Человек должен гордиться, что он антифашист и антикоммунист. Но на практике с антифашизмом связывают слово «прогрессивный», а с антикоммунизмом – «примитивный». Это нормально? Если мы обращаем внимание на эту непоследовательность, можно было бы ожидать, что мы зааплодируем сделанному во вторник шагу министра Шварценберга (Schwarzenberg). Он (с представителями Венгрии, Литвы, Латвии, Румынии и Болгарии) призвал Европейскую комиссию запретить отрицание преступлений коммунизма. Но мы хлопать не будем.
Внесем ясность: газета Lidové noviny глубоко убеждена, что преступления коммунизма не надо ни отрицать, ни преуменьшать. Мы согласны с тем, что Карл Шварценберг сравнивает их масштаб с масштабом преступлений Гитлера: «Сталин смог убить еще больше людей. Оба они были массовыми убийцами, и те, кто служил им, служили убийствам. Конец». Но вводить общеевропейский запрет? Это большая проблема.
Проблема возникает всегда, когда в интерпретацию истории вмешивается закон. Но европейский закон к тому же сталкивается со всей пестротой свободы слова в разных государствах. Конечно,
многие аплодируют запрету отрицания холокоста. Но: этот закон имеет смысл в Германии, где возникло «окончательное решение», или во Франции и у нас, в Чехии, куда его вывезла оккупационная армия. Но имел бы смысл такой закон в Великобритании, которая сама сумела защититься от нацизма? Англосаксонское право может разобраться иначе. Об этом хорошо знает отрицающий холокост Дэвид Ирвинг (David Irving), уличенный в клевете в споре об оскорблении чести.
То же самое и с коммунизмом. Давайте бороться за то, чтобы преступления коммунистов не преуменьшали. Ссылаясь при этом на Симона Визенталя, «охотника за нацистами», который последовательно осуждал и коммунизм. Но законы давайте оставим самим странам. Там, где самостоятельно спаслись от нацизма и коммунизма, у людей есть естественное право говорить о тоталитарных режимах по своим правилам и по-своему.
