Михаил Шемякин: миф о русской душе развенчан

В Вильнюсе находится знаменитый российский художник, скульптор, представитель "неофициального" авангарда Михаил Шемякин, который в литовской столице занят постановкой балета "Коппелия". В интервью DELFI художник, проживающий ныне во Франции, рассказал о своей любви к Гофману, боли за современную Россию и ощущении приближающегося Апокалипсиса. 

Со знаменитым на весь мир маэстро встречаемся в вильнюсском Театре оперы и балета, где вовсю идет подготовка к премьере – 21 мая публике будет представлен балет «Коппелия» Лео Делиба. Сюжет «Коппелии» основан на новелле «Песочный человек» Э. Т. Гофмана, посвященной судьбе старого доктора Коппелиуса и его куклы Коппелии. Михаил Шемякин является не только автором костюмов и декораций новой постановки, но и автором либретто.

Впрочем, разговор с маэстро начинаем не о балете, а о «чуме» 21-го века – терроризме. Совсем недавно в Северной Осетии появился монумент жертвам террора, автором которого является М.Шемякин. В центре скульптурной композиции – застывшие в немом протесте дети, пытающиеся остановить армию наступающих монстров.

- Это моя последняя работа, памятник жертвам международного терроризма, расположен он во Владикавказе, в 15 минутах езды от Беслана. В нем я изобразил надвигающиеся образы смерти, агрессии, а за спинами малышей – колесо судьбы и свиток, запечатлевший всех погибших в результате террористических актов... Памятник, конечно, страшный, трагичный, я его делал два года. К нему приезжают со всего мира, кладут венки и, представьте, бутылки с водой. Это страшное место, от пребывания там сжимается сердце, и комок к горлу подступает. Вы видите тысячи бутылок с водой, потому что родители погибщих тогда детей до сих от горя не могут придти в себя и каждый день приходят туда и приносят воду. Ведь дети Беслана тогда, как известно, умирали именно от жажды…

Было бы хорошо сохранить память об этом горе. Я сейчас живу во Франции, и там есть город, жителей которого немцы сожгли в соборе за то, что они были связаны с партизанами. В течение двух или трех часов они уничтожили весь город. И французы сделали этот город музеем, сохранили все, как было – тарелки на столах, детские игрушки. Вы идете по городу, а все вокруг стоит, все законсервировано. И это страшно, это один из самых страшных музеев в мире. Когда я жил и в Германии, то присутствовал на открытии музея Бухенвальда, нас тогда вместе с немецкими пионерами возили на открытие. И это был незабываемый день в моей жизни – видеть эти горы детской обуви, горы очков, пенсне...

- И самое страшное, что наш 21-ый век не менее незащищенный, чем век 20-ый…

- По правде говоря, наш век еще более незащищенный. С каждым годом оружие массового истребления совершенствуется. И его уже столько скопилось, что даже если сегодня остановить производство, то я не знаю, удастся ли человечеству обезопасить то, что уже собрано. Океан изуродован, там хранятся тонны ядовитых веществ, а в землю закапываются все эти ядерные и химические отходы…

- Как Вам кажется, можно ли одержать победу в борьбе с вооружением, агрессией, терроризмом?

- Вы знаете, я пессимист. Поэтому не могу говорить о том, что терроризм можно победить при таком, как сейчас, перенаселении, при искаженной, искалеченной психике современного человека. Это явление, возможно, в какие-то периоды будет угасать, но потом снова проявляться. Мне кажется, что сегодня терроризм, как и мафия, – бессмертен. Печально, что он родился в России – спасибо за это Бакунину и Кропоткину, которые создали теорию анархизма и терроризма. Последствия от развития, которое получили их идеи, на сегодня просто катастрофические.

Я долгие годы прожил в Америке, целых 30 лет, для меня, «цыгана», ведущего кочевой образ жизни, это очень много, к тому же я американский подданный. Так вот в 1995 году в Оклахоме произошел один из самых страшных терактов в истории США. Тогда погибло колоссальное число людей, в том числе детей. А, как выяснилось, это совершил бывший американский военный. То есть у многих копятся свои обиды, а когда такие люди создают свою партию или организацию, то из ничего они становятся чем-то – в своем собственном сознании. И создание террористических групп иногда базируется и на этом.

Это все печально. Но, другой стороны, если вы изучаете Библию и Евангелие, то вы знаете ,что все идет по Писанию.

- К Апокалипсису?

- Именно к Апокалипсису. И эти все описанные там летающие металлические стрекозы, которые изрыгают огонь и пламя. Ведь для тех времен это все казалось немыслимыми вещами – например, когда ангел отравляет все моря и океаны. Сегодня это все становится реальностью. Не дай Бог, прорвет несколько контейнеров, и все кончено. Дай только Бог, чтобы это все случилось как можно позже.

