Брижит Анжерер: Нужно уметь выражать благодарность

В августе 2011 года пианистка Брижит Анжерер (Brigitte Engerer), которая ушла из жизни 23 июня, дала интервью La Croix на тему восхваления и благодарности.

La Croix: Тема восхваления вам близка?

Брижит Анжерер: Разумеется. Вообще меня всегда удивляло то, что людям тяжело хвалить окружающих. Я же стремлюсь как можно чаще выражать восхищение. Моими учителями, другими артистами, другими людьми… Я благодарю Бога и окружающих. Нужно уметь выражать благодарность. Даже если со мной происходит какая-то неприятность, как, например, болезнь, которая появилась пять лет назад и мучит меня до сих пор, я благодарю Бога за то, что это случилось со мной, а не теми, кто мне дорог.

Музыкальный мир выстраивается вокруг стремления к совершенству. Он полагается на очень четкое понимание того, что должно прозвучать. Критика занимает немалое место, и поэтому полностью раствориться в услышанном бывает непросто. Тем не менее, в моих оценках я стараюсь отдать должное окружающим. Хотя мне нравится не все и не всегда, я люблю восхищаться другими. Это идет мне на пользу.

Именно поэтому мне так нравится Ференц Лист. Всю свою жизнь он любил Бога, жизнь, но также и других людей, женщин. Он превозносил своих коллег до небес, переписывал и популяризировал их произведения. Какой прекрасный человек! Он восхищает меня, потому что был не только великолепным музыкантом, талантливым композитором и тонким писателем, но и великим творцом, который был лишен так часто свойственного подобным людям эгоизма.

- История музыки наполнена магнификатом. Этот регистр активно использовался на протяжение многих столетий до XIX и XX века, которым посвятили большую часть вашего времени и карьеры. Можно ли найти у ваших любимых музыкантов сходные хвалебные черты?

- У Листа это вездесущая благодарность Богу. Его Via Crucis просто великолепен. У Форе и Дворжака тоже прослеживаются похожие следы. В музыке Бетховена явно ощущается любовь к красоте созданного Богом мира, благодарность к нему. Хотя в то же время в нем чувствуется и мятеж, возмущение состоянием человечества. Это очень интересный момент.

У романтиков тема благодарности не так заметна. Нет ее у Шопена, Шумана или Шуберта в его Ave Maria. Все их в первую очередь занимал собственный жизненный опыт и личные переживания.

Вообще, сидя за фортепиано, воздать эти почести совсем не сложно. У вас возникает великолепное чувство, когда вы возноситесь на волне восторга к вселенной и небу: отразить в музыке эти чувства - настоящее счастье для музыканта. Но выразить боль и одинокие страдания романтиков, как мне кажется, гораздо сложнее.

Музыка Листа доставляет мне огромную радость, создает ощущение слияния с некими высшими силами. Но если и есть композитор, который приближается полноте счастья, то это, разумеется, Бах. Когда играешь или слушаешь Баха, твоя душа преображается. Он создает столь редкую в жизни гармонию, причем создает ее полностью, абсолютно. В молодости меня в большей степени привлекали романтические страдания, а не это чудесное равновесие. Мне нравились «Тристан и Изольда», романтическая тоска, любовь, смерть, страсть, невозможность быть счастливым… Я сильно изменилась.

- Вы жили в Тунисе, России и Франции. Какое место занимает похвала в этих очень разных культурных вселенных?

- На арабском «хамдулла» означает «Слава Богу». В Тунисе такая фраза используется повсеместно. Она служит для того, чтобы выразить благодарность за все хорошее в нашей жизни. В тоже время в этой средиземноморской культуре ощущается немалый фатализм. То же самое я увидела и в России: постоянная признательность за красоту, которую приносит Бог во вселенную, но вместе с этим глубокое чувство судьбы. Кроме того, русская церковь всегда наполнена этим восхвалением Бога. Во Франции люди сегодня кажутся мне более открытыми и щедрыми, чем это было, когда я в девять лет приехала из Туниса. Все изменилось. Наверное, из-за смешения людей и культур…

- Вы долгое время жили в России, там эта благодарность и восхваление очень четко прослеживается в литературе, кинематографе, музыке и живописи… Заинтересовал ли вас этот аспект русской культуры?

- Все это очень сильно ощущается у Рахманинова и Чайковского. Их музыка пропитана небывалым восторгом. Послушайте окончание первой симфонии Рахманинова, звучание знаменитого колокола… Это настоящий взрыв радости, восхваления сущего! Кроме того, это произведение отдает дань памяти Чайковскому. Тоже самое можно обнаружить в русской литературе и, конечно же, фильмах, например, картинах Никиты Михалкова. Я знаю, что он не лучшим образом проявил себя в политическом плане, но мне очень понравилась атмосфера его фильмов. Ностальгия по прошлому - это дань памяти всем, кто жил до нас.

Современная Россия мне не так нравится. За девять лет жизни в стране я часто гуляла по московским улицам: люди были небогатыми, но щедрыми и любознательными. Запреты стимулировали творчество, делали его жизненно важным. Сегодня все стало как в Техасе. Тем не менее, я все равно чувствую себя наполовину русской в сердце и душе, в том, как я живу и чувствую. По-другому быть просто не могло: эта страна и ее таланты так велики, что оставляют след на всех, кто к ним приближается. Там все поистине огромно.

- Это российское образование сыграло решающую роль, в том числе и в музыкальном плане. Станислав Нейгауз был вашим преподавателем в Москве, вашим наставником… Ощущаете ли вы чувство долга?

- Я искренне восхищалась им. Это был очень застенчивый человек. Он мало говорил, и я мало говорила с ним. Но до сих пор продолжаю говорить о нем.

Я стала тем, кто я есть сейчас, только благодаря моим родителям и Станиславу Нейгаузу… Мы похожи на камни в море, которые меняют идущие одна за другой волны наших встреч. Они обтесывают и преображают нас. Сам по себе человек мало что представляет. Нужно уметь это признать.

Позднее приглашение от Караяна в берлинскую филармонию намного облегчило мой путь. Это был лучший в мире оркестр. Но моим наставником все равно остается Нейгауз. Хотя меня и вдохновляет Фуртвенглер, его гибкость, последовательность, ритм.

- В нашем разговоре вы упомянули о болезни. Мы знаем, что вы боретесь с раком…

- Эта болезнь в некотором роде обогатила мою жизнь, заставила внимательнее прислушиваться к окружающим. Когда меня охватывает тоска, болезнь напоминает мне, что я все еще здесь. Еще на несколько месяцев, несколько лет… Я прекрасно осознаю, что надо мной навис Дамоклов меч. Но я думаю, что мне даже повезло. У меня была беспокойная, ностальгирующая натура, хотя внешне это и было незаметно. В нашей профессии мы все очень уязвимы. Но эти негативные чувства во многом исчезли после того, как у меня обнаружили рак. Я стала ценить окружающий мир, музыку, вкусные блюда, солнце, пение птиц.

- «Возрадовалось сердце мое в Господе», - поется в псалме Анны. Он предвосхищает магнификат Нового Завета в Ветхом. Знакомо ли вам подобное чувство?

- Меня воспитывали в католической вере, в церковной школе. С пяти до девяти лет я прожила очень счастливые годы. Меня окружали исполненные света женщины. Я мечтала быть похожей на них. Иисус очень важен для меня. Особенно перенесенные им страдания. Как мне кажется, в них заключается квинтэссенция романтизма… В хорошем смысле этого слова.

Франсуа Эрнанвейн (François Ernenwein)