К счастью для нас, поэты не являются непризнанными законодателями мира, однако они могут быть мирскими судьями поэтичных законодателей. Душа Линкольна возрождается в словах Уитмена, а ответ американских поэтов на произошедшее 50 лет назад убийство Джона Кеннеди свидетельствует о том, что за пределами рекламной шумихи и разговоров о пристрастиях речь идет об интересном человеке. Целый том элегической поэзии под названием «О поэзии и власти» (Of Poetry and Power), с портретом президента на обложке, выполненным Раушенбергом на шелковом трафарете, вышел в свет спустя всего несколько месяцев после убийства (он даже был записан, к тому же целиком, на пластинку на студии Folkways Records).
Джон Берримен (John Barryman) сочинил «Формальную элегию» (Formal Elegy) для президента («Да, это выглядит как дикая местность»); а Оден (Auden) написал «Элегию для Джона Кеннеди» (Elegy for J.F.K.), которая первоначально сопровождалась музыкой Стравинского, основанной на 12-тоновом звукоряде. Роберт Лоуэлл (Robert Lowell), который во время Второй мировой войны попал в тюрьму за отказ от выполнения воинской повинности, а в конце 1960-х годов стал радикальным героем и критиком Пентагона, написал Элизабет Бишоп (Elizabeth Bishop) о том, что это убийство «заставило его проплакать весь первый вечер», а затем последовали «три дня смотрения телевизора, не прерываемого рекламой, и все это закончилось почти невыносимыми похоронами». Страна, отметил он, «прошла через момент террора и необузданного хаоса». Друг Лоуэлла поэт Рэндал Джаррелл (Randall Jarrell) назвал похороны (Кеннеди) «самым печальным» общественным событием на его памяти. Джаррелл попытался написать элегию, однако не продвинулся дальше строчки «Сияющая каштановая голова».
Необузданный хаос ощущался тогда на каждом заднем дворе. Очень легко быть циничным по отношению к этому событию в ретроспективе – это сегодня является целым направлением в американских исторических исследованиях – и говорить, что нервная скорбь поэтов была результатом усилий Джеки, так как американские писатели – это категория, которую купить легче всего (даже супруги Сэлинджер были приглашены в Белый дом – и госпожа Сэлинджер сама хотела труда пойти!) Но дело тут не только в этом. Смерть Джона Кеннеди стала последним случаем, когда интеллектуальные элиты поддержали величие президентства. В книге Норманна Мейлера (Norman Mailer) «Президентские документы» (Presidential Papers), которая также была опубликована вскоре после смерти Кеннеди, говорится о существовании «трещины в национальном духе», о разрыве между страстной внутренней жизнью Америки и ее конформистской, подавленной официальной жизнью. «Политическая и воображаемая жизнь разошлись слишком сильно», – отметил он. Для Мейлера президентство Кеннеди представляло собой надежду на прозрение, когда романтический герой-президент каким-то образом приведет свой народ к «экзистенциальному» поиску с целью преодоления существующего разрыва. Все это также смешно звучало и тогда, но в подобной абсурдности было нечто прекрасное.
Конечно, люди подшучивали над Кеннеди – изображавший его на сцене Вон Мидер (Vaughn Meader), казалось, проиграл больше всех после убийства президента (говорят, что Ленни Брюс в ходе своего выступления перед публикой в день убийства сказал: «Бедный Вон Мидер»). И правые из общества Джона Берча (John Birch) также безгранично ненавидели его, как их дети ненавидят сегодня Обаму. Но у короля всегда есть свой шут, а ненавидевшие его люди были по большей части маргиналами. Лоуэлл спрашивал себя, кого из героев Шекспира мрачный младший брат Кеннеди Бобби напоминал больше всего. Поиски шекспировского измерения в политиках стало общепризнанным занятием. Подобный подход становился все менее вероятным в течение последующих лет (Линдон Джонсон мог бы быть Макбетом, но только таким же пародийным, как (сатирическое произведение) «Макберд» (MacBird). Рейган и Клинтон были преувеличенными версиями более простых американских эстрадных номеров, господина Дидса (Deeds) или Человека музыки (the music man), наивными мудрецами, и любвеобильного и быстро говорящего мошенника, оказывающегося в итоге исключительно важным для счастья всех людей. Кеннеди, напротив, все еще рассматривался как король-помазанник божий, вышедший прямо из XVII столетия. Он словно был предметом постоянного почитания в связи с его способностью обновлять мир. А одержимость по поводу его тела – его «сияющей головы» – напоминает о французских придворных XVII века, наблюдавших за тем, как король спит, встает и испражняется, и в конечном итоге заканчивается наводящим ужас и похожим на теорию заговора компульсивным стремлением изучить каждый квадратный сантиметр его подвергнутого вскрытию тела (Дэвид Лифтон, один из сторонников теории заговора, однажды сказал, что он не женился лишь из-за того, что любая потенциальная невеста будет вынуждена осознать, что его больше интересует тело мертвого президента, чем ее живое тело).
