Недавно заключенная между Россией и Сирией сделка по продаже оружия едва не привела к началу на Ближнем Востоке новой «холодной войны»; во всяком случае, она уже стала реальной перспективой. Джош Лэндис (Josh Landis) из Foreign Policy, к примеру, предполагает, что безусловная поддержка Израиля Америкой заставила бы Москву вернуться к своей роли эпохи до 1989 года, когда она выступала как сторонник и поставщик оружия врагам Тель-Авива и Вашингтона.
Однако наметившееся сближение России с Сирией, выразившееся в продаже МиГ-29 и строительстве судоверфи на сирийском морском побережье, - это не жесты сверхдержавы, бросающей вызов гегемонии США, как оно было с 1945 по 1989 год. Скорее, довольно агрессивная держава регионального уровня использует возникший в регионе вакуум власти. Вместо новой «холодной войны», поделившей мир на два лагеря, региональные державы, такие, как Россия и Турция, увеличивают своё влияние за счет Соединённых Штатов.
Идея новой «холодной войны» получила широкое хождение в некоторых кругах в результате ошибочного логического заключения. Президент Сирии Башар аль-Ассад (Bashar al-Assad) на прошлой неделе заявил La Repubblica, что «Россия пытается вернуть свои позиции. И «холодная война» - естественная реакция на попытку Америки установить своё мировое господство».
В том же самом интервью он заявил, что существует новый тройственный союз между Сирией, Турцией и Ираном как часть «северного союза», который пытается сформировать Дамаск против Израиля и США; Россия в этой ситуации пробует себя в роли сверхдержавы-покровительницы.
В качестве лидера небольшой страны, пытающейся бросить вызов мировому гегемону, Ассад заинтересован в преувеличении силы подобного альянса. Однако в действительность такого тесно сплочённого блока не существует. Россия преследует реалистические региональные цели, обеспечивая возможность максимизировать своё влияние без неизбежной конфронтации с США; в этом краеугольный камень внешней политики Дмитрия Медведева. Недавний раскол с Тегераном из-за поддержки Россией новых санкций ООН едва ли свидетельствует о наличии единого антиамериканского и антиизраильского фронта.
Турция тоже не связывает себя принадлежностью к какому-либо лагерю. Дамаск может рассматривать вновь оживившиеся связи Анкары с Ираком, Ираном и Сирией как решающие для создания новой коалиции, однако политика «нулевых проблем с соседями», которой придерживается Турция, не ограничивается этими государствами, расположенными на её южной границе. Турция стремится к распространению своего влиянию и освоению рынков для своей быстро развивающейся экономики в пределах всего региона, в том числе и в Израиле.
Хотя с начала войны в секторе Газа в 2008-2009 годах в речах премьер-министра Турции Реджепа Тайипа Эрдогана (Recep Tayyip Erdogan) звучать всё более популистские и антиизраильские нотки, глубокие коммерческие, экономические и военные связи между турецким и израильским истэблишментом не обнаруживают признаков коррозии. Как и Россия, Турция преследует собственные интересы, утверждая своё влияние на всём Ближнем Востоке, а не только в качестве краеугольной основы антиамериканского и антиизраильского блока.
Но хотя возврат к биполярным блокам времён «холодной войны» на Ближнем Востоке маловероятен, международные отношения меняются. Влияние США слабеет. Хотя Вашингтон остается единственной мировой сверхдержавой, «болото» Ирака и Афганистана ставит пределы амбициям США, а экономический кризис вынуждает администрацию Обамы сосредоточить энергию на другом.
Если эпоха Буша стала расцветом гегемонии США в регионе, с подавлением непокорных «карликов» типа Сирии и Ирака Саддама Хусейна, сегодня на Ближнем Востоке возник политический вакуум и частичное отступление США заполняется напористыми державами среднего и регионального масштаба. Недавняя ядерная сделка Турции и Бразилии с Ираном – типичный образец этого зарождающегося нового климата.
Стивен Уолт (Stephen Walt) подчеркнул, что такие изменения в расстановке сил носят глобальный масштаб, и доля Азии в ВВП уже превосходит долю США или Европы. Как всегда, Ближний Восток, по-видимому, является отражением в миниатюре этих глобальный изменений в международных отношениях. По мере того, как эпоха исключительности американского влияния подходит к концу, видимо, ускоренному бесполезными войнами и экономически недальновидной политикой, международные отношения на Ближнем Востоке с намного большей вероятностью станут отражением глобальных мультиполярных тенденций. Именно они придут ей на смену, а не скатывание назад к биполярной «холодной войне».
В таких обстоятельствах не только России и Турция будут стремиться к распространению своего влияния в регионе; Китай, Индия и Бразилия тоже заявят о своих правах. Вероятно, у них будет меньше претензией, чем у Вашингтона, в плане проведения демократических реформ и налаживания мирных отношений с Израилем. Крепнущие связи Саудовской Аравии с Китаем позволяют предположить, как это может выглядеть.
Не то, чтобы такая эпоха уже наступила. США всё ещё остается сверхдержавой и способны вызвать серьёзные изменения в регионе, если у них возникнет такое стремление. Однако недавние действия России и Турции на Ближнем Востоке выявили присутствие новых амбиций со стороны региональных держав, желающих идти своим путём, без оглядки на волю США, что проявляется и в сделках по продаже оружия, и в заключаемых торговых соглашениях, и в дипломатических ходах. Новая «холодная война» маловероятна. Но эпохе гегемонии США на Ближнем Востоке, видимо, приходит конец.