Что я могу сказать, я счастлив, что застал 60-е годы, когда приезжали все эти гении кино – такие, как Федерико Феллини, София Лорен, Марчелло Мастрояни, Ив Мотан, Шарль Азнавур. И только сейчас понимаешь, что удалось в жизни повидать! Я уже не говорю о нынешней постсоветской эстраде, это просто убожество, да и у французов не лучше. Если говорить о французских шансонье, то кого сегодня можно назвать? Некого. Только Азнавур, которому уже 85 лет и он давно уже не живет во Франции. Но говорить о том, что он будет петь еще лет 20 – это все-таки смело...

- Михаил Михайлович, расскажите о «Коппелии», где вы являетесь и автором либретто, и декораций, и костюмов, и где вы, по вашим же словам, намерены показать «настоящего Гофмана»…

- У этого балета два названия, первый – это «Коппелия» Делиба, и все знают именно этот балет, эту музыку, которая, несмотря на красоту, все-таки, я бы сказал, довольно водевильная. Здесь легкий сюжет, а взят он был из одной из самых страшных новелл Гофмана. Поэтому у нас два названия балета – «Коппелия» и «Песочный человек», либретто к которому я написал заново. Я уже не первый раз пишу либретто, первой такой работой был «Щелкунчик», потом был «Волшебный орех», где показана история самого Щелкунчика на музыку Сергея Слонимского, друга моей юности, замечательного композитора.

И последняя работа – это «Весна священная», когда мне посчастливилось познакомиться Игорем Стравинским. Это был 1962 год, это был его первый и последний приезд в Россию и он, кстати, был первым человеком, который увез мои работы за границу. Я был тогда совсем еще молодым юношей и у меня была первая нелегальная выставка, на которую пришел Стравинский, и две работы он увез с собой. Три дня мы провели вместе с ним, я пил чай у него в номере, ходил на его концерты, он называл меня «голубчиком», это был совершенно уникальный человек. И вы знаете, для меня это было, как будто господь бог музыки сошел с небес! Его музыку я обожал с детских лет. Он уже был очень пожилой, и это был его последний приезд.

Возвращаясь к «Коппелии»… В Литву меня пригласили литовский театр и Кирилл Симонов, с которым мы работали над созданием балета «Щелкунчик» у Валерия Гергиева в Мариинском театре. Я вроде как являюсь специалистом по Гофману, и работаю уже шесть лет над создание фильма, который в силу экономических трудностей в самой бедной стране – России – не могу закончить.

- На культуру, как водится, денег нет?

- Денег нет, как мне говорят чиновники. И это гротескное явление, к сожалению, продолжается с 1917 года. Великий Ленин задумал свою программу и, несмотря на то, что он уже давно лежит в мавзолее, его дело живет. И это меня всегда потрясает – бессмертность его идей... И вот фильм, который должен был быть сделан за два года, делается шесть лет.

Но мы отвлеклись. В балете будет присутствовать гофмановский сарказм, ирония, что присутствует во всех произведениях великого немецкого философа, для меня в первую очередь, а также композитора и писателя. То есть будет показана трагическая история – история страшного персонажа, который пытался навязать видение своего мира. И в этом я вижу параллель с методом «старшего брата», который также пытался навязать свою идеологию. Поэтому у меня в балете присутствует лорнет «большого брата» в виде кремлевских звезд, а также пенсне «большого брата» в виде прострелянной мишени. Вот такие иронические зарисовки – штрихи, как говорится на художественном языке, которые связаны с нынешней эпохой. Хотя в целом костюмы, конечно, представляют эпоху Гофмана.

- Какие ощущения от пребывания в Литве и работы с литовской труппой?

- Труппа очень интересная. А прима Эгле Шпокайте, конечно, просто гениальная женщина. Я был очень очарован ее сценическими работами, и чисто человечески она производит удивительное впечатление. Блистательная балерина, грандиозная драматическая актриса, она играет так, что дух захватывает, это, конечно, жемчужина… И ребята в труппе молодые, талантливые, то, что я вижу, уже очень интересно.

Кроме того, я мечтаю побывать в мастерской художника Шарунаса Сауки. Его работу я увидел случайно в книге, которую я приобрел в Беларуси на «Славянском базаре». Я считаю, что этот художник достоин того, чтобы его знали во всем мире. Я постараюсь сделать ему экспозицию в России.

