Интервью с Радославом Сикорским — спикером польского Сейма, экс-главой МИД Польши

Gazeta Wyborcza: Вы говорили в интервью американскому порталу Politico, что в 2008 году Владимир Путин сделал премьер-министру Дональду Туску (Donald Tusk) предложение по поводу раздела Украины, а Туск не отреагировал, поскольку знал, что разговор записывается?

Радослав Сикорский (Radosław Sikorski): Сама формулировка вашего вопроса говорит о том, что польская система утверждения интервью полезна, поскольку при этом можно выявить определенные моменты недопонимания. Я, например, не говорил, что Туска могли записывать в Кремле, потому что такой информации у меня нет.

— Как конкретно звучало предложение для Польши, была ли прямо сформулирована мысль, чтобы мы приняли участие в разделе Украины?

— Я не был свидетелем этой беседы, но до меня дошел такой рассказ. Слово «предложение» — это неточная формулировка. Прозвучали слова, которые тогда можно было воспринимать, как историческую аллюзию или мрачную шутку. Впрочем, президент Путин разговаривает подобным языком со многими европейскими и мировыми лидерами, например, он недавно сказал Председателю Еврокомиссии Баррозу (José Manuel Barroso), что может взять Киев за две недели.

Кроме того, мы говорили об этом публично несколько месяцев назад, когда получили предложение принять участие в разделе Польши от политика, который часто зондирует почву по разным вопросам, - от вице-спикера российской Думы Владимира Жириновского. Он прислал нам и нескольким другим странам официальное письмо с предложением поделиться несколькими украинскими областями.

— Как вы восприняли слова Путина в 2008 году: как провокацию или как предзнаменование реальных политических шагов?

— Тогда, в 2008 году, это сообщение звучало сюрреалистически.

— Эти слова Путина вас шокировали?

— Не будем забывать об историческом контексте. Это было еще до саммита Североатлантического альянса в Бухаресте, на котором президент Путин угрожал Украине открытым текстом, между прочим, в присутствии президента Леха Качиньского (Lech Kaczyński), и, конечно, до войны с Грузией. Лишь в Бухаресте Владимир Путин прямо сказал, что Украина — это искусственное государство, конгломерат земель России, Румынии, Венгрии и Польши.

Текст выступления Путина российская сторона по нашей просьбе предоставила нам, а мы, в дружеском жесте, передали его Украине. Мы делились нашими ощущениями со многими западными лидерами, но до момента аннексии Крыма не все им верили. Напомню, что Грузия не была окончательным подтверждением намерений России, поскольку там президент Саакашвили позволил себя спровоцировать и стал стрелять первым. О возможных планах президента Путина я высказывался в 2008 году, например, в моем выступлении в Колумбийском университете в Нью-Йорке, что некоторые СМИ окрестили даже «доктриной Сикорского».

— Но оппозиция уже обвиняет вас, говоря, что раз в 2008 году вы знали о намерениях Путина, то политика польского руководства в отношении России была слишком мягкой.

— Это нелепо. В отношениях с Москвой мы всегда воплощали в жизнь польские интересы. Как говорила в понедельник вечером премьер Эва Копач (Ewa Kopacz), Польша никогда не будет участвовать в аннексии других государств. У нас есть свой опыт разделов. Кроме того, когда мы это сделали, войдя в 1938 году в Заользье, это оказалось трагической ошибкой, и мы извлекли свои уроки.

— Почему тогда, в 2008 году, после встречи с Путиным ни вы, ни премьер Туск не объявили публично, что такое предложение прозвучало?

— Эти аллюзии наполнились смыслом лишь позднее, после саммита НАТО, после войны в Грузии и аннексии Крыма.

— Когда вы разговаривали об этом с Politico?

— Я разговаривал по телефону с Беном Джудой (Ben Judah) неделю назад У меня нет претензий по поводу утверждения интервью, в англосаксонской культуре такой практики нет. Бен Джуда — добросовестный журналист, но, как выясняется, некоторые вещи при авторизации следует уточнить.

— То есть, вы бы в таком случае вырезали слова о предложении по разделу Украины?

— Этот раздел произошел, хотя Польша делала все, что было в ее силах, чтобы его предотвратить. Цивилизованный мир не признает незаконных аннексий. Я напомню, что Россия сокрушительно проиграла голосование в Генеральной Ассамблее ООН.

— В Польше вокруг этого высказывания уже закрутился политический скандал.

— Это классическая слабость польской политики: мальчиком для битья за слова или действия других стран всегда должен стать кто-то у нас. Реагировать в России, Вашингтоне или Берлине — сложнее, а в Польше политики под рукой. Я думаю, что это очень серьезные вещи и следовало бы задуматься об их сути и о соответствующей европейской реакции, а не только использовать эту тему в текущем политическом соперничестве.

— Вы жалеете о том, что сказали эти слова, которые сейчас обернули против вас?

— Сейчас в Европе есть такая проблема, что российские политики разговаривают с нами языком жесткой дипломатии и силы. Буквально в воскресенье мой бывший коллега Сергей Лавров прямо заявил, что если Молдавия захочет присоединиться к НАТО или Румынии, то Приднестровье может принять решение о своем будущем самостоятельно. Мы все знаем, что это значит.

А мы продолжаем пытаться говорить с Россией постмодернистским языком, в котором конфликт невообразим. Я опасаюсь, что противоположная сторона не понимает этот наш язык. Когда российские политики угрожают нам войной или торговым бойкотом , мы должны слышать от европейских политиков, что они намерены сделать в ответ.

— И вы слышите от польского премьера, что политика в отношении Украины будет «прагматичной». Это не смягчение тона после периода руководства Туска и вашего пребывания на посту главы дипломатии?

— Это единственно верные слова, так как польская политика заключалась и заключается в том, чтобы не принимать участия в нарушении международного права, а лишь влиять на политику ЕС, одновременно поддерживая каналы диалога с Россией.

— Однако сейчас Польша не задает тон в европейской политике по Украине, а нашего премьер-министра не пригласили даже за стол переговоров в Милане.

— Поэтому я уже давно повторяю, что ответственность за возвращение Украине территориальной целостности лежит на тех, кто давал этой стране гарантии и сейчас принимает участие в этих переговорах: то есть - на России, Великобритании, США и Франции. А лучше всего, чтобы от имени нас всех действовала европейская дипломатия.