По целому ряду вопросов - от угроз создания новых вооружений до убийства Литвиненко - Путин демонстрирует враждебность по отношению к США и Европе, невиданную со времен 'холодной войны'
У тридцатилетнего российского бизнесмена Юрия Подгорного дела идут совсем неплохо. Сидя за рулем новенького джипа с кожаным салоном, он отвечает на звонки по мобильному короткими, торопливыми фразами - будто каждое слово стоит денег. Этот человек во всем видит прибыль или убыток. Даже незнание иностранных языков он переводит в конкретные цифры упущенной выгоды. 'Из-за того, что я не говорю по-английски, я теряю порядка 2000 долларов в месяц', - поясняет он.
Юрий дружелюбен и открыт, он жаждет общаться и обмениваться мнениями; этот человек явно выиграл от посткоммунистических реформ в России, благодаря которым частный бизнес процветает, а связи с внешним миром расширяются. Однако он не вспоминает добром западные правительства, выдававшие его стране кредиты и рекомендации в 1990-х - напротив! 'Запад считал СССР врагом. Реформы и демократия были нужны ему только для того, чтобы нас ослабить, - замечает он в разговоре со мной, - не захватить нашу страну, но дестабилизировать обстановку и по дешевке получить наши природные ресурсы'.
Сегодня в России с таким мнением сталкиваешься на каждом шагу; параноидальным рефреном оно проскальзывает даже в беседах на бытовые темы.
'Советский Союз погубили богачи с помощью внешних врагов', - считает один бывший инженер (сегодня он на пенсии). 'Мы должны быть готовы помешать американским оккупантам организовывать демонстрации, чтобы свернуть наше правительство', - замечает семнадцатилетний розовощекий студент. Даже от старого пьяницы, заговорившего со мной у магазина, я слышу все то же. 'Сегодня россияне не любят иностранцев, особенно американцев, - рассказывает он. - Нам не нравится, что они учат нас жить'.
В стране, где выпуски теленовостей чуть ли не лопаются от репортажей об очередных выступлениях президента, а оппозиция может высказаться разве что на страницах малотиражных изданий, источник подобной 'задиристости' найти нетрудно. В последнее время речи и интервью Владимира Путина проникнуты подозрительностью в отношении Запада.
Взять хотя бы ежегодное послание к парламенту, с которым он выступил в апреле: президент обвинил некие иностранные государства (не упомянув никого конкретно) в стремлении разграбить российские сырьевые ресурсы. Средства из-за рубежа, по его словам, используются для подрыва политической и экономической независимости страны. 'Демократизаторские лозунги', как он выразился, стали предлогом для вмешательства во внутренние дела России.
За последние недели у него состоялось несколько встреч с журналистами, и каждый раз российский президент резко критиковал планы США по созданию противоракетного 'щита', заметив - это 'не что иное, как империализм', начало нового витка гонки вооружений. Последняя его угроза звучит так: если американцы не пересмотрят этих планов, нам следует ожидать, что Россия разработает новые системы наступательных вооружений, и нацелит их на объекты в Европе.
Какой контраст с путинскими высказываниями семилетней давности! Тогда он просил западные страны увеличить инвестиции, говорил о принадлежности России к европейской цивилизации и как-то раз, отвечая на вопрос, не исключил даже вступления страны в НАТО. По сравнению с этим от сегодняшних воинственных заявлений, приправленных формулировками из времен 'холодной войны', мурашки бегут по коже. Как же мы оказались на пороге новой конфронтации между Востоком и Западом?
Шрамы прошлого десятилетия
В какой-то степени изменившееся отношение к Западу - неизбежная реакция на то, что большинству россиян пришлось пережить за прошедшие 20 лет. Оно не кажется таким уж удивительным, если вспомнить, что в 1991 г. страна, в которой они жили, в одно мгновение перестала существовать, и все, что им досталось взамен - это закрытые границы, отделившие их от украинских братьев, ужасы галопирующей гиперинфляции, да президент, расстреливающий парламент из танковых орудий и посылающий юных призывников на чеченскую войну.
