Сто лет назад началась Первая мировая война. Блистательная эпоха надежд и открытий, не имевшая аналога в истории человечества, увенчалась полным кошмаром. Эта эпическая бойня изменила политику, экономику, военное дело, искусство и психологию. Деятели того периода утешали себя тем, что «эта война завершит все войны», но потом была Вторая мировая, а сегодня газеты пишут о приближении Третьей мировой войны. Некоторые эксперты сравнивают трагедию с малазийским «Боингом» на Украине с убийством эрцгерцога Франца Фердинанда, и видят в ней детонатор необратимых процессов. Насколько реальна угроза, и что принесет новое глобальное противостояние Грузии?
Буря приближается
Существует много теорий, в рамках которых мировая война рассматривается как неизбежный итог глобального экономического кризиса. Кризис налицо, так же, как и полная неспособность элит вывести из тупика как отдельные страны, так и весь мир. На основании подобных теорий зачастую делаются безапелляционные выводы, содержание которых, примерно, таково: «Война неизбежна, ее начало лишь вопрос времени».
В то же время, есть оптимисты, которые указывают, что большая война требует формирования больших коалиций, а на сегодняшний день этот процесс не завершен. Кроме того, мирные методы перераспределения рынков пока не исчерпаны. И, что самое главное, в отличие от предыдущих мировых войн, основные игроки владеют ядерным оружием, которое является важнейшим сдерживающим фактором.
Есть еще одно обстоятельство: низкая готовность военных к вероятному глобальному противостоянию. Это довольно интересный вопрос; если перед Первой мировой военные ведущих стран считали, что находятся на пике мощи, и разговаривали с политиками с позиции «чем скорее, тем лучше», перед Второй мировой войной они, напротив,- медлили и утверждали, что не готовы. Сегодня мы, скорее всего, имеем дело со вторым случаем
О генералах часто шутят, что «они готовятся к прошлой войне», впрочем, то же, видимо, можно сказать и о политиках и политологах. Их представления о мировой войне нередко основываются на грубых параллелях и непременно подразумевают непосредственное столкновение вооруженных сил сверхдержав.
Если еще в сотне стран начнутся такие же события, как на Украине и Сирии, они, все равно, сочтут это не мировой войной, а серией изолированных друг от друга локальных конфликтов, даже если в них погибнут миллионы.
Впрочем, нам, наверное, следует учесть, что характер войн со временем меняется, и не может быть шаблона, который давал бы возможность моментальной классификации того или иного вооруженного противостояния. В какой-то момент грань между мировой войной и глобальным хаосом может стать весьма условной или, вообще, исчезнуть.
Считается, что позиции (относительно) слабых стран в предвоенный период не имеют никакого значения, и в этом контексте можно вспомнить Бельгию, участь которой в обеих мировых войнах определило ее географическое положение. Но утверждение, будто у Болгарии и Румынии (перед обеими мировыми войнами), или Венгрии и Финляндии (перед Второй мировой войной) вовсе не было возможности выбора и маневра, очевидно, было бы неоправданным упрощением ситуации. Несмотря на крайне серьезное давление со стороны сверхдержав, которые могли свободно поддержать перевороты в слабых странах-сателлитах; в каждом из перечисленных государств, время от времени, открывалось «окно возможностей», появлялись предпосылки для независимого маневра, и их выбор в пользу войны или мира в этих эпизодах, действительно, имел значение.
Несмотря на то, что в Грузии широко распространен своеобразный «геополитический фатализм», с соответствующими настроениями – «нас, все равно, никто ни о чем не спрашивает», исторический опыт показывает, что даже в самые грозные времена маленькие страны могут добиться своего.
