Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Покинутые квартиры

По следам Иосифа Бродского, Анны Ахматовой и Владимира Набокова в Санкт-Петербурге

Покинутые квартиры picture
Покинутые квартиры picture
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Иосиф Бродский родился в Ленинграде в 1940 году. Назвали его так в честь Сталина. Вплоть до эмиграции в 1972 году он жил в родном городе, за исключением тех 18 месяцев, что он провел в ссылке в деревне Норенская, в Архангельской области. Казалось бы, для города, который считает себя культурной столицей, было бы честью воздать должное своему нобелевскому лауреату.

"И это все, что есть у Бродского в нашей стране?". Говорящий по-русски человек, посетитель "американского кабинета" Бродского в петербургском Музее Анны Ахматовой, качает головой и выходит. Экспонаты, представленные в этой комнате площадью около 20 квадратных метров, - это дар Марии Содзани, русско-итальянской переводчицы, вдовы лауреата Нобелевской премии по литературе 1987 года. Вы найдете здесь секретер с книгами и железнодорожным расписанием, письменный стол, на котором под стеклом лежат открытки и фотографии, рассказывающие о любимых местах Бродского, каким была, например, Венеция; потертый коричневый чемодан. В целом - это светлая, приятная комната, лаконичная квинтэссенция жизни Бродского в изгнании - в Саут-Хедли, штат Массачусетс, где он преподавал в колледже Маунт-Холлиок. Представлены видеозаписи, на которых он монотонно и заунывно читает свои стихи. Его дистанцированность от Советского Союза проявляется в интервью одному российскому журналисту. Хотел бы он снова оказаться в России? Бродский отвечает саркастически кратко: "Да". Верит ли он в осуществимость этого намерения? "Нет".

Иосиф Бродский родился в Ленинграде в 1940 году. Назвали его так в честь Сталина. Вплоть до эмиграции в 1972 году он жил в родном городе, за исключением тех 18 месяцев, что он провел в ссылке в деревне Норенская, в Архангельской области. Казалось бы, для города, который считает себя культурной столицей, было бы честью воздать должное своему нобелевскому лауреату. Но что же стало с масштабным проектом, начатым вскоре после смерти Бродского (который скончался от инфаркта в 1997 году) и осуществлявшимся при поддержке его коллег, тоже лауреатов Нобелевской премии, Дерека Уолкотта (Derek Walcott) и Чеслава Милоша (Czeslaw Milosz)? По частной инициативе в квартире, где Бродский жил со своими родителями с 1949 года, должен был быть организован музей. Бывший губернатор Яковлев пообещал оказать им поддержку, равно как и нынешний губернатор Валентина Матвиенко. Однако до сих пор никакого музея там нет.

Не так просто создать в России музей писателя двадцатого века. Почти всех авторов, память которых сегодня считают нужным чтить, ранее тем или иным образом преследовали. Наглядный материал, иллюстрирующий этот тезис, представляет государственный Музей Анны Ахматовой, в котором до сих пор располагается "американский кабинет" Бродского. Музей устроен в квартире, в которой поэтессу приютил ее третий муж, историк искусства и комиссар Эрмитажа Николай Пунин, отдавший ей свой рабочий кабинет. Его бывшая жена с детьми продолжали жить там же, занимая две комнаты по другую сторону от гостиной. В этом "коллективе" складывались весьма непростые отношения, но состав жильцов квартиры изменялся, менялись и настроения Сталина; Ахматова переселилась в маленькую комнату, бывшую детскую, где начала писать свою знаменитую "Поэму без героя". На десятки лет эта маленькая квартирка в боковом флигеле Шереметьевского дворца стала центром жизни для поэтессы.

С глубоким пессимизмом восприняв революцию, она так никогда и не смогла окончательно от нее отмежеваться и осталась в стране даже тогда, когда стало ясно, что она, как урожденная аристократка, никогда не сможет вписаться в новую реальность. Сохранились незатейливые диваны, столы, часы и сундуки, которые окружали ее в те времена, когда ей приходилось каждые два часа появляться в окне третьего этажа, чтобы показать дежурившему во дворе сотруднику, что она еще не наложила на себя руки.

