«Перезагрузка» по иранскому досье не удалась

Администрация Обамы, начав «перезагрузку» российско-американских отношений, помимо прочего пыталась получить от Москвы большее содействие по иранскому ядерному вопросу.  В 2010 стало понятно, что эта политика была весьма успешной. В июне 2010 года Россия присоединилась к США и большинству других стран-членов Совета Безопасности ООН по вопросу об ужесточении санкций в отношении Ирана за его продолжающийся отказ сотрудничать по ядерной проблематике. А в сентябре 2010 года российский президент Медведев объявил, что Москва не будет поставлять системы противовоздушной обороны С-300 Тегерану, что она ранее планировала сделать.

Но в 2011 году Москва, однако, пошла в иранском вопросе на попятный. Президент Медведев вернулся к более ранней линии поведения России, о том, что нет никаких доказательств того, что Иран стремится стать обладателем ядерного оружия. Министр иностранных дел Лавров неоднократно давал понять, что Москва не только не поддерживает дальнейшее усиление санкций в отношении Ирана, но и полагает, что пришло время облегчить их.

Чем может объясняться такая перемена в поведении России? Два момента могли внести свой вклад в это. Первый – Договор о сокращении стратегических наступательных вооружений 2010 года (известный как новый договор СНВ). Для Москвы новый договор СНВ являлся особенно важным приоритетом. Учитывая, что Россия не осуществляет модернизацию своих ядерных арсеналов такими же темпами и в таких же масштабах, как США, Москва решительно пыталась заставить США согласиться на ограничении, вводимые новым договором СНВ, так как для нее было бы крайне сложно достичь уровня, соответствующего уровню американского ядерного арсенала, если бы Вашингтон не согласился.

И хотя президенты Обама и Медведев подписали этот договор еще восьмого апреля 2010 года, ратификация его в американском сенате была под большим вопросом из-за опасений республиканцев по поводу России. Российское сотрудничество с США по вопросу введения дополнительных санкций Совета Безопасности ООн в отношении Ирана в июне и объявление Москвой в сентябре, что она не поставит комплексы С-300 Тегерану, в некоторой степени были продиктованы желанием России развеять эти опасения республиканцев. Но после того, как сенат ратифицировал новый договор СНВ 22 декабря 2010 года, заинтересованность Москвы в том, чтобы продолжать ублажать республиканское меньшинство, снизилась – по крайней мере сейчас.

Вторым фактором стали демократические восстания, которые потрясли Ближний Восток с начала 2011 года. Жасминовая революция в Тунисе, случившаяся в январе этого года, не привела Москву в смятение. Не была она чрезмерно расстроена и свержением Мубарака в Египте в феврале. Но когда в Ливии возникло серьезное сопротивление режиму Муамара Каддафи, Путин и Медведев выступили против демократических восстаний на Ближнем Востоке. И правда, Медведев предположил, что эти восстания были спровоцированы с целью вызвать к жизни аналогичное явление в России и расколоть ее.

Демократические восстания также произошли – до той или иной степени – в Иране и некоторых других ближневосточных государствах (включая Йемен, Оман и Бахрейн). В середине 2009 года, когда в Иране на свободу вырвалось «Зеленое движение», протестующее против результатов выборов, когда многие не верили, что Махмуд Ахмадинежад действительно был переизбран на пост президента в первом туре подавляющим большинством голосов, Москва незамедлительно поздравила Ахмадинежада с избранием на второй срок. Москва не имела никакого желания лицезреть победу демократической революции в Иране – ни тогда, ни теперь.

Так почему же Москва с гораздо большим оптимизмом наблюдала за демократическими революциями в Тунисе и Египте, но выступила против их в Ливии и Иране? Возможно, из-за различного, по мнению Москвы, геополитического воздействия перемен в этих странах на Россию. Авторитарные режимы, которые свергли в Тунисе и Египте, были тесно связаны с США.

Если правительства в этих странах останутся тесными союзниками США, никаких геополитических перемен не произойдет. Но если они отойдут от этого, то у России появится возможность заработать какое-то влияние, или, по крайней мере, расширить деловые связи с ними. С Ливией же совсем другая история. Даже при том, что отношении Каддафи с США неуклонно улучшались с 2003 года, у русских с ним были гораздо лучшие отношения, чем у Вашингтона. Поэтому демократическая революция в Ливии грозит ростом американского и уменьшением российского влияния в Ливии.

Российские аналитики давно предупреждали, что ирано-американское сближение может обернуться не только вытеснением западными фирмами российских компаний в Иране, но и тем, что Вашингтон будет работать с Тегераном над обеспечением альтернативного российскому маршрута экспорта нефти и газа из Каспийского бассейна. Демократическая революция в Иране, таким образом, могла иметь, с точки зрения Москвы, глубоко негативные геополитические последствия для России и позитивные для Америки. Раз это так, то неудивительно, что руководство Путина/Медведева хочет усиления режима Ахмадинежада/Хаменеи в Иране и не хочет ослаблять его введением дополнительных санкций – особенно раз Москва считает эти демократические восстания подстроенными или срежиссированными Вашингтоном.

Мы, конечно, не можем совершенно позитивно относиться к тому, что ратификация американским сенатом в декабре 2010 года нового договора СНВ и демократические восстания на мусульманском Ближнем Востоке в 2011 году стали причинами того, что Кремль отошел от своей предыдущей поддержки политики администрации Обамы по иранскому досье. Но этот отход также не означает, что в будущем Москва не может снова изменить свою позицию в сторону сближения с американской.

Опыт нового договора СНВ заставляет предполагать, что если резолюция сената потребуется для чего-то еще, что важно для Москвы, она снова может больше поддерживать Вашингтон в иранском вопросе. Далее, если демократические восстания потерпят неудачу, перестанут распространяться или обойдут стороной Иран, Москва вновь может почувствовать себя более спокойно и комфортно в деле поддержки Вашингтона в вопросе давления на Иран по ядерной проблематике.

Но чем бы ни объяснялся задний ход Москвы в вопросе поддержки санкций в отношении Ирана, ясно одно: Кремль не убедили американские и европейские аргументы в отношении срочного характера иранского ядерного вопроса, а также в отношении необходимости продолжать вводить санкции против Тегерана с целью справиться с этой угрозой. В отношении иранской ядерной проблемы надежды администрации Обамы на перезагрузку не были реализованы, и вряд ли уже будут.

Марк Кац – профессор в области изучения власти и политики в Университете Джорджа Мэйсона.