Бывший премьер-министр защищает свою внешнюю политику. Судя по всему, опыт Ирака и Афганистана не лишил его боевого задора.

Глобализация сделала вооруженное вмешательство в дела стран изгоев более необходимым, чем когда-либо, пишет в своих воспоминаниях Тони Блэр. Бывший премьер-министр жалеет только о том, что он не сверг президента Зимбабве Роберта Мугабе (Robert Mugabe).

Он также очевидным образом верит в то, что ядерным амбициям Ирана необходимо противостоять, а в качестве последнего средства вполне можно применить силу. Опыт Ирака и Афганистана не уменьшил его боевой задор.

Он признает, что тягу к международным отношениям усилила в нем роль посредника в ближневосточном конфликте, которую ему приходилось играть. «Лично я никогда раньше не чувствовал ни такого бессилия, ни такого стремления руководить», - поясняет он.

Однако оформилась его политика либерального интервенционизма не на Ближнем Востоке, а на Балканах. «Глаза на внешнюю политику у меня открылись... внезапно, - объясняет он. – Поводом для этого стало Косово».

В результате глобализации рушится барьер между внешней и внутренней политикой, убежден Блэр. Телевизионные новости доносят информацию о кризисах за рубежом в каждую гостиную. «Мир сейчас пронизан связями, не только экономическими или сугубо корыстными, но и эмоциональными. Сердца это затрагивает так же, как и головы».

Вспоминая прошлое, он признает, что был к этому не готов: «Кампания 1997 года была почти целиком посвящена внутриполитической тематике. Если бы тем ясным майским утром, когда я впервые, щурясь от солнца, шел на Даунинг-стрит, мне бы рассказали, что при мне Британия вступит в четыре войны, я был бы поражен и пришел бы в ужас».

Внешняя политика, основанная на «узких эгоистических интересах» устарела, утверждает он. «Глобальные альянсы должны… основываться на общих глобальных ценностях». Это приводит к стиранию старых политических границ между правыми и левыми.

«Мы пришли к странному положению дел, при котором выступать за внедрение либеральной демократии стало «неоконсерватизмом», а идеология невмешательства в дела других стран выглядит «прогрессивной»».

Первым испытанием для него стало Косово. «Этнические чистки и убийства полностью изменили мой подход ко внешней политике», - признает он. Пока Европа тянула время, явно предпочитая умиротворение решительным действиям, Блэр «необыкновенно активно выступил за военное решение проблемы».
По его словам, он убедил президента США Билла Клинтона принять участие в воздушных бомбардировках, хотя у США не было непосредственных интересов в регионе. «В сущности, я считал это моральным вопросом. И такой подход, в некотором смысле, определил мои взгляды на интервенцию и военное вмешательство».

Клинтона Блэр называет «самым впечатляющим политиком», которого он встречал. Бывший премьер-министр с восторгом пишет об их взаимопонимании, вспоминая, как однажды они сумели увлечь американскую аудиторию «не хуже чем две звезды мюзик-холла».

Позицию Блэра оспаривали многие. Он так формулирует их контраргументы: «Начать войну сравнительно просто, но закончить трудно. Во время войн гибнут невиновные, возникают нежелательные последствия, скверные ситуации иногда становятся еще хуже».

Выбор целей для военных операций он прокомментировал следующим образом: «Мне часто говорили: если ты избавился от бандитов из Сьерра-Леоне, [Слободана] Милошевича, талибов и Саддама, почему ты не можешь избавиться от Мугабе? Ответ заключается в том, что я с удовольствием сделал бы это, но такой шаг не был бы целесообразным. Дело в том, что по непонятным мне причинам, его упорно поддерживали соседние африканские страны. Они яростно выступили бы против любого вторжения».

Блэр также вспоминает, как он старался «поддерживать интерес» других европейских лидеров к Косово. Косово стало образцом для его будущих военных вмешательств. Одна из постоянных тем его воспоминаний – дружеские отношения с генералами.

«Лидеру приходится решать, стоит ли цель издержек, - утверждает он. – Более того, он должен принимать решения, не зная точно, каковы будут издержки – в том числе и в случае, если цель не будет достигнута... Кстати, в этом контексте отказ принимать решение – тоже решение.... И у действия, и у бездействия есть свои последствия».

Блэр пишет, что операция по восстановлению демократии в Сьерра-Леоне в 2000 году, остается «одним из наименее обсуждаемых эпизодов за все 10 лет моего пребывания на посту премьер-министра, однако это одна из тех вещей, которыми я больше всего горжусь». Отец Блэра некогда преподавал во Фритаунском университете, в столице этой африканской страны.

Рассказывая о своих внешнеполитических предприятиях, бывший премьер-министр крайне редко упоминает резолюции ООН или международное право, что выглядит странно, если вспомнить о его юридическом образовании.

В одном из своих пассажей он курьезным образом вплотную подходит к скрытому восхищению смелыми действиями большевиков в России 1917 года по сравнению с социал-демократическим правительством Керенского.

Стремясь систематизировать свою теорию военного вмешательства в дела «деспотических или диктаторских режимов», он указывает: «Они могут не представлять угрозы соседям, или могут легко поддаваться дипломатическому сдерживанию. Иногда, как в случае с Мугабе, вмешиваться нецелесообразно с практической стороны».

В таких случаях необходимо принять решение. «Если перемены не осуществляются эволюционным путем, следует ли осуществлять их революционным? Должны ли те, у кого есть военная мощь, к ней прибегать?»
Обсуждая Ирак, он уверяет, что никогда не считал противников войны «ни дураками, ни слабоумными».

Говоря об 11 сентября, он признает: «Я недооценил глубину проблемы... Если бы я тогда знал, что мы и через десять лет продолжим сражаться в Афганистане, меня бы это сильно вывело из равновесия. Я, впрочем, надеюсь, что все равно бы принял такие же решения и в отношении Афганистана, и в отношении Ирака».

В иранском вопросе Блэр бескомпромиссен. Тегеран он считает источником опасности, особенно в контексте растущей угрозы попадания ядерного оружия в руки террористов. «Ирану и его ядерным амбициям противостоит в первую очередь Америка, - пишет он. - Но скажем честно: для своих арабских соседей Иран представляет намного более непосредственную опасность, чем для США... Поэтому он и важен. Иран с ядерной бомбой будет означать, что другие страны региона также постараются ей обзавестись. Это резко изменит баланс сил, как в регионе, так и в исламском мире в целом».

В своем интервью Guardian он провозгласил: «Я не готов смириться с риском того, что Иран получит ядерное оружие».

В своем интервью BBC, которое полностью выйдет в эфир сегодня вечером, Блэр заявил Эндрю Марру (Andrew Marr): «Я считаю, что будет абсолютно неприемлемо, если Иран сможет производить ядерное оружие, и я думаю, что нам нужно приготовиться противодействовать ему – если понадобится, военной силой. Я уверен, что, если иранцы будут продолжать разрабатывать ядерное оружие, у нас не будет других альтернатив. Это следует ясно и четко довести до сведения Ирана».