Кроме того, у меня будет встреча с ректором Литовской художественной академии, и есть идея объединить ту научную просветительскую деятельность, которой я занимаюсь с своем Институте философии, психологии и творчества с творчеством литовских художников. Ведь мой фонд объединяет и поэтов, и художников, и я думаю, что пора интеллигенции объединяться против того, что надвигается на этот мир – страшного материализма, философии денег, а это умерщвление души. И это я замечаю в России. Эти знаменитые легенды, которые когда-то были правдой о том, что русские мыслят вне денежных категорий, что русские очень щедрые, очень добрые – весь этот миф на сегодня не существует.

Я много сталкиваюсь с людьми разных национальностей в разных странах, но с такой исступленной жадностью, с которой я сталкиваюсь сегодня в России – обворовыванием собственного народа и всего государства, причем все это уже на грани безумия – такого я нигде не встречал. И мы пытаемся что-то делать, защитить наш русский дух и работать с молодежью – вернуть России утрачиваемую на сегодняшний день духовность, но не величие. Потому что, к сожалению, идея панславянизма, которой был заражен русский народ, идея величия России, и привела к этим жалким результатам. В первую очередь надо думать о величии духа, а не о величии державы.

- Вы живете в Франции, в замечательном старинном замке, а от российского гражданства упорно отказываетесь. В нынешнюю Россию вернуться совсем не тянет?

- Гражданство мне предлагалось много раз, но, с учетом того, что я лежал в самых страшных сумасшедших домах на принудительном лечении, я еще не окончательно сошел с ума, чтобы вновь брать российское гражданство.

А не беру я это гражданство еще и вот почему. В России при Ельцине были какие-то ростки гражданственности, которые на сегодня вырваны с корнем и вытравлены. Поэтому говорить на сегодняшний день о том, что там есть демократия, это просто смешно. Зато есть тенденции возврата к сталинизму. По крайней мере, Сталин становится своеобразным символом могущества России, а люди очень быстро все забывают, у людей очень короткая память, это относится не только к русским. Я же этим пока, слава Богу, не страдаю. Наверное, потому, что много ем сахара и рыбы.

Я прекрасно понимаю, чем это чревато. Но есть такое еврейское выражение «родню не выбирают», мы не выбираем себе родину, и я всегда оставался человеком Северного Кавказа, которому принадлежу, и России. Так что это моя страна, и я никогда не порывал с нею – я занимался экспозициями, издавал журналы Россия-Запад, издавал книги поэтов нонконформистов – Богушева, Юпа, у меня было свое небольшое издательства, где я занимался пропагандой российского искусства. Я работаю и с Мариинским театром и с молодыми профессорами в Сибири. Я сделал 22 фильма для канала «Культура», причем практически бесплатно, но была проделана большая работа.

- Известный литовский режиссер Римас Туминас, очень востребованный и любимый в Москве, признается, что считает себя своеобразным диссидентом сегодняшнего дня. Как Вы себя ощущаете, находясь здесь и сейчас?

- Антиэстетика советских лет, когда я жил в России, терзала всем – своей философией, навязыванием оптимистического взгляда на мир, поэтому вся интеллигенция, включая меня, все мы были духовными эмигрантами. И это где-то осталось. Я всюду, по большому счету, принадлежа России, принадлежа Кавказу, и, наверное, принадлежа всему миру, все равно чужеземец. Я всегда чувствую себя чужеземцем, куда бы я ни приехал. Видно, это моя судьба. Я ведь не русский – в семье есть католики, православные, мусульмане – то есть все перемешано. Поэтому уютно я себя чувствую разве что на природе, в горах, при общении с животными – у меня много собак и котов.

- Вы очень разносторонний мастер – так, в область Ваших эстетических экспериментов попали даже тротуары и мусор Парижа…

- Да, готовится большая выставка, которая будет готова в следующем году. Надо сказать, что фотографией я интересуюсь с раннего возраста, а последние 10 лет – мусором. Это мусор на улице, штукатурка, собачья моча, подтеки, которые приобретают какие-то совершенно фантастические фигуры, похожие, например, на Маяковского.

Я принадлежу школе Леонардо Да Винчи, который сказал своим ученикам: «Всматривайтесь в мокрые сырые пятна на стенах, вы увидите те фантастические образы, которые вам даже никогда не смогут присниться». Поэтому я снимаю ночами какие-то растоптанные бумажки, салфетки, кто-то высморкался и растоптал, позже ее еще кто-то растоптал, а она превратилась в фигуру летящего монаха. И потом я все это обрабатываю, распечатываю и потом этот мусор под моими руками обретает новую жизнь – тут два штриха и рождается новый образ.

Эту выставку будут сопровождать перформансы, фильм, которые мы будем создавать с моими друзьями, одним словом, да здавствует мусор!

- Спасибо за беседу.