Страна действительно оказалась вывернутой наизнанку, когда был убит Кеннеди, как это происходит со всеми нациями после смерти короля. Но что изменилось? Во многих отношениях это было в большей степени прошедшее, чем настоящее время. Хотя говорится, что это событие обозначило решающий переход от страницы к экрану, или от газет к телевидению, вся важнейшая информация была передана репортерами телеграфных агентств, которые ехали на расстоянии шести машин от президента. Они оказались первыми на месте покушения и тут же направили свои сообщения о выстрелах, и их тогда считали авторитетными источниками. Два наиболее известных выступления Уолтера Кронкайта (Walter Cronkite), когда он, прервав программу «Крутится мир» (As the World Turns) объявил: «В Далласе, штат Техас, прозвучали три выстрела», а затем уже позднее, сдерживая слезы, сказал: «Срочная информация из Далласа, штат Техас. Судя по всему, официальные власти подтверждают: президент Кеннеди умер в 13 часов по центральному стандартному времени» – представляли собой и в том и в другом случае просто зачитанные копии сообщений телеграфных агентств. Можно было легко представить себе, как помощники срывали бумагу с телетайпа и бежали с ними к диктору.
Однако дисбаланс между потоками информации и неуверенностью в нашем понимании – ощущение того, что мы знаем так много, но понимаем так мало, тогда как реальность превращается в проходящий образ, – вероятно, появился не в тот момент: речь идет о постмодернистской идее о том, что чем больше мы видим, тем меньше знаем. Эта компульсивная «гиперпроницательность», как выразился один из исследователей убийства, – то есть тенденция искать сценарий в деталях, которые не могут предоставить для этого достаточно инофрмации, – стала своего рода мотивом времени. Погружение в литературу об убийстве, совершенном 50 лет назад, означает необходимость прочтения сотен книг с сотнями изложенных в них теорий, а также рассмотрение всех возможных вариантов от Мелвина Белли (Melvin Belli) до Моссада, изучение района Дили Плаза (Dealey Plaza) во время поездок в Даллас; сюда относится еще и посещение среди ночи форумов и чатов, посвященных этому убийству – и все это для обнаружения двух наложенных друг на друга истин. Первая истина состоит в том, что доказательства, собранные американскими спецслужбами в первые часы, недели и месяцы для того, чтобы убедить мир в виновности одного Ли Харви Освальда (Lee Harvey Oswald), остаются весьма значительными: баллистические экспертизы, свидетельства очевидцев, показания тех, кто слышал выстрелы, отпечатки пальцев, заключения экспертов по огнестрельному оружию, косвенные доказательства, результаты исследования материалов. Вторая истина по поводу убийства – столь же неоспоримая – состоит в том, что службы безопасности, собиравшие эти доказательства, сами не отличались особой добропорядочностью, вступали в сговор с некоторыми худшими людьми в мире с целью убийства президентов в других странах. Принятое разделение американской жизни на два порядка – официальный порядок, основанный на честности, и нижний потрепанный криминальный порядок – разрушается при внимательном изучении также, как и алиби в классическом жанре фильмов «нуар».
«Вы знаете, почему вы не могли этого понять, Киз?» – виновный в совершении преступления Уолтер Нефф (Walter Neff), роль которого в фильме исполняет Фред Макмюррей (Fred MaсMurray), спрашивает своего добродетельного коллегу из страховой компании Бартона Киза (его роль исполняет Эдвард Робинсон) в конце великого фильма «Двойная страховка» (Double Indemnity) в ходе насмешливого признания. «А я вам скажу. Потому что тот парень, которого вы искали, был слишком близко. Прямо за соседним столом». За этим следует красивое и загадочное возражение Киза: «Еще ближе, Уолтер». Он хотел сказать, что полицейский и убийца имеют намного больше общего в отношении преступления, чем они думают, и что искушение, приводящее к убийству, доступно для всех нас; соблазн перейти грань делает нас ближе к подобным вещам, чем мы думаем.
