Журналист Аркадий Бабченко – один из немногих коллег из России, кто пытается разобраться в ситуации на Востоке Украине. Именно разобраться. Он не вешает ярлыки, не терпит официальных определений и не стесняется задавать неудобные вопросы, за которые не боится получить в глаз.
Бабченко - вне официальной журналистики. Его работа – это его авторский блог «Журналистика без посредников», который существует благодаря пожертвованиям читателей. Для многих из них его блог стал определенной «системой координат». Для других – поводом назвать его национал-предателем.
Как военный корреспондент Аркадий Бабченко освещал Вторую Чеченскую кампанию, грузинский конфликт, переворот в Киргизии, протесты в Турции. Работал на Майдане в 2013-2014 –м.
- То, что вы увидели в Славянске, как-то отличается от того, с чем приходилось сталкиваться в других горячих точках?
- Все войны одинаковые. Все начинаются непонятно как. При этом такие ситуации почти всегда сопровождаются разговорами о том, что скоро все закончится, войны не будет. А потом в какой-то момент конфликт раскручивается и начинается полномасштабная война. Единственное отличие Славянска в том, что пока, я это видел своими глазами, украинская армия пытается максимально уменьшить количество жертв среди мирного населения.
- Насколько это возможно сделать в сложившихся условиях?
- В любой войне всегда есть жертвы среди мирного населения. Есть они и в Славянске и будут еще. На любой войне обе конфликтующие стороны, так или иначе, звереют, приходит усталость, снимаются психологические барьеры. И здесь, я уверен, может быть, свой лейтенант Келли, который во время войны во Вьетнаме расстрелял деревню мирных жителей. Могут быть и бессудные казни, попытки похищение. Все то, что сопровождает войну. Но пока я могу сказать, что украинская армия четко понимает эти риски и старается их минимизировать.
- Как настроены украинские бойцы?
- Нормально настроены. Дух боевой, никаких пораженческих настроений, никаких призывов к дезертирству. Я проехался по блокпостам вокруг Славянска могу сказать, что нацгвардейцы обеспечены бронежилетами, ночниками, камуфляжем. Помощь, которая собирается людьми, туда довозится.
- Как относятся ваши российские коллеги к тому, как вы освещаете события в Славянске? Ведь официальная позиция российских телеканалов извращает картинку.
- Официальная российская картинка – это не средство массовой информации. Это средство пропаганды. Это две разные профессии. И мы друг к другу отношения не имеем. И то, как ко мне относится российская пропаганда – мне безразлично. Ну да, называют «национал-предателем». И что?
Читайте также: Коридор жизни
- Вы не боитесь? Вот на днях в России опять начались аресты по «болотному делу». Арестовали активиста за то, что «мешал полицейским, устраивая на их пути преграды из туалетных кабин».
- Я не то, что боюсь. Отлично понимаю, что меня могут арестовать в любой момент. Взять, например, в аэропорту. Конечно, я не думаю, что так будет. Какой-то шанс я на это оставляю. Ну что делать. Жизнь у нас такая. Я не называю людей террористами, я не выношу никаких оценочных суждений. Я хотел бы освещать конфликт в Славянске с двух сторон. Но по техническим причинам не могу это сделать – мои портреты висят в администрации Донецкой республики и в Славинске (Славянске – прим. ред.) на блокпостах. И поэтому сейчас я могу освещать конфликт только с одной стороны. На стороне бойцов ДНР не был, но хотелось бы.
- А вообще, часто ли получается освещать конфликты с двух сторон?
- Обычно? Да ни в какой войне с двух сторон не удается освещать. На какую сторону попал, на той стороне и остаешься.
- За эти две недели пока вы были на востоке Украины, какие события запомнились больше всего?
- Когда я приехал, бои были только ночью. Сейчас начались уже и днем. Когда ночевал на блокпосту на горе Карачун, была артиллерийская дуэль. Из города били по Карачуну. С Карачуна - отвечали по позициям ДНР. При этом армия в жилые районы, насколько я видел, не работает. Она работает по периметру города, в основном по промышленным районам. В жилые кварталы они не отвечают. Попал в небольшую перестрелку на третьем блокпосту на БЗС (бензозаправочная станция). За две минуты до нашего выезда начались обстрелы с расстояния примерно километр. Мы поехали на третий «А» блокпост, а бой начался на другом блокпосту. Пока я там был, ничего серьезного не происходило.