В Грузии сформировались два основных подхода к большим геополитическим разборкам. Согласно одному из них, страна должна активно поддержать одного из сильных игроков, связав свое будущее с его успехами. Второй подход подразумевает осторожное маневрирование и, по возможности, верность нейтралитету. В его рамках, достижение успеха ассоциируется с миром, а не войной, выполнением роли связующего звена между противоборствующими сторонами. В свое время, оба варианта принесли Грузии как крупные успехи, так и тяжелые поражения, и грузины пока не сделали окончательного выбора в пользу одного из них, в отличие от тех же финнов, абсолютное большинство которых, попросту, не желает рассматривать ничего другого, кроме «мирного варианта», и на сегодняшний день, когда часть западного мира резко противостоит Москве, действует весьма осторожно. А грузины пока колеблются; часть общества (небольшая и, возможно, маргинальная, но все же) по-прежнему связывает успешное будущее Грузии с острой конфронтацией с Россией.
Ни войны, ни мира
«Грузинская мечта», несмотря на все свои минусы, сумела снизить градус противостояния с Россией, и у избирателей постепенно рассеялось ощущение того, что новая война может начаться в любую минуту. Население это ценит, что отражается в социологических данных. «Национальное движение», со своей стороны, остается единственной политической силой, требующей постоянной конфронтации с Россией. На прошлой неделе оно предложило правительству сделать резкое заявление по поводу малазийского «боинга» и однозначно обвинить Россию ( и это тогда, когда остальной мир терпеливо ожидает заключения экспертов), а также выступило с инициативой о запрете вещания российских каналов в Грузии. В этом последнем начинании, на первый взгляд, нет никакого смысла, даже если власти его поддержат (на самом деле, не поддержат); оно войдет в непреодолимое противоречие с духом и содержанием статьи 24 Конституции Грузии. В случае введения подобных ограничений, любой желающий получит возможность обратиться с соответствующим иском в Конституционный суд и, с большой вероятностью, добьется упразднения запрета. Впрочем, главное здесь, скорее всего, в другом – бывшая правящая партия, как всегда, активно пытается обострить отношения России и Грузии.
Нетрудно представить, что сделал бы Саакашвили, если б его режим не развалился до начала украинского кризиса. С большой вероятностью, он открыл бы «второй фронт», или послал бы в Донбасс несколько тысяч «добровольцев», предоставил бы Киеву штурмовики, дабы хоть частично восполнить тяжелые потери украинской авиации и т.д.
За всем этим, предположительно, последовали бы ответные удары России. Саакашвили, который мечтал спровоцировать вооруженный конфликт между Западом и Россией, не упустил бы такого шанса. И даже если б американцы его сдерживали, рано или поздно, он, наверняка, ускользнул бы от них, как пациент психиатрической лечебницы от врачей, и, все равно, что-нибудь да учинил.
Несмотря на то, что «Грузинская мечта» не смогла изменить в экономике ничего особенного и большая часть старых проблем все еще не разрешена, во внешней политике Грузии произошли перемены принципиального характера. Избиратели убедились, что новая власть делает все для того, чтоб избежать конфронтации в отношениях с зарубежными странами. Однако здесь возникла одна интересная проблема: переживания по поводу того, что новая война может начаться в любую минуту, исчезли, и это имеет очень большое психологическое значение. Но правительству нужно продемонстрировать, что неконфронтационная внешняя политика приносит и другие выгоды, что она плодотворна. В противном случае, рано или позно, эту политику назовут безрезультатной, а у части общества появится тяга к безответственным демагогам, типа Саакашвили, которые используют агрессивную риторику.
Можно припомнить динамику отношений Финляндии и Советского Союза после Второй Мировой войны, но проводить параллели, вероятно, будет неуместно, поскольку правительство Финляндии не ставило на повестку дня вопрос о вступлении в НАТО. В противном случае, оно не получило бы огромных экономических бонусов от Москвы, которые сыграли одну из главных ролей в расцвете страны.