'Обычно население сокращается в таких масштабах лишь в том случае, если в стране идет гражданская война': так оценивает один чиновник из Всемирной организации здравоохранения последствия роста младенческой смертности и сокращения продолжительности жизни взрослых к середине 1990-х.
'Было хуже, чем в блокаду', - такой приговор прошлому десятилетию вынесла старушка, потерявшая в эти годы дочь и мужа - они умерли у нее на руках: первая от рака, второй от сердечного приступа. Эта женщина пережила блокаду Ленинграда нацистами во время Второй мировой войны: тогда ей приходилось есть траву и кожу с обуви. Однако по ее мнению постоянный стресс из-за растущих цен, невыплаты зарплат и пенсий, политической нестабильности в ельцинской России выносить было еще тяжелее.
Именно Бориса Ельцина вместе с последним лидером СССР Михаилом Горбачевым многие россияне винят за превращение их страны из сверхдержавы в 'нищего попрошайку'. Когда Ельцин скончался этой весной, ему устроили пышные официальные похороны, и многие тысячи москвичей пришли отдать дань уважения первому президенту, но в других регионах реакция на его смерть была не столь благородной. 'За то, что он натворил, его надо было отдать под суд, - заявил мне один россиянин. - Он унизил страну. Над нами весь мир смеялся'.
Так что вряд ли можно винить россиян за то, что они с радостью воспринимают относительную стабильность, которая воцарилась в стране при Путине, даже если другие аспекты его политики явно отдают авторитаризмом. В парадоксальном мире российской политики многие опасаются не недостатка демократии, а ее избытка. Именно по этой причине, как я выяснила, некоторые призывают Путина остаться на третий срок. Дело не в том, что они им настолько восхищаются, - в частных беседах многие не стесняясь говорят, что нынешний президент и его приспешники по безнравственности и презрению к людям ничуть не отличаются от своих предшественников-коммунистов - а в том, что люди разуверились в демократических идеях, недовольны тем, что Запад поднимает их на щит, и опасаются результата президентских выборов в будущем году. Опыт последних лет научил их, что перемены обычно добром не кончаются, и лучше обходиться без них.
Помимо этого, доходы, получаемые государством за счет высоких нефтегазовых цен, изменили самовосприятие власть имущих. Кремль потирает руки от восторга, думая о влиянии на мировой арене, которое принесет ему статус одного из крупнейших поставщиков энергоносителей. И хотя жители многих провинциальных городов и деревень по-прежнему говорят о скудости федеральных дотаций, российский бюджет регулярно сводится с профицитом. Страна с опережением графика расплачивается по внешним долгам. Власти сегодня считают, что способны обеспечить развитие экономики и без иностранной помощи. Зарубежные рекомендации, инвестиции, и программы обучения уже не приветствуются безоговорочно, как раньше. Даже деятельность иностранных благотворительных организаций воспринимается с подозрением.
'Трудный подросток'
Теперь, когда Россия стала сильнее в экономическом и геостратегическом плане, она возмущается, если кто-то относится к ней свысока. В своих выступлениях Путин вновь и вновь повторяет: Россию следует воспринимать как равного партнера. Кое у кого на Западе усиливается подозрение, что это всего лишь уловка, с помощью которой российское руководство стремится избежать критики за свои действия.
'Запад по-прежнему относится к России, как к трудному подростку, которого надо учить себя вести', - заметил в разговоре со мной человек, близкий к Кремлю.
'Россия еще не поняла, что угрозы - негодный способ для укрепления сотрудничества', - парирует один западный дипломат. 'У Кремля выработалась аллергическая реакция даже на конструктивную критику с нашей стороны', - комментирует ситуацию другой высокопоставленный дипломат, отмечая, что позиция России по отношению к Западу неуклонно ужесточается со времен бесланской трагедии 2004 г.
