Германии необходимо изменить внешнюю политику. Во взаимоотношениях с Россией стоит, наконец, вернуться к «сдержанности» времен Бисмарка

В Санкт-Петербурге проходила экономическая конференция, был уже поздний час, когда российский профессор спросил немецких коллег – историков и политологов – об интересах Германии и получил неожиданный ответ: «Таковых нет, существуют только европейские интересы». Дрожащая улыбка российской принимающей стороны подтвердила известное высказывание: «Тот, кто считает себя европейцем, уже выдал в себе немца», а также слова Маргарет Тэтчер: «Немцы, поскольку они слишком боязливы, хотят управлять сами собой и создать европейскую систему, в которой ни одна нация не будет способна сама собой управлять».

Можно было бы расценить эти слова как следствие опыта двух ужасных войн, если бы такого мнения придерживались все – французы, англичане, голландцы или поляки. Но это отнюдь не так. Одни крепко держатся за символы бывшего статуса мировой державы, небольшие  страны – за свою историческую независимость, а новые члены ЕС из Восточной Европы хотят насладиться суверенитетом, которого их на протяжении десятилетий лишал сначала Гитлер, а потом Сталин. Но это также означает, что немцы остались наедине со своей манией рассматривать национальную политику интересов как нечто устаревшее, реакционное и глупое. Это как с атомной энергией. В то время как остальные ее развивают, мы от нее отказываемся и не получаем за это ни от Франции, ни от Польши никаких слов благодарности.

Немецкая внешняя политика запутана. Она старается быть милой со всеми, из-за чего возникает вопрос: «Что немцы вновь собираются делать?» При этом немцы ничего не собираются делать, потому что они больше не знают, как выглядят их интересы. Конечно, НАТО, пожалуй, входит в их число, потому что американцы смогут нас защитить. Вместе с тем, мы слишком нерешительны в оказании поддержки американскому «оружейному насилию», если они выдают свои интересы и за наши тоже. Мы избежали втягивания в Ирак, в Афганистане мы стараемся уйти от безуспешной политики, а в Ливии мы даже на словах не поддержали союзников. При этом анализ интересов скорее предполагал присутствие в Ливии, а не в афганском болоте. Наши интересы, если сформулировать их несколько преувеличенно, это ситуация с правами человека других стран, и в Германии проще всего достичь согласия на ввод войск, если это поможет отправить какую-нибудь афганскую девочку в школу. Но федеральный президент, который объявляет обеспечение безопасности наших морских и торговых маршрутов задачей бундесвера, сталкивается с политической реакцией, будто он требует чего-то неприличного. Конечно, потому что в этом случае речь бы шла об интересах, а их больше нет.

Страна не занимается внешней политикой, и мы уже счастливы, когда министр иностранных дел Йошка Фишер призывает к перемирию между палестинцами и израильтянами. Мы стали скромнее. Вместо того, чтобы проводить осмысленную политику интересов, мы занимаемся политикой прав человека. Время от времени канцлер напоминает Путину или китайцам о том, что вопросы экономического сотрудничества иногда стоит перемежать напоминаниями о ситуации с правами человека. То речь заходит о деятеле искусства, то об арестованном олигархе, но в любом случае имеет место лицемерие, поскольку экономическое сотрудничество никогда не прерывается, и серьезное выражение своего лица Меркель бережет только для применения внутри страны.

Что касается отношения к России, хотя разделение на блоки и холодная война уже в прошлом, мы постоянно копаемся в этом времени, вместо того чтобы посмотреть в учебники истории 1913 года. Путин – не новый Сталин, возможно, он более энергичный вариант Николая II. Россия другая, это империя, а не государство, смешение народов. В то время как немцы будто бы забывают историю, им ничего не стоит потерять Аахен и Кельн, Киев для русских – не чужой город. Здесь ноет рана, на которую Запад сыпет соль, когда постоянно говорит о независимости Украины. В конце концов, сближению Западной Украины  с ЕС можно способствовать и иначе – в треугольнике Москва-Киев- Брюссель. Тот факт, что Россия сейчас скептически настроена по отношению к действиям ЕС и США, связан во многом с недавним прошлым. В конце концов, были заверения Запада в том, что границы НАТО останутся на Одере, а не у российской границы. Немцы, как и остальные европейцы, возможно, за исключением Польши и Прибалтики, не заинтересованы в ослаблении России. Это связано не только с историческими причинами практически непрекращающегося германо-российского партнерства 1763, 1806/1807, 1813, 1866/1870 годов, Раппальского договора, воссоединения Германии 1990/1991 годов, но и с тем, что Россия обеспечивает безопасность сибирского региона от распада и захвата земель. В мире уже было достаточно мятежей и волнений. За то, что Евразия сегодня относительно стабильна, мы должны благодарить, в том числе, и русских.

Когда Бисмарка в его бытность послом Пруссии в Петербурге спросили, хотел бы он навсегда остаться жить в России, он сказал: «Конечно, нет, но все-таки можно иметь дружественные отношения с государством, чье внутреннее устройство не совсем соответствует собственным представлениям». В отношениях с Россией мы должны действовать в стиле Бисмарка. Германия, так можно обобщить эти размышления, давно вернулась в точку, на которой она остановилась в 1914 году. Хотя речь не идет о войне и мире, а об осмысленной интеграции «полугегемониальной» немецкой державы, которая слишком слаба для господства в Европе, но слишком сильна для политики в стиле Голландии или Польши. Многие немцы после 1945 года захотели отказаться от истории страны и раствориться в Европе. Но это невозможно, да другие и не хотят этого. Остается только то, что нам дается труднее всего – сформулировать немецкие интересы и реализовать их даже в тот момент, когда те, кто пострадает от них,  будут поджидать, держа наготове исторические реминисценции.