Польское правительство увязло в прошлом
Иностранцы любят порицать близнецов, правящих Польшей, называя их то клоунами, то кровожадными инквизиторами. Обе характеристики Леха и Ярослава Качиньских - соответственно, президента и премьер-министра Польши - несправедливы, но содержат в себе по крупице истины. Внешнюю политику близнецы ведут нелепо, порой комично. А их закон о люстрации, пока на прошлой неделе его не заблокировал конституционный суд, казался не только вызывающим, но и откровенно зловещим.
Его целью была проверка 700 000 человек на предмет сотрудничества с тайной полицией коммунистического режима, причем это должно было коснуться не только журналистов и ученых, но и некоторых политиков-антикоммунистов, уже прошедших люстрацию. Например, бывшего министра иностранных дел Бронислава Геремека (Bronislaw Geremek). Геремек отказался подписывать очередное заявление о том, что то он не сотрудничал с органами, тем самым поставив себя под угрозу утраты места в Европейском Парламенте. Это вызвало широкую волну критики: коллега Геремека из фракции зеленых Даниэль Кон-Бендит (Daniel Cohn-Bendit) заявил, что это то же самое, что 'приказать еврею в концлагере подписать заявление о том, что он не сотрудничал с нацистами'.
Первой реакцией Качиньских был переход в наступление. В какой-то момент даже казалось, что они и их коллеги хотят оспорить легитимность конституционного суда. В день судебного заседания депутат от партии 'Право и справедливость' Аркадиуш Муральчик (Arkadiusz Mularczyk) потребовал приостановить работу суда, предъявив поспешно извлеченные из архивов материалы на некоторых судей. Теперь правительство смирилось с вердиктом суда, объявившего неконституционными основные положения закона. Из числа лиц, которые должны пройти люстрацию, исключены журналисты и ученые. Кроме того, отменено наказание за несоблюдение закона - десятилетний запрет на профессиональную деятельность.
Благодаря этому, удалось избежать конституционного кризиса, но остается открытым вопрос о том, что делать с миллионами досье, которые занимают 80 километров полок в архивах. Секретность позволяет бывшим тайным агентам выставлять себя в роли невинных жертв и дает простор для шантажа. Постепенно вырабатывается консенсус: заменить закон о люстрации политикой открытых архивов. Одна из идей заключается в том, чтобы открыть всеобщий доступ ко всем документам. Однако досье содержат много информации частного толка, причем не всегда соответствующей действительности - например, о состоянии здоровья или любовных делах.
Поэтому более вероятно, что досье будут открыты общественности после того, как из них будут исключены неполитические материалы. Но кто это сделает? Некоторые подозревают, что непреодолимым препятствием для осуществления этого плана станет реформа системы управления архивами, а устранение пикантных подробностей займет не один год.
За спором стоят глубокие разногласия относительно видения истории. Качиньские считают, что после краха коммунизма в 1989 г. переход к демократии осложняли, а то и саботировали элементы старого режима. Они испытывают жгучее желание разрушить систему договоренностей между бизнесом, чиновниками, СМИ и левыми политиками. Двадцатилетняя оппозиционная деятельность Геремека не имеет для них особого значения: как, вопрошают критики, он мог занять в 1960 г. теплое местечко главы Польского культурного центра в Париже без связей с польской (или советской) разведкой?
Другие считают, что сами Качиньские пали жертвой подозрительного, конфронтационного образа мыслей, привитого тоталитаризмом. Справедливость - одно дело, месть - другое. За годы, прошедшие после смены режима, Польша обуздала инфляцию и построила процветающую рыночную экономику. Теперь ей нужно модернизировать социальный сектор и играть конструктивную роль в Европе. Прекращение ожесточенного спора вокруг закона о люстрации дает самую лучшую возможность сосредоточиться на этом.