Однако тревожную ситуацию в отношениях с Россией нельзя объяснять лишь обидчивостью ее президента или ответной реакцией общества на события 1990-х. Часть вины за это несет и Запад. Были бы наши отношения лучше, если бы США не вышли из Договора по противоракетной обороне и не пытались создать на постоянной основе военные базы в бывших советских республиках Центральной Азии? Вероятно, да. Стал бы Путин обвинять Вашингтон в 'империалистической' политике, если бы американцы не вторглись в Ирак? Возможно, не стал бы. Или вот еще вопрос: если бы новые страны-участницы Евросоюза, в прошлом против воли входившие в советский блок, не демонстрировали столь явно подозрительность в отношении восточного соседа, может быть и Россия не воспринимала бы так болезненно все происходящее в ее 'ближнем зарубежье'?
Несомненно, в последнее время антагонизм России по отношению к Европе усиливается. Конфликт из-за американского противоракетного 'щита' в Европе, кризис в отношениях с Британией из-за убийства Литвиненко, и назревающее столкновение в связи со статусом Косово - лишь последние примеры разногласий, отравляющих наши отношения. И тревогу вызывает тот факт, что количество накопившихся противоречий может достичь 'критической массы', и стороны превратятся из союзников в противников.
Что же сулит нам саммит 'большой восьмерки' с точки зрения отношений между Востоком и Западом? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо учесть три фактора.
Во-первых, нынешний саммит проходит в переломный момент: во Франции и Германии уже пришли, а в Британии и США скоро придут к власти новые лидеры, в результате чего могут возникнуть предпосылки для новой, более жесткой линии в отношении России. Уже очевидно, что нынешний германский канцлер Ангела Меркель, в отличие от ее предшественника, не намерена смотреть сквозь пальцы на позицию Москвы. Возможно, и президент Франции Николя Саркози не станет использовать Россию в качестве противовеса США. А приход нового лидера в Белый дом может окончательно изменить расстановку сил.
Во-вторых, в июне будущего года Путин, вероятно, уже не будет занимать пост президента. Он скорее всего постарается управлять ситуацией из-за кулис. Однако, как показывают не столь уж давние события, человек, занимающий высший пост в Кремле, быстро превращается в самостоятельную фигуру. И как именно распорядится пока не известный нам преемник Путина имеющимися у него обширными полномочиями, предсказать невозможно.
Впрочем, есть еще одно обстоятельство более оптимистического свойства: парадокс нынешней ситуации в России заключается в том, что, наряду с явной враждебностью к Западу, большинство представителей среднего класса только приветствует тот факт, что их повседневная жизнь приближается к западным стандартам. Они уже воспринимают как нечто само собой разумеющееся походы за покупками в Marks & Spencer, и обставляют свои тесные квартирки мебелью из Ikea. Как и мы, в зимние холода они берут отпуск и едут 'погреться' в Турцию или Египет. Они смотрят те же голливудские блокбастеры, что и мы, и слушают ту же музыку. Представители богатой московской элиты облюбовали Лондон в качестве 'второго дома' и отправляют детей в британские частные школы, чтобы им не пришлось, подобно Юрию Подгорнову, страдать из-за незнания английского.
Даже бедняки часто относятся к гостям с Запада доброжелательно. 'Вы не знаете, какого-нибудь иностранца, который мог бы вложить капитал в нашем городе и спасти наш завод от закрытия?': этот вопрос мне часто приходилось слышать в отдаленных и нуждающихся регионах.
Если сегодня россияне ценят стабильность, позволяющую им жить спокойно, зарабатывать деньги и, наконец, строить 'нормальную' страну, они ни в коем случае не заинтересованы в ухудшении отношений с Западом до такой степени, чтобы из-за этого возникла угроза миру. Россию, может быть, и нельзя назвать демократической страной в западном понимании этого слова, но настроения в обществе и здесь играют большую роль.
Бриджет Кендалл - внешнеполитический обозреватель BBC; раньше она работала корреспондентом в Москве
_____________________________
Недооценка России может затмить даже провал в Ираке ("The Guardian", Великобритания)
Начало новой 'холодной войны' - дело рук Запада ("The Times", Великобритания)
