Многие российские наблюдатели считают главным источником угрозы терроризма исламских боевиков Северного Кавказа, но сейчас появляется новая опасность — экстремисты-националисты, устраивающие всё больше и больше атак.
Последняя из них произошла 27 ноября 2009 года — был взорван поезд «Невский экспресс», погибло двадцать человек, ранено сто. Ответственность на себя взяли русские националисты, хотя впоследствии исламисты лидера чеченских боевиков Доку Умарова говорили, что это их рук дело.
И всё же та господствующая роль, которую исламские экстремисты играют в террористических операциях, не означает, что можно не замечать потенциальную угрозу, исходящую от русских экстремистов, в особенности если они начнут сотрудничать с исламистами. Не исключено даже, что этот процесс уже начался.
По сообщению популярной российской газеты «Московский комсомолец», нередко публикующей важные сведения несмотря на свой желтоватый оттенок, отдельные экстремистские группировки из России связались с Умаровым, чтобы совместно заняться борьбой в защиту «белых людей» (то есть чистокровных славян) и — в неявной форме — против московского режима.
На этой неделе около тысячи человек собралось на антифашистский митинг в честь годовщины гибели адвоката-правозащитника Станислава Маркелова и журналистки Анастасии Бабуровой, после чего органами московской милиции было задержано двадцать четыре участника акций протеста. Они обвиняли в убийствах националистов и призывали правительство начать преследование членов ультраправых группировок, утверждая, что Россия превращается в полицейское государство. Арестованные по обвинению в организации незаконного митинга состояли в главной группе протестующих. Их разогнали пятьдесят человек в чёрных масках, скандировавшие, по сообщению агентства Reuters, лозунги вроде «Вперёд, с русской расой!».
Встаёт вопрос: почему русские националисты, преимущественно молодого возраста, настроены против администрации президента Дмитрия Медведева и премьер-министра Владимира Путина, которые сами в последние несколько лет подвергались обвинениям в неспособности раскрыть несколько дел, касавшихся широко известных критиков Кремля.
Подсказка содержится в некоторых особенностях истории России в постсоветский период.
В последние двадцать лет отношение молодёжи к постсоветскому режиму резко менялось несколько раз. На заре постсоветской эры в начале 1990-х большая часть молодёжи сочувствовала прозападным организациям или состояла в них. Запад они считали даже не символом политических свобод или организованной рыночной экономики, а этакой анархической утопии почти без ограничений, зато с большим количеством секса и денег.
Они верили, что, положив конец авторитарной власти советского режима, разбогатеют в одну ночь. Но прошли годы, и оказалось, что многим, особенно в провинции, новый режим не даст ничего, кроме нищеты, и они вознегодовали. Прозападные настроения улетучились, и на смену им пришёл русский национализм. В этот момент молодёжь в России мало чем отличалась от всего остального населения.
Воспользовавшись этими настроениями, Путин пришёл к власти и стал президентом, оставаясь на этой должности с 2000 по 2008 годы. Но режим, хотя и отошёл от идеологической автократии, ничего не изменил в социально-экономическом раскладе, и разрыв между богатой Москвой и бедной провинцией сохранялся. Очарованность молодёжи Путиным и официально одобренным национализмом пошла на убыль, и радикальные националисты стали во всё большей степени направлять свою деятельность на правящий режим и на российское государство в целом.
Представители этой конкретной ветви русского экстремизма утверждают, что российское государство (российская империя) — это всего лишь подлог, за которым скрывается господство меньшинств. С их точки зрения имперское российское государство всегда управлялось руками представителей меньшиств, и призыв к усилению российского государства для них означает не более чем призыв усилить власть меньшинства, будь то евреи или чеченцы, над беспомощными русскими.
Таким образом, русские, как предполагается, должны освободиться от ига российского государства, которое, согласно взглядам радикалов-националистов, нужно либо сжать до небольшой, зато этнически однородной «республики Русь», или раздробить на автономные регионы. В любом случае, ради освобождения русских от Москвы все средства хороши, ведь Москва считается воплощением гнёта, от которого страдают русские, и более того — нерусским городом.
В некотором смысле их логика соответствует логике конца эпохи Михаила Горбачёва (1991 год), когда многие считали, что советская империя мешает жить русским людям. И всё же новое поколение российской молодёжи отличается от людей, выступавших против Горбачёва и его преемника Бориса Ельцина. Главное отличие — они приемлют насилие.
Тому есть несколько причин. Во-первых, эти люди выросли в постсоветскую эпоху и не помнят того, с какой жестокой эффективностью работает репрессивная машина тоталитарного государства. Во-вторых, они выросли в атмосфере насилия, к которому постоянно прибегали преступники — вездесущая жизненная реалия постсоветской России. Многие участвовали в чеченской войне, да и сам чеченский терроризм на них тоже подействовал.
Склонность к насилию и ненависть к власти начали сливаться воедино в умах многих российских тинейджеров ещё в начале путинской эры. Но тогда они нападали преимущественно на представителей меньшинств — смуглых кавказцев, выходцев из Средней Азии. К концу восьмилетнего правления Путина меньшинства стали всё прочнее ассоциироваться с правящей элитой — государство и даже православная церковь считались главной идеологической базой антирусского по своей сути режима.
Это стало очевидным в 2006 году, когда в карельском городе Кондопога произошли столкновения на этнической почве, начавшиеся из-за того, что чеченцами было убито двое и серьёзно ранено ещё несколько русских. Тогда группировки русских молодых людей, в том числе и приехавшие из Москвы, взбунтовались, требуя насильственного выселения из города всех кавказцев, в первую очередь чеченцев.
Участвовавшие в беспорядках и дискуссиях в Интернете открыто объявляли, что московский режим представляет, во-первых, меньшинство, а во-вторых — богачей, что для русских представляется чем-то единым и исключительно чужеродным, и что режим этот должен быть уничтожен насильственно. Предлагалось развернуть подпольную организацию, накопить побольше оружия и начать вооружённую борьбу против режима.
По оценкам Московского антифашистского центра, в России действует более сорока националистических группировок. По данным Московского бюро по правам человека, количество нападений на расовой почве, о которых сообщалось в прессе, за последние пять лет выросло вчетверо и достигло к 2009 году трёхсот; погибло сто двадцать два человека. О многих нападениях, однако, не сообщается вовсе, так как их жертвами становятся находящиеся на нелегальном положении гастарбайтеры.
В России продолжаются экономические неурядицы, а возможности для продвижения по социальной лестнице по-прежнему закрыты, так что не приходится удивляться, что количество нападений растёт. Более того, в процессе эволюции своей идеологии экстремисты-националисты могут начать рассматривать российское государство как средоточие зла, а своих бывших врагов-джихадистов — как союзников (во всяком случае — временных), с помощью которых можно сражаться с общим врагом. На этом этапе можно и забыть об идеологических разногласиях.
Конечно, вряд ли Россия находится на пороге массового экстремистского террора и насилия. После ситуации с захватом заложников в бесланской школе в 2004 году (тогда погибло по меньшей мере 334 заложника, в том числе 186 детей) в России не было отмечено ни одного крупного теракта.
С другой стороны, взрыв «Невского экспресса», на организацию которого претендуют и русские экстремисты, и джихадисты, должен послужить предупреждением о возможности заключения самых неожиданных союзов, причём не только в России, но и в любой точке мира.
Дмитрий Шлепентох — доцент истории из колледжа гуманитарных и точных наук при университете штата Индиана, автор книги «Восток против Запада — первая встреча. Жизнь Фемистокла»
