Вечная дуэль с Америкой

Совершенный в иранской провинции Белуджистан теракт, направленный против офицеров Корпуса стражей исламской революции, унес сорок жизней. Пасдаран, этот своего рода дубликат регулярной армии, теряет людей высокого военного ранга, теряет ореол непобедимости, традиционно создаваемый в иранском общественном сознании государственными СМИ.

"Корпус стражей" (300 тыс. солдат, антимятежные подразделения, боевые самолеты и корабли) был учрежден по указу духовного лидера Ирана имама Хомейни. С течением лет пасдаран стали привилегированными бойцами сначала Хомейни, а потом его преемника аятоллы Али Хаменеи.

На ум приходит аналогия с Италией Муссолини, который, с целью заткнуть рот диссидентам, создал Добровольную милицию национальной безопасности: 25 июля 1943 года она самовольно распалась.

Нужно сказать, что новость о теракте в Иране встревожила нацию. Отсюда – громкие заявления высокопоставленных чиновников. Спикер меджлиса Али Лариджани поспешил обвинить в случившемся Соединенные Штаты: "Последние теракты восходят к Вашингтону. Президент Барак Обама заявлял о намерении протянуть руку Ирану, но этой бойней он свою руку сжег".

"Глобальное высокомерие подстегнуло наемников, совершивших теракт", - говорится в еще одной "ноте". На языке иранских чинов под "глобальным высокомерием" подразумеваются США и, шире, западные силы. Эксперты по загадочному Ирану обращают внимание на любопытный факт: сегодня в Вене состоится встреча (если, конечно, ее не отменят в последний момент) западных и иранских делегатов по вопросам ядерного досье. Ее цель – снизить градус напряжения в преддверии зимнего сезона, который, как многие опасаются, грозит стать генеральной репетицией для Израиля, готового ответить жестким уроком на "военные цели" Ирана.

Теперь, после того как в связи с терактом в Белуджистане прозвучали и обвинения в адрес США, Великобритании, Франции и Пакистана, и опровержения соответствующих сторон, множатся предположения об исходе венского саммита, где встречаются страны группы "5+1" США, Россия, Китай, Великобритания, Франция и Германия. Весьма сильны опасения, что переговорщикам предстоит переливать из пустого в порожнее, что все закончится чистой формальностью, дипломатической болтовней. Мы не хотим сгущать краски, но совпадение теракта и саммита и впрямь настораживает. (Хотя скрестим пальцы, будем надеяться на лучшее).

Недоумение усугубляется еще одним фактом – назовем его "дело Хаменеи". Верховный лидер Ирана исчез из поля зрения более недели назад, его последние фотографии производят впечатление фальшивки. Тегеран, меж тем, извергает подозрения и угрозы. К "вендетте" призывает с телеэкрана премьер-министр страны, вспоминая "колониальные лишения", которые "благородный народ" преодолел в ходе своей Истории.

История, что говорить, действительная трагическая, полная надежд и кровопролитий. Но и подслащенная интерпретацией национальной государственной прессы.

Автор настоящей статьи помнит удивительный период этой истории, связанный с именем Реза-хана. Этот государственный деятель добился провозглашения себя шахом Персии и обменял нефть на дружбу с великими державами, в ущерб умиравшему от голода люмпен-пролетариату. Оппортунист в полным смысле этого слова, грубый, но энергичный Реза по окончании Первой мировой войны прогнал из страны американцев и англичан. "Мы – свободная нация, а не прислужники", заявил он своим полудрузьям-полудеспотам. Однако главным его сокровищем оставалась нефть. Крупные нефтяные холдинги теснили его, побуждая воскресить сотрудничество, но было уже поздно. Реза-хана отправили в изгнание (кстати: наверняка не один персонаж из его свиты пал жертвой этой рокировки), и место Реза-хана занял его сын, Мохаммед Реза.

Новый шах во многом потерял власть, но, благодаря небескорыстной помощи Соединенных Штатов, проявивших чудеса дипломатии, сохранил трон. Шутовской трон, олицетворявший причудливую смесь дутого королевского достоинства и интересов крупного бизнеса.   

"Удача покинула его", грустно сказала мне при встрече в Риме бывшая жена бывшего шаха Сорая Бахтияри. Он ошибся, когда рассчитывал завоевать благосклонность иранской молодежи баснословными зарплатами, суля превратить "Иран в оплот благополучия". К тому времени молодые иранцы уже находились под чарами старого Хомейни, который с поистине нестарческой стремительностью распространял агитационные видео-послания сначала из Ирака, где находился в ссылке, а потом из Парижа, откуда с триумфом вернулся в Тегеран. Однако тот, кому предстояло стать Верховным руководителем прекрасной и богатейшей страны, кого общественное сознание рисовало святым, на деле оказался хладнокровным и не знающим милосердия диктатором. Особенно он был жесток с теми, кто служил ему безвозмездно, из любви к Богу. Расстреливал невинных, ради одного только устрашения остальных; имей он такую возможность, Хомейни прошел бы по многокилометровой дороге мертвых тел, принадлежавших преданным ему людям.

Впрочем, несгибаемый имам тоже познал горечь поражения.  Постыдный захват американских заложников (речь идет о захвате посольства США в Тегеране в 1979 году – прим. перев.) повредил его репутации Мудрого Руководителя. А стремление Хомейни обратить 50 млн. умных и трудолюбивых людей в радостное и покорное войско оказалось чем-то вроде идеологической петли, придушившей, в той или иной степени, всех иранцев.

Придет день, когда мертвых наконец сосчитают, а мы в очередной раз осознаем, что насилие – все равно что соляная кислота: не убивает, а обезображивает.

Высокомерный и набожный. Упрямый и мстительный. Кровожадный. Провозвестник несчастий. Человек без чувства юмора. Безжалостный. Аскетичный. Властолюбивый. Неотесанный, зато почти гений. Человек, изменивший ход истории. Вот лишь некоторые из определений, которыми награждали Хомейни. Еще его называли фанатиком, но самым удачным мне представляется определение, принадлежащее Карлу Попперу: "Хомейни был эссенциалистом" – то есть человеком, неизменно убежденным в своей правоте.