Эти две истины приводят нас не столько к разным утверждениям, сколько к разным мирам. Примерно через каждое десятилетие подвергаются полному анализу инкриминируемые Освальду факты – совсем недавно это сделал Винсент Буглиози (Vincent Bugliosi) в своей книге объемом свыше тысячи страниц под названием «Исправление истории» (Reclaiming History, издательство Norton), и через каждое десятилетие люди, которые больше всего об этом беспокоятся, остаются раздраженными и неубежденными. Мир любителей заговоров имеет свою библиографию, а также набор фиксированных мнений, которые двигаются параллельно, но независимо от обычно воспринимаемой реальности. Эти сторонники теории заговора, к примеру, очень сильно полагаются на мемуары Мадлен Браун (Madeleine Brown), которая утверждает, что она была любовницей Линдона Джонсона, и что он ей якобы сказал накануне убийства: «Эти проклятые Кеннеди больше не будут мне мешать!» Сторонники теории заговоров обсуждают вопрос о том, является ли эта женщина полностью надежным источником, в целом надежным или частично надежным. В последнем томе биографии Линдона Джонсона, написанной Робертом Каро (Robert Caro), наоборот, г-жа Браун вообще считается недостойной упоминания или даже опровержения (в любом случае главная сцена заговора, которую она рисует – своего рода вечеринка перед убийством в доме миллионера Клинта Мерчисона в Далласе, на которой присутствуют Джонсон, Эдгар Гувер и Ричард Никсон, – убедительным образом развенчивается. Сведений о ней нет ни в одной из газет Далласа, и можно спокойно согласиться с тем, что Джонсон в тот вечер находился в Хьюстоне). Таким же образом любители теории заговора принимают без доказательств роль Джозефа Кеннеди (Joseph Kennedy), сначала как бутлегера, а затем как связанного с мафией сборщика средств на проведение кампании своего сына, и они рассуждают о том, совершила ли мафия это убийство в одиночку или вместе с ЦРУ. Некоторые сомнительные эпизоды в прошлом Джо Кеннеди представляют собой основу для убийства в новой конспирологической книге, опубликованной издательством Skyhorse под мрачным названием «Патриарх яда» (The Poison Patriarch), автором которой является Марк Шо (Mark Shaw), и та же самая идея послужила материалом драматургу Уильяму Мастросимоне (William Mastrosimone) для предназначенной к постановке на Бродвее пьесы «Верхом на тигре» (Ride the Tiger). Однако опубликованная недавно весьма нелестная биография старины Джо, написанная Дэвидом Насо (David Nasaw), называет мифами сведения о том, что он якобы заработал какие-то деньги с помощью незаконной торговли спиртными напитками или был связан с мафией (Джо сделал деньги в Голливуде и на Уолл-Стрит, о которых вполне можно сказать, что они сами по себе мафия).
Буглиози относится к теоретикам конспирологического подхода с безжалостной ноткой саркастического снисхождения. Однако в некотором отношении поиск определенных cценарие представляет собой имеющий смысл каталог событий, позволяющий нам увидеть больше в событиях 50-летней давности, чем это можно сделать с помощью имеющихся доказательств. Паутина без паука все еще заметна на свету. Существуют определенные периоды паранойи. Первое поколение маниакальных расследователей убийства – Джосая Томпсон (Josiah Thompson), который все еще продолжает писать, Гарольд Вейсберг (Harold Weisberg), который давно умер – были питающими надежду сторонниками процедурного метода, одними из тех мужчин и женщин с толстыми папками и бесконечным количеством вырезок, убежденных в том, что в результате проведенного соответствующим образом изучения имеющихся документов будет обнаружено достаточное количество несоответствий, неясностей и лживых свидетельств, что приведет к возобновлению этого дела. Образцом для них служил журналист Ай Эф Стоун (I. F. Stone) – обособленный и честный человек, способный обнаружить истину с помощью тщательного изучения документов.
Второй тип зацикленных на убийстве исследователей появился лишь позднее, в середине 1970-х годов. По мнению сторонников процедурного подхода, истина сокрыта именно там, в забытых папках, тогда как фантазеры считали – в духе сериала «Секретные материалы» (X Files) – что истина находится в другом месте, доступном тем, кто достаточно смел для того, чтобы вообразить себе весь масштаб американской экстравагантности. Примером в данном отношении служит книга Дэвида Лифтона «Лучшее доказательство» (Best Evidence), опубликованная в 1981-м году, однако его теории распространялись на лекциях и конференциях еще в 1970-е годы. Он выдвинул явно сумасшедшую идею, и сделал это с восхитительной логикой – он считал, что тело президента куда-то исчезло в период сразу после убийства и до проведения вскрытия, а раны на нем были изменены.