- Как вы справляетесь с посттравматическим синдромом, как переключаетесь?
- Переключаться нелегко. Но поскольку я уже втянулся в это дело (освещение конфликтов в горячих точках – прим. ред.), то сейчас легче. В первый раз было очень тяжело. Я первый раз в горячую точку попал срочником в 18 лет. Когда вернулся, два года доучивался в институте. Эти два года жизни для меня были просто ни о чем. Я разучился понимать мир. Когда началась вторая чеченская кампания, я уехал по контракту. Мне повезло, когда я вернулся, я сумел зацепиться за жизнь. У меня есть семья, дочь. Я живу в столице. К тому же я начал писать. Если бы не это, я бы обязательно спился. У нас в России небольшой процент людей, сумевших зацепиться за жизнь после Чечни. Почему? Первая чеченская война проиграна. Проигрыш на войне настраивает на проигрыш в мирной жизни. Все-таки солдатам, которые возвращаются с войны, в которой они победили, им полегче.
- На ваш взгляд, с чем столкнется украинское общество после войны на Востоке страны? Вы видели солдат, их настрой, можете сделать прогнозы.
- Я могу сейчас сказать, что Украина в любом случае столкнется с тем, что у солдат, которые сейчас там воюют, обязательно будет посттравматический синдром. Люди, возвращающиеся с войны в мирную жизнь, обязательно привносят в нее военные «мерки»: агрессию, легкость к убийству. Ценность человеческой жизни на войне совсем не та, что в мирной жизни. Своя, в общем-то, жизнь ничего не стоит, не то, что чужая. Чтобы этот процесс предотвратить, нужно начать этим заниматься прямо сейчас. Надо выстраивать систему психологической реабилитации бойцов, чтобы не столкнуться с «вьетнамским синдромом».
Также по теме: Украина - малопонятная и мало меняющаяся
- А у вас в России как устроена такая реабилитация? Вы проходили реабилитацию после Второй чеченской войны?
- В России до сих пор нет системы реабилитации. И никогда не было. Возможно, это объясняет уровень агрессии в обществе.
- Что, на ваш взгляд, должна включать эффективная система реабилитации?
- Должна быть комплексная программа по возвращению в мирную жизнь из военной реальности. Должны быть и центры психологической реабилитации и программы льгот для бойцов и, возможно, программы по переобучению. Общество должно понимать, что эти две реальности – мирная и военная – они как две параллельные прямые, не пересекаются. И из той реальности именно нужно возвращать. Бойцы постарше, у которых была семья и профессия до войны, им будет чуть легче, чем молодым ребятам, у которых еще не так много в жизни зацепок. Поэтому нужна системная программа помощи. На мой взгляд, это идеально делается в израильской армии Цахал. Вот у них надо перенимать опыт.
- Насколько затянется конфликт? Это месяцы, годы?
- Не думаю, что он затянется на годы. Это вопрос, возможно, нескольких месяцев с момента начала военной фазы. Без штурма Славянска все равно не обойдется. На месте Киева я бы начал организовывать лагеря для беженцев и максимально вывозил оттуда мирных жителей. Я не думаю, что из этого конфликта возникнет повторение Грозного. Будут ожесточенные бои, достаточно кровопролитные, но, тем не менее, это будет длиться недели или месяцы. Дальше будет полицейская операция, которая может затянуться на пару лет.
- Вы можете популярно объяснить, почему рейтинг Путина растет? Ведь россияне понимают, что то, что происходит на Востоке Украины, происходит с подачи Кремля.
- Десять лет пропаганды кому хочешь вынесет мозг. Сначала врагами были чеченцы, потом врагами стали грузины, затем таджики-эмигранты, сейчас – украинцы. Пальцем с одного показали на другого. Телевидение оказалось очень действенным инструментом в прочистке голов. Какое-то количество людей – те самые 15-20% еще умеют думать, другие, кажется, забыли, как это делается.
- Чем это обернется для самой России?
- Я надеюсь, что все это закончится мирно. Хотя есть ощущение, что все-таки внутри Россия идет к войне. К очередной пугачевщине. Напряжение ощущается во всем. Все вокруг враги. Где это рванет и по какому поводу, я не знаю.
