Ровно год назад российский диссидент и писатель Александр Литвиненко умер от радиационного отравления. Позднее выяснилось, что он был отравлен большой дозой полония-210. Британская полиция безуспешно пыталась добиться экстрадиции главного подозреваемого - бывшего оперативника КГБ Андрея Лугового.
Сейчас, год спустя, участники событий рассказывают нам, как они оказались в это вовлечены, и что для них изменилось с тех пор.
Марина Литвиненко: Уже год как я живу без Саши, и мне до сих пор сложно поверить, что его с нами нет.
Последний месяц - ноябрь - был для меня тяжелее всего. Как будто все, что случилось тогда, повторяется вновь - время ничего не сгладило. Когда он умер, мне каждый день словно приходилось заставлять себя оставаться в живых. Каждый день был похож на пытку. Это было ужасно.
После смерти моего мужа люди должны понять, что полоний может использоваться как оружие против человечества. Мы должны помнить об этом веществе, чтобы его нельзя было снова использовать.
Сейчас важно расследовать его смерть. Я убеждена, что Луговой - не единственный виновник. Он лично не имел ничего против Саши... но кто за ним стоял? Так как Россия отказалась его экстрадировать, я уверена, что за Луговым стоят серьезные силы. Я хочу сказать Луговому: приезжайте в Британию, и защищайте себя перед британским судом.
Дерек Конлон (Derek Conlon), пианист из бара отеля 'Миллениум': Я работал пианистом в 'Сосновом баре' отеля 'Миллениум'. Именно там отравили Литвиненко. Ему подсыпали полоний в чай.
Через час после того, как он ушел, я сел за тот же столик и выпил кофе из той же чашки. Потом оказалось, что, хотя чашку и вымыли, следы полония на ней исчезли не полностью. Через пару дней бар закрыли, но мне никто не сказал, почему. Только три недели спустя я узнал из новостей об отравленном русском, и о том, что мне надо связаться с Агентством по здравоохранению. Я им позвонил, и мне сразу сказали обратиться в больницу Юниверсити-колледжа (University College Hospital), где врачи взяли у меня на анализ образцы крови и мочи.
Еще неделю спустя, меня опять вызвали в отель, и пригласили в комнату к еще двум врачам. Один из них сказал: 'У меня для Вас плохая новость, уровень радиации немного повышен'. Позднее я узнал, что из всех зараженных я третий по уровню заражения. Сначала я всерьез заволновался - испугался, не разовьется ли у меня рак. Но недавно я прошел последний тест, и оказалось, что почти вся эта дрянь из моего тела уже вышла.
Со временем, я понял, что надо использовать этот опыт и написал на его основе песню 'Грустный и одинокий человек' ("A sad and lonely man"). Она заняла второе место в номинации 'джаз и блюз' на Британском конкурсе песни (UK Songwriting Contest).
Констебль Энди Уигли (Andy Wigley), полиция Барнета: В мои обязанности входит взаимодействие с больницей Барнета (Barnet Hospital). Когда мне позвонили на мобильный и сказали, что был отравлен русский шпион, я решил, что мой начальник шутит.
Меня отвели в платное отделение и представили его жене. Она заявила, что КГБ уже пытался его убить - они пару раз обращались в больницу, думая, что речь идет о пищевых отравлениях. Потом я прошел в палату, в которой стояла его койка. Он совсем облысел и был весь желтый.
Я взял его за руку и начал говорить с ним. За время разговора ему раз шесть становилось плохо. Он был сильно испуган: услышав шум вертолета, он решил, что это российский спецназ, направляющийся его убить. Он, видимо, знал, что с ним произошло: по его словам, он сам был бывшим шпионом КГБ. Он был уверен, что его отравили радиоактивным литием, которым, как он говорил, пользовался КГБ в таких случаях.
Хотя я сначала не поверил, что он действительно шпион, г-н Литвиненко сообщил мне кое-что, пока я там был. Я не могу этого повторить, но убежден, что он сказал мне правду. Я оставался с ним, пока его не перевели в больницу 'Юниверсити-колледжа'. Позднее, я помогал обеспечивать безопасность его дома во время проверки на зараженность радиацией. Прошлым летом я получил официальную благодарность за свои действия.
Теперь, думая обо всем этом, я понимаю, что он не зря был так испуган. Хотя я полицейский и привык на многое смотреть отстраненно, сейчас, оглядываясь назад, я чувствую настоящую жалость к бедному парню. Он, видимо, ужасно страдал.
Найджел Лайтфут (Nigel Lightfoot), главный эксперт Агентства по здравоохранению: Проследить заражение и выявить зараженных было непростой задачей. Первые две недели, я работал по 18 часов в день, 6 дней в неделю.
В конце концов, наши сотрудники нашли следы радиации в 40 различных помещениях. В отелях, суши-барах, офисах - практически везде, где бывал подозреваемый. Это было все равно, что идти по следу, который становится все длиннее, тянется по всему Лондону. Найдя новый зараженный объект, мы должны были его запечатать, проверить уровень радиации, и вынести заключение об опасности. В конце концов, мы подсчитали, что под угрозой оказалось около 1,500 человек, из которых 17 действительно были заражены, что немножко увеличивает степень риска для них.
Для нас это был новый опыт, ни к чему такому мы никогда не готовились. Однако он кое-чему нас научил. Во-первых, мы были правы, держа публику в курсе. Важно, чтобы люди обладали всей информацией, и могли сами оценить степень риска. Это помогает избежать паники. Во-вторых, нам стало ясно, что для того, чтобы справляться с происшествиями такого рода, необходима большая команда (в какой-то момент нам пришлось привлечь 400 человек), умеющая работать слаженно.
Алекс Гольдфарб, друг Литвиненко и защитник его памяти: В пятницу, в первую годовщину смерти Саши (Александра Литвиненко) я зачитаю его предсмертное заявление перед больницей, в которой он умер.
Это будет риторическое заявление - умирая, он не знал о полонии и об усилиях, предпринятых российским правительством и г-ном Путиным лично для сокрытия преступника. Путина обидело, что Литвиненко отказались экстрадировать в Россию, он был зол на британцев, и поэтому он решил добраться до него по-другому.
Когда Саша только заболел, я не очень беспокоился, так как доктора в начале не считали болезнь серьезной. Когда я пришел в больницу на 14 день, они все еще думали, что у него заболевание желудка. На следующий день, диагноз был объявлен официально - когда стало ясно, что это полоний, мы поняли, что он обречен. Он сделал всего один глоток чая. Если бы он сделал два, он умер бы за неделю.
В нашей с Мариной Литвиненко книге (Алекс Гольдфарб, Марина Литвиненко, 'Смерть диссидента' ("Death of a Dissident")) я писал, что вызванный 'холодной войной' страх перед смертью от радиации превратил наше поколение в невротиков. Сейчас я видел эту смерть своими глазами. Это воплощение наших худших кошмаров.
___________________________________________
Гибель Литвиненко: ядовитый осадок ("The Independent", Великобритания)
Корни террора на почве КГБ ("The Wall Street Journal", США)