Парадокс состоит в том, что, подобно драматизированной паранойе Томаса Пинчона (Thomas Pynchon) или Дона Делило (Don DeLillo) c характерной для нее специфичностью, параноидальные типы на свой лад настроены в значительно большей степени эмпирически, чем их более осторожные собратья. Они хотят следовать за доказательствами туда, куда они приводят, даже если все это воспринимается как сюжеты из другого мира. Другими словами, представляется возможность создать замысловатый сценарий, который будет сложным и основанным на результатах логических заключений, полным деталей, по-своему завершенным, но, тем не менее, совершенно бредовым. Сторонники теории заговора, в результате которого был убит Джон Кеннеди, являются первыми и самыми твердыми представителями этого движения – скептически настроенных искателей истины по поводу терактов 11 сентября, людей, не верящих в то, что Обама был рожден в США, и тех, кто считает, что американцы никогда не высаживались на Луну, можно назвать их «приемными детьми». В этом случае старый американский параноидальный стиль, когда-то бывший в большей степени маргинальным и подспудным, объединился с лженаукой, став красноречивым, академичным, систематизированным и громким.
Независимо от того, насколько невероятными могут показаться идеи о том, что многие убедительные свидетельства могли быть подброшены, сфабрикованы или сделаны под давлением, о том, что сотни явных случаев сокрытия информации и оказания давления на свидетелей так и остались неузнанными в течение более полувека – это не повлияло на появление литературы, посвященной убийству президента Кеннеди. Литература эта сама по полагается не на рассмотрение доказательств, а на обнаружение новых сценариев связей и совпадений. Книги сторонников теории заговора – как, к примеру, работа Ламара Уолдрона (Lamar Waldron) и Тома Хартманна (Thom Hartmann) «Наследие секретности» (Legacy of Secrecy, на основе которой создается большой голливудский фильм – демонстрируют еще более замысловатые и многогранные сценарии с явными намерениями и реакциями с участием главарей мафии и агентов ЦРУ, все из которых указывают в сторону района Дили Плаза. «Имел связи с …» – вот популярная фраза, используемая со зловещим подтекстом для того, чтобы связать любых двух людей. Уолдрон и Хартманн не принимают во внимание даже убийство Освальдом офицера полиции Далласа Дж. Д. Типитта (J.D. Tippit), произошедшее спустя 45 минут после покушения на Джона Кеннеди, несмотря на многочисленные свидетельства людей, которые видели, как он стрелял в Типпита (J.D.Tippit) или опознали его как человека, бежавшего с оружием в руках в этом месте.
Подобного рода аргументы приводят в тот же самый тупик, где скептики настаивают на том, чтобы им показали паука, тогда как сторонники теории заговора настаивают на том, что достаточно увидеть паутину. Один аргумент способен представлять сотню ему подобных: ключевые ранние показания, свидетельствующие о наличии заговора, состоят в том, что многие доктора отделения неотложной помощи в больнице Park Memorial Hospital, куда президент был доставлен после фатального обстрела кортежа автомобилей, говорили о том, что они видели большую рану в задней части головы Джона Кеннеди, а не в передней правой части, как об этом было заявлено после вскрытия и проведения исследования с помощью рентгеновских лучей. Это совсем нетрудно объяснить. Рана была огромной, и врачи толком ее не исследовали и не поворачивали Джона Кеннеди для того, чтобы проверить наличие раны в задней части головы. Любительская пленка Запрудера (Zapruder) убедительным образом показывает, что эта ужасная рана на самом деле находилась в передней части правой стороны черепа, тогда как задняя его часть не была повреждена (за исключением небольшого и почти невидимого входного пулевого отверстия).
Что касается утверждений о «ране в задней части головы», если быть точным, то для этого было необходимо каким-то образом изменить пленку Запрудера, превратив ее в коварный мультипликационный фильм. Именно на этом и настаивают представители «второго поколения» теоретиков заговора – они утверждают, что сам любительский фильм Запрудера является подделкой, и изготовлен он, по словам одного из сторонников конспирологической теории, «в хорошо оснащенной фотолаборатории ЦРУ, находящейся на главном промышленном предприятии компании Kodak в Рочестере, штат Нью-Йорк». И эта идея не просто провозглашается. Она терпеливо, шаг за шагом, излагается с детальным указанием относительно типа оптического принтера, хотя собственный эксперт компании Kodak по 8-миллиметровым пленкам Роберт Завада (Robert Zavada), отверг идею о возможности осуществления в 1963-м году технически сложной вставки в 8-миллиметровую пленку с использованием оптического принтера и заявил, что «не существует поддающихся обнаружению свидетельств манипуляций или искажений оригинала пленки Запрудера, а все имеющиеся свидетельства исключают возможность любой ее подделки». Идея о том, что снятая Запрудером пленка была изменена, представляется абсурдной – однако теория о том, что пленка Запрудера не была изменена, должна также допустить, что у Кеннеди не было выходного отверстия от пули в задней части головы, и поэтому выстрелы, вероятно, были произведены сверху и сзади.
