НЬЮ-ЙОРК. Мы живем в мире, в котором, теоретически, управление глобальной экономикой и политикой находится в руках «Большой двадцатки». На практике, однако, никакого глобального управления не существует, а между членами «Большой двадцатки» имеются серьезнейшие разногласия по вопросам кредитно-денежной и налогово-бюджетной политики, обменных курсов и глобального дисбаланса, борьбы с изменением климата, по вопросам торговли, финансовой стабильности, международной кредитно-денежной системы, а также энергетической, продовольственной и глобальной безопасности. Мировые державы считают сегодня данные вопросы игрой с нулевым исходом, а не игрой с положительным исходом. Так что, по сути, наш мир – это мир «Большого нуля».
В XIX веке стабильным гегемоном была Великобритания: Британская империя навязывала глобальные общественные блага свободной торговли, свободного движения капитала, золотого стандарта и британского фунта в качестве основной глобальной резервной валюты. В XX веке данную роль перехватили США, навязав концепцию Pax Americana (Американского мира) для обеспечения безопасности большинства стран Западной Европы, Азии, Ближнего Востока и Латинской Америки. США также стали доминировать в финансовых учреждениях системы Бреттон-Вудского соглашения – в Международном валютном фонде, во Всемирном банке реконструкции и развития и, позднее, во Всемирной торговой организации, – определяя мировые торговые и финансовые правила с долларом в качестве главной резервной валюты.
Сегодня, однако, американская «империя» находится в состоянии относительного упадка и фискального истощения. К тому же, новая сильная держава ‑ Китай, ‑ не являющаяся либеральной демократической страной, преследует модель государственного капитализма и использует в своих целях сегодняшнюю глобальную систему – торговлю, обменные курсы, изменение климата – вместо того чтобы оказать помощь в развитии глобальных общественных благ. И, хотя существует повсеместная неудовлетворенность долларом США, китайскому юаню все еще слишком далеко до того, чтобы стать значительной глобальной резервной валютой, тем более преобладающей.
Данный вакуум власти усилил отсутствие лидерства в глобальном экономическом и политическом управлении внутри «Большой двадцатки» с тех пор, как она сменила «Большую семерку» в начале недавнего финансово-экономического кризиса. Вообще, за исключением лондонской встречи в верхах в апреле 2009 года, когда удалось достичь согласия о совместном кредитно-денежном и налогово-бюджетном стимулировании, «Большая двадцатка» превратилась в очередной бюрократический форум, на котором многое обсуждается, но ни о чем не договариваются.
В результате, глобальные экономические державы лишь пререкаются о том, нужно ли нам больше кредитно-денежного и налогово-бюджетного стимулирования или меньше. Существуют также значительные разногласия о том, следует ли сокращать глобальные дисбалансы текущих счетов, и о том, какую роль в данной корректировке должно играть движение валют. Напряженность с обменными курсами приводит к валютным войнам, что может в итоге привести к торговым войнам и к протекционизму.
Фактически, раунд многосторонних переговоров о свободной торговле в Дохе оказался безрезультатным. Вдобавок, возрастает риск финансового протекционизма по мере того, как страны возобновляют контроль над капиталом изменчивых глобальных финансовых потоков и прямых иностранных инвестиций. К тому же, очень мало согласия о том, как следует реформировать регулирование и контроль над финансовыми учреждениями; еще меньше согласия о том, как следует реформировать международную валютную систему на основе гибких обменных курсов и центральной роли доллара в качестве ведущей резервной валюты.
Глобальные переговоры по предотвращению изменений климата также окончились неудачей; полным-полно разногласий о том, как нужно укреплять продовольственную и энергетическую безопасность в условиях новой борьбы за глобальные ресурсы. Что касается глобальных геополитических вопросов, таких, как напряженность на Корейском полуострове, ядерная программа Ирана, арабо-израильский конфликт, беспорядки в Афганистане и Пакистане и политическая трансформация авторитарных режимов Ближнего Востока, между великими державами множество разногласий, и они не способны принимать стабильные решения.
Существует несколько причин того, почему мир «Большой двадцатки» стал миром «Большого ноля». Во-первых, когда обсуждения переходят от основных принципов к подробным политическим предложениям, достичь четких договоренностей между двадцатью сторонами гораздо трудней, чем между семью.
Во-вторых, лидеры «Большой семерки» разделяют веру в способность свободных рынков создавать долговременное благосостояние, а также веру в важность демократии для политической стабильности и социальной справедливости. В «Большую двадцатку», напротив, входят автократические правительства с различными мнениями о роли государства в экономике, о законности, правах собственности, прозрачности и о свободе слова.
В-третьих, западным державам сейчас недостает внутреннего политического согласия и финансовых ресурсов для реализации международных программ. США политически парализованы и должны будут, рано или поздно, начать сокращение дефицита своего бюджета. Европа поглощена попытками спасти зону евро, и не имеет единой внешней или оборонной политики. А политический тупик в Японии со структурными реформами сделал ее неспособной обуздать длительный экономический спад.
Наконец, растущие державы, такие как Китай, Индия и Бразилия, слишком сильно сосредоточены на управлении следующим этапом своего внутреннего развития, для того чтобы нести финансовые и политические издержки, которые приходят вместе с новыми международными обязательствами.
Вкратце, впервые после Второй мировой войны ни у одной страны или сильного союза стран нет политической воли и экономических рычагов для закрепления своих целей на глобальной сцене. Данный вакуум может воодушевить, как в предыдущие исторические периоды, амбициозных и агрессивных добиваться личной выгоды.
В подобном мире отсутствие соглашения высокого уровня о создании новой коллективной системы безопасности (с отведением главного места экономической, а не военной силе) является не только безответственным, но и опасным. Мир «Большого нуля» без лидерства и взаимного сотрудничества – это неустойчивая модель глобального экономического процветания и безопасности.
Нуриель Рубини – профессор экономики в Школе бизнеса Стерн при Нью-Йоркском университете, председатель глобальной экономической консалтинговой службы Roubini Global Economic, соавтор книги «Экономика во время кризиса: интенсивный курс по определению будущего финансов».
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Мы живем в мире, в котором, теоретически, управление глобальной экономикой и политикой находится в руках «Большой двадцатки». На практике, однако, никакого глобального управления не существует, а между членами «Большой двадцатки» имеются серьезнейшие разногласия. Так что, по сути, наш мир – это мир «Большого нуля».
