Бывая в Китае, я каждый раз поражаюсь его нерешительности. Мир с восхищением - и если уж начистоту, с немалым опасением - наблюдает, как Китай вновь занимает место в ряду великих держав. Однако те, кто сидит за штурвалом 'взлетающего' Китая, проявляют странные колебания.
В Пекине гордость соперничает с неуверенностью, подчеркнутая скромность сочетается с бойким апломбом. Настойчивые требования к другим, особенно Соединенным Штатам, проявлять должное уважение к новому статусу страны, уживаются с нервозной погруженностью в себя.
Мне много раз приходилось слышать, что Олимпиада позволила Китаю узнать об окружающем мире больше, чем окружающему миру о Китае. Наверно, это так. Тем не менее, серьезных признаков того, что успешное проведение Игр изменит мировоззрение Пекина, не заметно. Китай все еще не может решить, какой именно державой он хочет стать. И для всех нас, остальных, это имеет весьма немаловажное значение.
Инаугурация нового президента США в январе обещает открыть новую главу во внешней политике этой страны. Оптимистическая уверенность в достоинствах свободно-рыночного капитализма, свойственная рейгановским временам, канула в водовороте, захлестнувшем финансовые рынки. Иракская война требует поскромнее относиться к эффективности американской военной мощи. Кроме того, на мой взгляд, нынешние выборы 'закрывают занавес' над рузвельтовско-трумэновской эпохой. Послевоенный миропорядок, скроенный по американским лекалам, вот-вот скончается естественной смертью.
На страницах этой газеты я уже не раз утверждал, что решения американского президента во многом определят, что придет на смену этому порядку: более широкая и демократичная система международных норм и институтов, или возврат к великодержавному соперничеству. Каждый, кто хоть немного знает историю, естественно, надеется на первый вариант.
Решения, принимаемые в Вашингтоне, - необходимое, но недостаточное условие создания новой международной архитектуры. Не меньшее значение в этой связи будут иметь и действия Пекина. В ближайшие десятилетия именно отношения между США и Китаем будут играть в мире решающую роль. Пока, однако, Америка не может примириться с тем, что период ее однополярного могущества закончился, а Китай не решается признать результаты собственного 'взлета'.
За последние месяцы я дважды присутствовал на длительных и компетентных дискуссиях между западными и китайскими политиками, государственными деятелями и учеными. Совсем недавно мне довелось принять участие в интереснейшей конференции, организованной Центром 'Великобритания-Китай' и Международным отделом ЦК КПК.
С одной стороны, побудительные мотивы, движущие китайским руководством, представляются вполне очевидными. Китай - страна с обостренным ощущением национальных интересов в узком смысле этого понятия. Пекин не отвергает мультилатерализм как таковой, - он понимает, что новообретенное процветание страны основано на существовании правовой системы международной торговли - но по-прежнему ревниво отстаивает свой государственный суверенитет. Для него самый важный раздел Устава ООН - тот, что запрещает вмешательство во внутренние дела других стран.
Этот Китай - полный уверенности в себе, ведь он представляет самую древнюю из существующих на планете цивилизаций - не считает нужным выслушивать нотации американцев и европейцев по поводу прав человека или своего политического строя. Он не признает 'универсальности' западной демократии, и возмущается косвенно вытекающим из этих притязаний тезисом о том, что его собственное политическое и социальное устройство чем-то хуже. Легитимность однопартийной системы, раз за разом повторяет Пекин, основана на том, что благодаря ее усилиям сотни миллионов граждан страны избавились от нищеты.
Из-за подобного образа мышления Пекин неизменно раздражают, а часто и возмущают требования о предоставлении Тибету значительной автономии, а то и независимости. 'Мы решили тибетский вопрос в 1950-х гг., - заметил в моем присутствии один высокопоставленный пекинский чиновник. - Далай-лама покинул Тибет'. Что же касается Тайваня, то здесь не должно быть никаких сомнений: Пекин ни перед чем не остановится, чтобы помешать ему обрести независимость. Китай должен быть единым и неделимым.