Бесконечный круговорот домыслов и спекуляций никогда не закончится. Джосая Томпсон, один из наиболее рационально настроенных скептиков, однажды написал: достаточно «потянуть любую нитку, любой отдельный факт, и вы вскоре окажитесь в окружении целого вороха побочных вопросов». И это верно: любому предложенному факту можно противопоставить опровергающий его факт – некоторые из них будут правдоподобными, многие из них будут спорными, но большая их часть будет порождать неразрешимые противоречия. Но это не факты относительно заговора. Это факты относительно фактов. Все факты во всех проведенных расследованиях приближаются к нам со своей собственной шаткостью, со своим собственным мерцанием неуверенности. Нити свидетельских показаний обычно кажутся независимыми и надежными, поскольку жизнь чаще всего подходит к нам еще в незавершенном материале, и ничто не заставляет нас тянуть за нити. Делаем ли мы это или нет – в любом случае нас ожидает запутанный клубок.
Буглиози говорит об этом в практическом духе, свойственном прокурору. По его мнению, если вы убеждены в конечном выводе, то вы вынуждены мириться с нестыковкой доказательств: вы можете не знать ответа на вопрос, но это не означает, что на этот вопрос нельзя получить ответ. Возьмем один из многих возникающих в рамках расследования дела об убийстве вопросов: в свое время много было разговоров о загадочных «троих бродягах», арестованных вскоре после прозвучавших выстрелов. После долгих лет спекуляций оказалось, что это были … три бродяги с опознаваемыми фамилиями и обычными историями. Но сегодня любому факту в этом деле, каким бы солидным он ни казался, можно противопоставить другой факт, каким бы надуманным он ни был. Факты порождают новые сценарии даже в том случае, если они опровергают предыдущие факты.
Однако первоначальное чувство относительно того, что в тот период действовали какие-то странные силы, силы параноидальные, жестокие и переплетенные тесным и самым странным образом, и по своей природе невосприимчивые к объяснениям на основе импульсов здравого смысла, оказалось, насколько можно судить, верным. Говорят, что сам Джон Кеннеди как-то сказал по поводу популярного в то время триллера «Семь дней в мае» (Seven Days in May), что такого рода заговоры вполне возможны в Соединенных Штатах: «Это возможно. Это может произойти в нашей стране. Но для этого должны существовать некоторые условия. Если, например, у страны молодой президент и в период его президентства происходит нечто подобное событиям в Заливе свиней, то может возникнуть определенное беспокойство… И в случае повторения событий в Заливе свиней, реакция в стране может быть такой: «Получается, что он слишком молод и неопытен?» У военных вполне может возникнуть такое чувство, что их патриотический долг состоит в том, чтобы быть готовыми к сохранению целостность нации, и только богу известно, какой сегмент демократии они будут защищать, если свергнут избранные институты» (он еще добавил, что он намерен этого не допустить «в его смену»).
По собственному признанию Джона Кеннеди, Залив свиней был его первым провалом. По мнению «ястребов» в области национальной безопасности, Карибский кризис, представленный публике как победа Кеннеди, был, на самом деле, вторым провалом и проявлением жалкой политики примирения. Кеннеди отказался следовать единогласному совету своих генералов и адмиралов, которые хотели нанести бомбовый удар по Кубе, и он уладил этот кризис, дав русским то, что они хотели, то есть он убрал ракеты с территории Турции (все это было сделано без лишнего шума, но те люди, которые должны были знать, этой информацией располагали). Идея о том, что государство национальной безопасности периода холодной войны, об опасности которого предупреждал Эйзенхауэр, вероятно, решило убить президента, не является столь уж далекой от действительности, как этого хотелось бы. В то время существовали оперативники ЦРУ, готовившиеся совершить убийства иностранных лидеров, многие из которых раньше были настроены дружественно по отношению к США. Это предполагалось сделать в отместку за те действия, которые этим людям не нравились. И они были готовы нанять гангстеров для выполнения своих замыслов, тогда как генералы очень хотели захватить Кубу, даже рискуя при этом развязать ядерную войну, и они были недовольны Кеннеди, который не давал им это сделать (Джефферсон Морли , один из ветеранов журналистики, занимался делом теперь уже покойного агента по имени Джордж Джоаннидес и проводил он свою работу на основании судебного дела в связи с действием Закона о свободе информации (Freedom on Information Act). Он считал, что ЦРУ более пристально следило за Освальдом, чем этому ведомству хотелось бы это признать. Относящиеся к делу документы должны быть рассекречены в 2017 году).
