Мировая политика в множественном проявлении

Однажды Мао Цзэдун обратился к китайцам со своим знаменитым пожеланием «чтобы расцвели сто цветов». Вскоре, однако, он испытывал отвращение к тому, что он видел как хаос конкурирующих идей. Сегодня, кажется, мир вступает в период, когда как мировые державы, так и развивающиеся страны проводят если не сто, то, по крайней мере, дюжину разновидностей мировой политики. Согласование этих конкурирующих стратегических видений мира и, в частности, глобального кризиса сделают международную дипломатию сложнее, чем когда-либо.

Вмешательство Турции и Бразилии в решение глобального спорного вопроса о ядерной программе Ирана является наиболее новым, а также ясным знаком этой новой особенности международных отношений. В мае иранские, турецкие и бразильские лидеры встретились в Тегеране для заключения соглашения, которое, предположительно, позволит Ирану отдать на хранение в Турцию 1200 килограммов легко обогащенного урана (ЛОУ), а Турция, в обмен, отправит 120 килограммов обогащенного топлива для использования в исследовательском реакторе Ирана.

Россия предлагала такой обмен и раньше, но Иран отказался от предложения, а версия, согласованная с Бразилией и Турцией, была также предназначена для предотвращения попыток Ирана наладить производство высокообогащенного урана (ВОУ), который может использоваться в ядерных боеголовках. Однако, вероятно, другой целью было также свести на нет усилия Америки по принятию новых санкций ООН в отношении Ирана.

Пока еще слишком рано говорить, удалось ли отсрочить исполнение Ираном его желания получить ядерное оружие. Международное агентство по атомной энергии не выступило против этого соглашения, и мне сообщили, что посредничество Бразилии и Турции в сделке не нарушает договор о нераспространении ядерного оружия, который Иран, как страна, подписавшая данный договор, обязан соблюдать. Тем не менее, усилия по предупреждению американской стратегии явно провались, поскольку новые санкции ООН были приняты в начале этого месяца.

Поскольку сделка была направлена на предотвращение ядерного противостояния с Ираном, почему было так много возмущения со стороны США и Запада? Боюсь, это связано с тем, что США почувствовали, что они потеряли свое главенство в определении глобальной политики в отношении Ирана. Вместо того чтобы изучить возможности, предоставленные Бразилией и Турцией, США быстро оказали давление на Совет Безопасности ООН для введения новых санкций (уже в четвертый раз) в отношении Ирана. Это заставило Бразилию и Турцию, а также в настоящее время непостоянных членов Совета безопасности, проголосовать против резолюции о санкциях.

И каков результат? Этот жизненно важный голос не получил единогласия (Ливан также выступил против).

Голосование в ООН относительно санкций также находилось под сильным влиянием другой небольшой страны с мировой политикой: Израилем. В феврале израильская делегация на высоком уровне посетила Пекин, чтобы представить китайскому руководству «доказательства» атомных амбиций Ирана. Израильтяне тогда объяснили хозяевам - достаточно подробно - потенциальные экономические последствия для Китая, если израильский удар по Ирану станет необходимой мерой для предотвращения осуществления «ядерных амбиций» Ирана.

Китай, похоже, принял это сообщение близко к сердцу, так как он проголосовал за санкции в отношении Ирана в первый раз. Иран ответил тем, что назвал голос Китая «двуличным».

Возникающее смятение в мировой политике еще больше усилилось после того, как Израиль принял превентивные меры в международных водах, чтобы остановить флотилии, которые якобы должны были доставить чрезвычайную помощь в заблокированный сектор Газа. На корабле под турецким флагом израильские военные убили девять человек, что чуть не привело к разрыву отношений между Израилем и Турцией.

Надо отметить, что эта сложная сеть взаимосвязанных событий отражает снижение глобальной роли США. Но это также свидетельствует о надежном утверждении национальных интересов новых игроков на мировой арене.

Бразилия, Турция, да и Иран все очевиднее стремятся продемонстрировать свою политическую и внешнеполитическую самостоятельность. Бразилия хочет доказать, что она заслуживает места постоянного члена в Совете безопасности. Турция стремится восстановить свою исламскую идентичность и «османское» влияние на Ближнем Востоке, тем самым демонстрируя свою дипломатическую силу перед Европейским союзом, который отклонил вступление Турции в ЕС. А Иран просто хочет еще раз показать, что он не будет раболепствовать перед «Большим Сатаной».

Все эти мотивы бросают критический вызов американскому глобальному дипломатическому первенству. Однако Америка лучше приспособилась к этим видам дипломатической игры в «веревочки». Существуют и другие влиятельные страны, как новые, так и установившиеся, которые проводят собственную глобальную политику - Индия, Индонезия, Япония. А также такие региональные игроки, как Южная Африка, Нигерия, Саудовская Аравия, Египет, Индонезия, Южная Корея – с ними также будут считаться в будущих региональных спорах.

Эта более сложная сеть пересекающихся национальных интересов является лицом международной дипломатии в двадцать первом веке. Древнее соперничество и атавистическая вражда могут быть или не быть частью этого; это станет понятно только в условиях будущего кризиса. Но это сочетание конкурирующих стратегических взглядов, вероятно, знаменует собой окончание влияния Америки после холодной войны.

Для всего мира, страдающего от беспорядков в Персидском заливе и на Ближнем Востоке – возможно, это будет к лучшему. Конечно, имеют значение не только национальные интересы США и Запада. Так почему же тогда весь остальной мир должен оставить решение этих споров только одной Америке?

Эпоха американской дипломатической гегемонии подошла к концу. И было бы ошибкой думать, что кондоминиум между США и Китаем будет навязывать мировой порядок, как в эпоху холодной войны между США и СССР. Слишком много влиятельных стран в настоящее время чувствуют себя в состоянии продемонстрировать свою дипломатическую силу для защиты своих интересов. Сто цветов Мао, возможно, расцвели лишь на короткое время, но множество видов сегодняшней мировой политики, несомненно, будут цвести всегда.