Истерия: все фашисты или как?

На Украине и в России среди противников радикального исламизма и в антифашистских кругах слово «фашизм» очень популярно, особенно с тех пор, как его взяли на вооружение русские. А сам термин, между прочим, означает вот что…

Сепаратисты из восточных областей Украины, пользующиеся поддержкой со стороны России, утверждают, что к власти в стране пришли фашисты. В свою очередь, для многих жителей Восточной Европы сам режим Путина является некой новой разновидностью фашизма. По отношению к радикальным исламистам, например, к «братьям-мусульманам», многие наблюдатели используют термин «исламский фашизм», и наоборот: кое-кто обвиняет в фашизме западноевропейские группировки,  враждебно настроенные по отношению к исламу. А для так называемых антифашистов в Германии фашистским является все и вся, что так или иначе противоречит их убеждениям.

Тем самым, однако, сам термин теряет свой изначальный смысл и становится лишь лозунгом, под которым ведется борьба с политическими противниками. К тому же некоторые историки отвергают термин «фашизм» по отношению к немецкому национал-социализму. Они считают, что безответственно ставить тоталитарный режим Гитлера на одну доску с фашистскими правительствами Франко в Испании, Салазара в Португалии или Муссолини в Италии.

Таким образом, пожалуй, имеет смысл разобраться, что же представляют собой фашизм и фашистское мышление. Американский историк Роберт О. Пэкстон (Robert O. Paxton) несколько лет назад предпринял подобную попытку. По его мнению, для фашизма характерны определенные «мобилизующие страсти».

Избавление от «нечистых»

К таковым относятся «всепоглощающее ощущение кризиса», обосновывающее чрезвычайное положение; вера в превосходство собственной группы над другими, а также над отдельно взятыми индивидуумами; вера в то, что эта группа является жертвой других и вынуждена защищаться любыми возможными средствами; страх перед уничтожением группы индивидуалистским либерализмом, классовой борьбой и иностранным влиянием; стремление к «более чистому» обществу и избавлению от «нечистых»; потребность в мужском авторитете; превосходство инстинктов над разумом; эстетика насилия; приоритет интересов группы над правом и законом.

С целью обоснования этих страстей в различных культурных средах могут быть привлечены различные идеологии. С точки зрения немецких национал-социалистов, кризис заключался в предположительном «еврейском заговоре» против арийской расы. «Братья-мусульмане» утверждают, что ислам является жертвой всемирного заговора, в рамках которого «евреи и крестоносцы» хотят подчинить себе весь мир.

В постсоветской России Владимир Жириновский когда-то требовал возродить панславизм, который мог бы противостоять декадентскому, пораженному «еврейством» Западу, который якобы стремился подавить Россию. Среди прочего, он выступал за возвращение отдельных регионов, которые Россия потеряла в ходе войн с западными странами. Одно время его партия была самой сильной в российском парламенте, хотя сам Жириновский и потерял убедительность, когда выяснилось, что его отец был евреем. Теперь же можно утверждать, что Владимир Путин взял на вооружение многие пункты тогдашней программы Жириновского.

Насаждение всеобщей истерии

Если нужно выявить различия между Гитлером и Муссолини и уж тем более между немецкими национал-социалистами, египетскими «братьями-мусульманами» и российскими и украинскими приверженцами Путина, то, наверное, очевидно, что речь при этом идет о разных вариантах фашизма, «мобилизующие страсти» которых, однако, имеют некоторые сходства.

Важно также понимать, что эти страсти вполне могут проявиться и среди граждан – и политиков – в западных демократических странах. К примеру, это касается «всепоглощающего ощущения кризиса», которое провоцируется многими СМИ, а также как левыми, так и правыми политическими силами.

Неважно, идет ли речь о якобы неизбежных экологических катастрофах или о «саморазрушении» Германии вследствие высокой рождаемости среди иммигрантов и граждан, живущих на социальные пособия: насаждение истерии является предпосылкой для фашистского мышления. Или, точнее, для фашистского бездумья.

Герт Вилдерс – фашист? Нет!

Стремление к единству, к некоему большому «мы» является вечным искушением, особенно в кризисные времена. Когда в 1939 году демократия оказалась под угрозой со стороны коммунизма и фашизма, молодой Джон Кеннеди потребовал, чтобы западные общества подчинились «добровольному тоталитаризму» во имя собственного выживания. Конечно, Кеннеди не был фашистом, но его часто цитируемый призыв из вступительной речи в качестве президента США в 1961 году: «Не спрашивай, что может сделать для тебя твоя страна, а спроси лучше, что ты можешь сделать для своей страны», – является таким же недемократическим, как и предвыборный лозунг СДПГ 2013 года: «Мы – вот кто решает!»

Таким образом, если между фашизмом как образом мышления и ощущения, с одной стороны, и демократией, с другой, не пролегает стена, то политическое движение можно назвать фашистским только тогда, когда у него есть не только множество поклонников или избирателей, но и некая организованная массовая база, готовая во имя достижения собственных целей переступить через демократические или законные границы.

В этом смысле такие организации как «Братья-мусульмане», «Хезболла» или «Стражи Исламской революции» в Иране гораздо больше походят на своих исторических предшественников, чем партии одного человека, как, например, Партия Свободы Герта Вилдерса (Geert Wilders) в Нидерландах, которая является, конечно, неприятной, но которую никак нельзя назвать фашистской.

Путин же, который начинал свою карьеру скромным и неприметным аппаратчиком, постепенно создает идеологическую массовую базу, которая поддерживает его цели по «внутреннему очищению от внешней экспансии» (так Пэкстон описал программу действий фашистов у власти) – у себя дома и за границами страны. И «почва» для этих идей, похоже, вполне благодатна…