Странным образом можно найти подтверждение этому в работе историка братьев Кеннеди Артура Шлезингера-младшего (Arthur Schlesinger Jr.). Он сам принадлежал к истеблишменту, и в его задачу входило поддерживать соответствующий имидж членов семьи Кеннеди, поэтому его трудно было назвать сторонником конспирологических теорий. Тем не менее, Шлезингер ясно дал понять, что члены семьи Кеннеди на самом деле считали, что против них действует враждебно настроенный альянс, состоявший из военных и сотрудников ЦРУ, и эти люди находились в большинстве своем за пределами их непосредственного контроля. «Оперативные работники ЦРУ, а также ФБР стали рассматривать себя уполномоченными стражами республики и значительно более преданными ей, чем преходящие избираемые чиновники, и они считали, что обладают моральным правом действовать самостоятельно и выполнять все то, чего требовали соображения национальной безопасности», – заключает Шлезингер. Тед Соренсен (Ted Sorensen), еще один близкий к Кеннеди человек, написал в своих мемуарах о том, что в 1977-м году президент Джимми Картер предложил его кандидатуру на должность директора Центрального разведывательного управления, однако сотрудники этого ведомства яростно (и успешно) этому воспротивились. Вполне возможно, что там существовали какие-то материалы относительно смерти Джона Кеннеди, и некоторые руководители ведомства не хотели, чтобы он их увидел. Уверенность Винсента Буглиози относительно того, что здесь такого рода вещи невозможны, не разделяют люди, находившиеся ближе всего к самому делу.
Убийство должно быть значимым не только по причине складывающейся вокруг него атмосферы. Убийство Кеннеди должно быть значимым для тех людей, которые не были на месте совершения этого преступления, поскольку затем в Америке произошло что-то, чего не случилось бы, если бы Кеннеди был жив. Существует спорное утверждение относительно того, что оптимистический либерализм умер в Далласе. Айра Столл (Ira Stoll) в своей новой книге «Джон Кеннеди – консерватор» (J.F.K.: Conservative, издательство Houghton Mifflin), напротив, считает, что путь истинного консерватизма был бы более гладким, если бы Кеннеди не был убит. Столл искренне верит в то, что духовным наследником Кеннеди был Рейган, так как изворотливый Никсон на самом деле был либералом, и его наследником оказался – кто же еще? – изворотливый Обама.
Несомненно, каждый американский президент является в некотором смысле консерватором – в нашей истории не было ни Леона Блюма (Leon Blums), ни Сальвадора Альенде . Но Кеннеди был классическим либералом эпохи холодной войны – он верил в противодействие коммунизму (в ненасильственное, если это вообще возможно). Он также создавал систему социального обеспечения для того, чтобы снизить общественную напряженность. Настоящие консерваторы того времени – Общество Джона Берча (John Berch Society), а также крыло Голдуотера (Goldwater) в Республиканской партии – верило в необходимость борьбы с коммунизмом с помощью силы, и они выступали против любой федеральной программы в поддержку прав человека и социального обеспечения, поскольку это были программы левые, и, возможно, коммунистические. (Рональд Рейган в конечном итоге получил известность благодаря своему крестовому походу против правительственной программы оказания медицинской помощи (Medicare), а сегодня его последователи проводят крестовый поход против такой же программы президента Обамы). Будучи не в состоянии объяснить, почему правые так ненавидели Джона Кеннеди, Столл настаивает на том, что заговор левацких «голубей»в окружении Джона Кеннеди – особенно Соренсена и Шлезингера – исказил задним числом его слова и цели: это теория заговора столь же идиотская, как и любая теория сторонников конспирологического подхода.
