за Британию, бомбежке Дрездена, взятии Парижа и Варшавском восстании. Освенцим не произошел в вакууме. Он являлся самым ужасным бедствием, которое объединило все эти события.
Если Холокоста действительно не было, или если он не имеет никакого значения, то как должна пониматься вся остальная современная европейская история? Если не было никаких преступлений, то нацисты не были преступниками.
Ахмадинежад чувствует власть, которая появляется в процессе переписывания истории. Он любит упрекать Запад в прошлом, которое сам же отрицает. Он понимает искушение зла и соблазн забвения. Прежде всего, он человек практичный. Ахмадинежаду не будет на руку, если Европа примет такое толкование истории, которое будет конфликтовать с позицией Ирана.
Цель Ахмадинежада проста: найти слабые места в цепи, которая связывает Европу с ее прошлым, а через ее прошлое с Израилем и США. Выбор Европы очевиден: принять индульгенцию прошлому от президента Ирана, либо определить является ли стандарт правды, с которым он обращается к истории, таким же, как тот, что он использует, говоря о ядерном оружии.
Клиффорд ЧАНИН - основатель 'Проекта наследие', организации, деятельность которой направлена на построение глобального обмена длительных последствий многих исторических трагедий ХХ столетия.
N219, четвер, 14 грудня 2006