Такой Китай отстаивает концепцию суверенитета в духе 17 века, эпохи Вестфальского мира, отказываясь придавать правам человека центральное значение в своих отношениях с Бирмой, Суданом или Зимбабве. Невмешательство во внутренние дела других государств - важнейшая опора геополитической стабильности, пояснил мне как-то один китайский чиновник. Спросите у наших соседей, посоветовал он, хотят ли они, чтобы Пекин действовал по образцу США, свергая режимы, которые ему не нравятся.
Некоторые из этих аргументов, конечно, носят чисто тактический характер. Бирманский и северокорейский режимы Китай поддерживает по стратегическим соображениям, а для близких отношений с Суданом и Зимбабве у него есть экономические причины. К тому же любые требования о том, чтобы эти страны прекратили репрессии в отношении собственных граждан могут послужить основанием для вмешательства во внутренние дела самого Китая.
Однако у Китая есть и другая ипостась. Здесь уверенность уступает место сомнениям и неопределенности, желание выступать на мировой арене с гордо поднятой головой - непроходящему страху перед замедлением экономического роста, способным бросить страну в пучину социально-политических потрясений.
Этот Китай начинает осознавать последствия своего нового положения в мире - тот факт, что ценой за статус великой державы становится пристальное внимание к ее внутренней и внешней политике. Поэтому он берет на себя инициативу в рамках шестисторонних переговоров, призванных убедить Северную Корею отказаться от ядерного оружия и поддержал три резолюции ООН о санкциях против Ирана, чтобы тот прекратил свою военную ядерную программу. Этот Китай также демонстрирует готовность подталкивать - пусть и не слишком решительно - суданские власти к решению проблемы Дарфура.
Ожидать слишком многого на этом направлении, конечно, не следует. Иностранцам, приезжающим в Китай, постоянно напоминают: при всем новообретенном благосостоянии ВВП на душу населения здесь по-прежнему в двадцать раз ниже, чем в Британии, сотни миллионов китайцев все еще существуют на один доллар в день, а необходимость поддерживать стабильность в стране с населением в 1,3 миллиарда исключает такую роскошь, как многопартийные выборы.
Этот Китай спорит сам с собой, прикидывает, где его интересы противоречат, а где совпадают с требованиями Запада, чтобы он вел себя как ответственный участник международного сообщества. Он хочет, чтобы в мире к нему относились с одобрением, - отсюда и гигантские затраты на проведение Игр - но не готов поступиться ради этого контролем партии над внутренней политикой. Он воспринимает 'спонтанный национализм' своих граждан и как дипломатический инструмент - предостережение о том, что на Пекин не следует давить слишком сильно, и как опасность - ведь ситуация может выйти из-под контроля.
Нарастают и противоречия между краткосрочными и долгосрочными интересами страны. В результате Пекин осознает, что превращение Ирана в ядерную державу создаст стратегическую угрозу общемировым поставкам нефти, и в то же время хочет обеспечить себе гарантированное снабжение иранской нефтью на ближайшие год-два. Санкции, полагает он, в любом случае вряд ли остудят ядерные амбиции Тегерана.
На мой взгляд, закулисные дебаты по всем этим вопросам носят более живой и активный характер, чем может показаться на первый взгляд. Все их участники, однако, согласны в одном: направленность развития страны зависит прежде всего от того, насколько устойчивым окажется китайское 'экономическое чудо'. Часто приходится слышать, как западные политики тревожатся из-за новообретенного могущества Пекина. Но может быть им следует больше опасаться того, то случится, если Китай 'забуксует'.
* * * * * * * * *
Ну и где этот русский медведь? (Комитет читателей ИноСМИ)
Как москали у русских имя украли...(Комитет читателей ИноСМИ)
Обложили нас кругом (Комитет читателей ИноСМИ)
Порнонацизм (Комитет читателей ИноСМИ)
_________________________________
Олимпиада Инкорпорейтед ("The Wall Street Journal", США)
Блеф Пекина с правами человека нужно разоблачить ("The Washington Post", США)
Пора открыто выступить против злоупотреблений Пекина ("The International Herald Tribune", США)
Новый китайский национализм надо осторожно преодолевать ("The Guardian", Великобритания)
Олимпиада как кошмар для Китая ("Foreign Affairs", США)
Освещая олимпийские события ("The Wall Street Journal", США)