На другом конце спектра Терстон Кларк (Thurston Clarke) в своей новой книге «Последние 100 дней Джона Кеннеди» (J.F.K.’s Last Hundred Days, издательство Penguin) со всей страстностью утверждает, что Джон Кеннеди более решительным образом двигался налево и хлопал, как голубь, своими крыльями, пока его не убили. Они приводят следующее доказательство: Кеннеди более активно, чем раньше, стал говорить о том, что американские политики должны сделать все, чтобы избежать провоцирования ядерного холокоста, способного уничтожить нашу цивилизацию. Можно подумать, что в этом кроется минимальное количество здравого смысла, а не радикальный отход от ортодоксальности – но Кларк напоминает нам, что доведение ситуации до всеобщего разрушения рассматривалось многими как возможность обхитрить СССР. Разговоры о том, какое количество миллионов жертв может быть приемлемым для Соединенных Штатов, были не только материалами для фильма «Доктор Стрейнджлав». На самом деле Кеннеди планировал вывести войска из Вьетнама к концу 1965-го года, или, по крайней мере, он принял решение не ввязываться в эту войну еще глубже. Отчеты о частных беседах и записи заседаний Совета национальной безопасности используются как карты в этой игре. Джефф Гринфилд (Jeff Greenfield) в своей новой книге с воображаемым сюжетом «Если бы Кеннеди был жив» (If Kennedy Lived, издательство Putnam) утверждает, наряду с другими забавными предсказаниями («Битлы» были бы приглашены в Белый дом, Рональд Рейган получил бы номинацию от Республиканской партии в 1968-м году), что Джон Кеннеди не стал бы прибегать к эскалации войны во Вьетнаме.
Сложно считать подобные утверждения чем-то большим, нежели попыткой выдать желаемое за действительное, проецируемой ретроспективно на прагматичного политика, чья приверженность реалиям холодной войны была полной, хотя и не такой нигилистичной, как у некоторых других людей. Верно то, что Кеннеди не был склонен, как это было в случае с его двумя непосредственными предшественниками, рассматривать внешнюю политику как вызов своей мужественности; он был настоящим героем войны, и он по-настоящему ее ненавидел. И хотя побуждения со стороны личных особенностей человека являются весьма сильными, логика американской политики оказывается сильнее. Кеннеди, возможно, испытывал бы меньше неуверенности, беспокоившей душу Джонсона, когда он начал эскалацию войны. Однако ему бы пришлось столкнуться с такими же политическими обстоятельствами. Если бы армии Северного Вьетнама было разрешено войти в Сайгон в 1965-м году, а не в 1975-м году, то в таком случае республиканцы Голдуотера не сказали бы следующие слова: «Благодарим Бога за мудрость Кеннеди, которая позволила нам не загубить жизни десятков тысяч американцев и миллионов вьетнамцев в попытке остановить то, что должно было произойти в любом случае!» Они бы тогда сказали: «Еще одна страна, еще один регион беспомощно сданы коммунизму, и это произошло во время вашего президентства!». Правду о том, что судьба Вьетнама, имевшая ключевое значение для вьетнамцев, не имела больших последствий для Америки или для ее борьбы с Советским Союзом, было просто запрещено говорить.
Хотя этот период и оказался параноидальным, во многих отношениях он оставался более открытым. Люди, проводившие арест Освальда, решили, что его нужна показать прессе, и поэтому в полночь была организована пресс-конференция – сегодня такого рода вещи не происходят. Один из юристов, принимавших участие в работе Комиссии Уоренна (Warren Commission), провел продолжительную беседу с коммунистом, являвшимся сторонником теории заговора (вряд ли кто-нибудь из членов комиссии по терактам 11 сентября чувствовал себя обязанным встретиться со сторонником теории заговора относительно этого теракта). Возможно, это было государство национальной безопасности, но не государство всеобщей слежки.
Освальд был своего рода грубой пешкой холодной войны, и казалось, что в любой момент ее могут принести в жертву. Будучи подростком, он начитался марксистской литературы, и потом оставался фантазером, способным наслаждаться книгами о Джеймсе Бонде (так же, как и президент!), и он подписывался как на ортодоксальные коммунистические, так и на троцкистские издания, так и не научившись улавливать разницу между ними. Когда он, будучи морским пехотинцем-подростком, решил сбежать в Россию, которую он воспринимал как социалистический рай, КГБ, судя по всему, был так поражен этим обстоятельством, что направил его работать на фабрику в Минске. Сотрудникам этого ведомства было очевидно, что он недоволен своим положением, как это было очевидно позднее следившим за ним сотрудникам американских спецслужб.
Вновь можно сказать о том, что проблема была не в отсутствии интеллекта; проблема состояла в слишком большом его количестве, что которое нужно было добавлять с умом. Тысячи подобных освальдов, уже давно канувших в Лету, также подвергались изучению. Можно привести конкретный пример: человек, рядом с которым сидел Освальд в автобусе, направлявшемся в Мехико, был, конечно, ему незнаком – это был мошенник и в свое время фанатичный сторонник Гитлера по имени Альберт Осборн (Albert Osborne). Осборн удостоился раздела в отчете Комиссии Уоррена – он появляется в истории на короткое время, а затем вновь исчезает. Если бы он кого-нибудь убил, мы бы спросили его о том, что он там делал и почему никто не знал о нем больше, чем об этом странном и давно забытом перебежчике Освальде? Жизнь Освальда напоминает нам, что современность в Америке с ее лишенными корней перемещениями и мгновенными связями, с постоянными неувязками и бесконечным переделыванием представляет собой своего рода машину случайностей, порождающую разделение в две или три ступени между наименее вероятными людьми.