С трудом можно себе представить, что стало бы с Анной Ахматовой (1889-1966), если бы она после 1917 года "уехала"; ведь центральной темой ее произведений является надрыв, вызванный политическими и личными подозрениями. Невозможно себе представить, чтобы ее тексты обрели шутливую форму, как было у ее классового собрата Владимира Набокова. Он родился на десять лет позже нее, недалеко от Шереметьевского дворца, в респектабельном доме на Большой Морской, 47, на первом этаже которого в 1997 году один частный фонд организовал музей автора "Машеньки" и "Лолиты". Здесь мы находим сачок для ловли бабочек и пишущую машинку. Но самый впечатляющий экспонат - это самиздатовские книги: глядя на них, понимаешь, насколько бунтарскими казались произведения Набокова советским литературным бюрократам, закосневшим в отрицании "нездорового индивидуализма".

Но ни одно посещение Интернет-сайта музея не заменит незапланированной прогулки по пустующим по субботам помещениям редакции либеральной газеты "Невское время", которая занимает верхние этажи бывшего Дома Набокова. Проходя мимо покрытых пылью столов и стопок газет, задумываешься о том, как Набоков в автобиографии "Память, говори" описывал блеск своей дореволюционной жизни, проходившей между будуаром матери и политическими собраниями. И невозможно отделаться от ощущения, что, предаваясь счастливым воспоминаниям, этот блеск писатель несколько преувеличил.

Исторический доходный дом на Литейном проспекте, где на третьем этаже жила семья Бродских, тоже внешне производит великолепное впечатление. Построенный в 1877 году в мавританском стиле дом Мурузи считался архитектурной сенсацией. На рубеже веков в этом доме собирались гости литературного салона Зинаиды Гиппиус. Но жизнь изменилась. Вселившиеся туда после Второй мировой войны Бродские занимали полторы комнаты в коммунальной квартире. Сорок квадратных метров, что было больше положенных девяти метров на человека.

В своем эссе "Полторы комнаты" Бродский красочно описал то, как ему удалось "приватизировать" свою половину комнаты, соединявшейся двумя арками с комнатой родителей, с помощью шкафов и стопок книг, которые пришлось делать выстой в 4,20 метра. При этом в одной части этой комнаты нашлось место для фотолаборатории его отца, военного фотографа и фотожурналиста. Отсюда через дверь шкафа можно было попасть в ту половину комнаты, которую занимал Бродский. Ему было 32 года, когда он уехал отсюда, в 1972 году.

И вернуться ему сюда не придется. Эта квартира площадью в 232 квадратных метра стала ареной деликатного столкновения между двумя экономико-политическими системами. Она все еще остается коммуналкой, но после ельцинской приватизации, в ходе которой ее жители смогли за минимальные деньги получить собственные комнаты, она представляет собой совокупность множества частных владений. В ней еще живут три человека, которые дорого просят за то, чтобы поменять место жительства, говорит председатель Фонда создания музея Иосифа Бродского Михаил Мильчик, друг поэта. Он уже выкупил большую часть комнат, но, как нарочно, одна из еще не расселенных комнат - именно та половина комнаты, которую занимал Бродский. Музей существует пока только в Интернете (www.brodsky-museum.org): там есть план, на котором видна та половина комнаты, фотография, на которой изображены улыбающиеся члены американской делегации, побывавшей там в октябре 2005 года, и больше ничего.

Может быть, культурную столицу опередят. В месте ссылки Бродского, в деревне Норенская, с 2005 года тоже собираются создать музей. Так было и в Саут-Хедли, где дочь поэта Анна, которой сегодня уже 16 лет, нацарапала на стене "A. Brodsky". Однако на встрече Исторического общества Саут-Хедли в 2007 году речь об этом уже не заходила. Да и какие экспонаты там можно было бы выставлять? И вернет ли им Музей Ахматовой свой "американский кабинет"?

Возможно, Бродскому понравилась бы мысль насчет Норенской. А может быть, он порадовался бы, узнав, что 1-го апреля взорвали знаменитый памятник Ленину перед Финляндским вокзалом в Санкт-Петербурге, проделав в нем большую дырку? Теперь он зашит досками и выглядит, как башня на детской площадке.

____________________________________________________________

Солженицын: в поисках ускользающей России ("The New York Times", США)

Царистско-большевистская цензура ("Frankfurter Allgemeine Zeitung", Германия)

Какой русский не любит Александра Сергеевича? ("The New York Times", США)

Женщина, "создавшая" Владимира Набокова ("El Mundo", Испания)

Обсудить публикацию на форуме