Несмотря на то, что мы часто называем политику нового правительства Грузии «неконфронтационной», это, все же, видимо, некорректно. Риторика и политика это не одно и то же, а во внешней политике Грузии одно из центральных мест занимает идея присоединения к НАТО, и это делает будущее противостояние с Россией практически неизбежным. Сегодня вопрос отодвинут на задний план и, фактически, блокирован из-за позиции Германии и «староевропейских» членов альянса. Но если в будущем обстоятельства изменятся, Москва перейдет в наступление, невзирая на риторику, к которой прибегает наше правительство, потому что считает вступление Грузии в НАТО недопустимым. В такой ситуации Кремль никогда не будет относиться к Грузии, как к Финляндии и, соответственно, разговор о каких-либо особых экономических льготах, или твердых гарантиях безопасности на этом этапе неуместен.
Совет финского егеря
В 2002-м, в беседе с газетой «Известия», бывший президент Финляндии (в 1982-1994 гг.) Мауно Койвисто заявил: «Должна ли Финляндия вступить в НАТО? – А зачем? Нам никто не угрожает. Я всегда отстаивал два принципа нашей политики в области безопасности. Первый – финская армия должна быть в состоянии защитить свою страну. Второй – территорию Финляндии никто не может использовать как плацдарм против какого-либо государства».
Между прочим, в отличие от любителя галстуков, Койвисто прекрасно знает, что такое война – в 1941-1944 годах он служил в легендарной диверсионной роте егерей Лаури Терни. Он много думал о войне и мире, безопасности Финляндии, что хорошо видно из его воспоминаний, и до прихода к этим, на первый взгляд, простым двум принципам, он прошел очень долгий путь.
Интересно, почему такой подход неприемлем для большей части грузинской элиты? Что в этом плохого? Или почему наша армия все больше должна уподобляться вспомогательному экспедиционному корпусу для миссий США или европейских стран в далеких «чертзнаетстанах»? Почему в сфере военного строительства нельзя взять пример с Финляндии? Такой выбор, очевидно, больше приблизит нас к миру, чем к войне, будь то локальный конфликт, или глобальное противостояние.
Финские военные прославились на весь мир своей стойкостью, а мы, после стольких поражений, впали в тяжелую депрессию; но нам, вероятно, следует вспомнить, что Дидгорскую битву выиграли отнюдь не финны, а в военной истории Грузии достаточно примеров побед над гораздо более сильным противником; многие из них достигнуты в период, когда финны, из страха перед шведскими феодалами, не смели даже пикнуть. Но потом грузины утратили веру в свои силы, а финны, наоборот, обрели. Надо думать, в этом основное отличие между грузинскими и финскими политиками или военными. Мы не верим в собственные силы, и связываем успех лишь со статусом сателлита сверхдержав и их военной помощью. А они закончили игру в «геополитическом казино» еще в 1944-м, и на сегодня опираются на собственные силы и объективную оценку ситуации.
После распада Советского Союза, когда Россия была ослаблена, Финляндия свободно могла стать членом НАТО, но не сделала этого. Она остается неотъемлемой частью западного мира, но в сфере безопасности проводит независимую политику, которая исходит из ее географического положения и исторического опыта.
Говоря о втором принципе Койвисто, можно припомнить странный восторг некоторых грузинских политиков и экспертов, когда они рассуждают о возможном размещении в Грузии сил НАТО (элементов американской противоракетной обороны и т.д.,причем, без вхождения Грузии в альянс). Вообще, в жизни может случиться все, но, наверняка, никто не видел человека, со счастливой улыбкой рисующего мишень у себя на лбу. Финны никогда так не поступят, и зададут один очень простой вопрос: для чего?
Очень трудно смириться с тем, что в критический момент союзники не придут на помощь (или опоздают); впрочем, может быть, после осознания этого к нам вернется способность критического мышления и вера в собственные силы, которые, вероятно, помогут нам сделать окончательный выбор по поводу основных принципов внешней политики.
Но пока говорить об этом, вероятно, рано и, несмотря на осторожность нового правительства, все еще высока вероятность того, что страна окажется в эпицентре нового конфликта.