То, что верно в отношении Освальда, верно и в отношении его убийцы Джека Руби (Jack Ruby), который был менее загадочной фигурой. Руби в литературе сторонников теории заговора считается зловещим убийцей, которому было поручено уничтожить Освальда до того, как он начнет говорить (убийство Хаймана Рота в фильме «Крестный отец II», судя по всему, списано с Руби). Джек Руби на самом деле активно занимался поиском связанных с мафией людей за несколько месяцев до убийства – но, судя по всему, он хотел с их помощью оказать давление на Американскую гильдию артистов эстрады для того, чтобы были приняты правила относительно использования бесплатных стриптизерш (он считал, что его конкуренты в виде любительских шоу со стриптизом ведут нечестную конкурентную борьбу с отшлифованными профессионалами в его собственном заведении).
Вновь и вновь расследование обнаруживает странные личности и странные совпадения внутри паутины событий, которые сами по себе представляются значимыми. Хорошо известен случай с Джудит Экснер (Judith Campbell Exner). Она на самом деле была любовницей Джона Кеннеди, подругой (Фрэнка) Синатры, а также любовницей босса чикагской мафии Сэма Джанканы, и все это за короткий период времени. И даже если она и не была посредником между кем-то из них, это не меняет самой реальности, которая состояла в том, что она спала со всеми тремя и таким образом жила в трех мирах, которые для многих в 1963-м году казались удаленными друг от друга на большое расстояние. Еще более поразительным представляется дело художницы Мери Мейер (Mary Pinchot Meyer), которая, несомненно, также была одной из любовниц Кеннеди. Она была бывшей женой высокопоставленного сотрудника ЦРУ (у которого в свое время обнаружились пацифистские симпатии), а еще она была близким другом Тимоти Лири (Timothy Leary) в Гарварде и употребляла ЛСД. Она была убита в 1964 году на берегу канала в округе Колумбия при странных обстоятельствах. Если ничто из этого не указывает на еще большую оккультную истину – даже если ее смерть была лишь пошедшим по незапланированному руслу ограблением – существование подобной фигуры кое-что говорит о самой ткани американского опыта. Миры, казавшиеся столь далекими друг от друга в то время, оказались рядом друг с другом – они были объединены совершенно разными мужчинами и женщинами, ставшими участниками невероятных совпадений, и их было не меньше, чем в жизни самого Джона Кеннеди, благоразумного политического прагматика, который одновременно был безрассудным эротическим авантюристом, проводившим время в постели с разного рода проститутками и «мэрилин» и даже, возможно, со шпионками из Восточной Германии.
Страсти Джона Кеннеди, возможно, находятся где-то в средоточии всех этих нитей и кругов. Подобный сценарий – сплетающийся и расплетающийся перед нашими глазами, приближающий невероятных людей и затем вновь их разводящий – представляет собой его собственную характерную особенность. Мейлер был прав, когда он сказал, что официальная жизнь страны и реальная жизнь разошлись, но кто мог предположить, что все это приведет к насильственному действию, а не станет «экзистенциальным» достижением, способным показать, как близко они находились друг к другу? Освальд действовал в одиночку, однако скрытая страна действовала через Освальда. В этом содержится вечная мораль фильмов в стиле «нуар»: американская иерархия намного более нестабильна, чем это может показаться, и мелкий мошенник на своем чердаке и крупный социальный лидер в своем особняке оказываются тесно связанными. Когда Кеннеди погиб, и родилась загадка его смерти, мы были уверены в том, что облаченные во фраки патриции с безупречными семьями и убогий Освальд принадлежат к разным мирам, и нам также казалось, что принадлежавшее Руби заведение под названием Carousel Club и Белый дом удалены друг от друга на расстояние, измеряемое множеством световых лет. Когда Кеннеди был убит, такого рода благопристойная иерархия казалась вероятной. После убийства она перестала быть таковой. То, что было вывернуто наружу после его смерти, и являлось настоящей реальностью: внутреннее содержимое и показная часть – как в мешке у фокусника – оказались равнозначными. Вот почему смерть Джона Кеннеди, хотя она и погружается постепенно в пучину истории, остается столь близкой, близкой, насколько это возможно, и даже еще ближе.
