Японский писатель о стенах как лейтмотиве своих романов.

Прошло уже четверть века с тех пор, как рухнула Берлинская стена, отделявшая Восточный Берлин от Западного. Впервые я приехал в Берлин в 1983 году, и тогда город все еще был разделен этой зловещей стеной на восточную и западную части. Туристы могли заходить в Восточный Берлин, но для этого им нужно было пройти через несколько КПП, а к полуночи они должны были вернуться в западную часть города. Точно, как Золушке с бала.

Вместе с женой и с одним из моих друзей мы пошли послушать «Волшебную флейту» Моцарта в оперный театр в Восточном Берлине. Сам спектакль и царившая во время него атмосфера были бесподобны. Но по мере того, как один акт сменялся другим, стрелки часов неумолимо приближались к полуночи. И помню, как на обратном пути мы, сломя голову, бежали к КПП «Чарли». Мы успели как раз вовремя, но рисковали, так как едва не опоздали. Из всех «Волшебных флейт», которые мне в жизни довелось посмотреть, этот спектакль заставил меня волноваться больше всего.

Помню, когда в 1989 году Берлинская стена пала, я почувствовал облегчение. «Холодная война окончена, — сказал я себе, — и я уверен, что впереди нас ждет более мирная и радостная жизнь». Думаю, многие люди во всем мире почувствовали то же самое. Но, к сожалению, это чувство облегчения было недолгим. По-прежнему не утихал конфликт на Ближнем Востоке, шла война на Балканах, один за другим совершались теракты, и, ну и, конечно же, трагедия в нью-йоркском Международном торговом центре в 2001 году. Наши надежды на более счастливую жизнь в мире рухнули, поскольку оснований для этих надежд не было.

Я, как писатель, всегда придавал стенам большое значение и выбирал их лейтмотивом своих романов. В романе «Страна Чудес без тормозов и Конец Света» («Hard-boiled Wonderland the End of the World») я описал воображаемый город, окруженный высокой стеной. Это был такой город, из которого, однажды войдя, уже никогда больше не выйдешь. А в моем романе «Хроники заводной птицы» («Wind-up Bird Chronicle») главный герой сидит возле стены, проходит через толстые стены колодца и попадает в другой мир. Когда я получил Иерусалимскую премию, я выступил с речью под названием «Стены и яйца». Я говорил о стенах и яйцах, которые об эти стены разбиваются. Так же и мы, насколько мы бессильны перед стенами? А пока я выступал, в секторе Газа шли жестокие бои.

Для меня стены это символ того, что разъединяет людей, что разделяет одну систему ценностей от другой. В некоторых случаях стена может нас защитить. Но чтобы защитить нас, она должна не допустить, отмести других — для того и предназначены стены. В конце концов, стена превращается в какую-то жесткую систему, которая отвергает смысл любой другой системы. Порой отвергает жестоко. И, безусловно, Берлинская стена была ярким тому примером.

Иногда мне кажется, что мы разрушаем одну стену лишь для того, чтобы построить другую. Это может быть настоящая стена или же невидимая стена, ограничивающая наше мышление. Бывают стены, которые преграждают путь нам, а есть стены, не пускающие других. И вот, наконец, падает одна стена, мир начинает казаться другим, и мы вздыхаем с облегчением. Но потом видим, что в другом конце мира выросла другая стена — этническая стена, религиозная, стена нетерпимости, фундаментализма, стена алчности, стена страха. Неужели мы не можем жить вне системы ограничений, без этих стен?

Для нас, писателей, стены это преграды, которые мы должны преодолевать. Не больше и не меньше. Когда мы пишем свои романы, мы, образно говоря, проходим через стены. Мы преодолеваем стены, отделяющие реальное от нереального, сознательное от бессознательного. Мы видим, что мир находится по ту сторону стены, возвращаемся обратно на нашу сторону и подробно описываем, что видели там. Мы не рассуждаем о смысле стены и не оцениваем, насколько положительна или отрицательна ее роль. Мы лишь стараемся точно описать то, что видели за этой стеной. В этом и заключается повседневная работа писателей.

Когда человек читает книгу, и она производит на него впечатление, захватывает его, он вместе с автором тоже может преодолеть эту стену. Конечно же, когда он закрывает книгу, то, по сути, остается там же, на том же месте, где и был, когда начинал читать. И если ему книга хоть немного понравилась, то повествование в лучшем случае позволит ему пройти вперед не больше, чем на 10-20 сантиметров. Мир вокруг него не изменился, и ни одна из проблем так и не была решена. И, тем не менее, у читателя остается особое чувство, что он пробился через стену, куда-то проник и снова вернулся. У него остается ощущение, что он сдвинулся с мертвой точки, преодолел какое-то расстояние, даже если это расстояние и невелико. И я всегда считал, что именно это физическое ощущение и есть главный смысл чтения. И вот именно это настоящее чувство, что ты свободен, что при желании можешь преодолеть стену и попасть куда угодно, я ценю больше всего. И стараюсь писать как можно больше книг, которые такие чувства вызывают. И чтобы как можно больше людей эти книги прочитали.

Безусловно, проблемы, существующие в современном мире, не решить с помощью такого обмена впечатлениями и всеобщего сознания. Художественные произведения, к сожалению, не дают таких быстрых результатов. С помощью литературного произведения мы можем совершенно отчетливо представить мир, отличающийся от, мира, в котором мы живем. По сравнению с той наполненной насилием и цинизмом мрачной действительностью, которая нас окружает, другой мир иногда может показаться зыбкой и мимолетной мечтой. Но именно в этой мечте и проявляется присущая каждому человеку сила воображения – каждый раз, когда он скромно, но неустанно продолжает петь, рассказывать рассказы и старается не унывать.

В мире, огороженном стенами, умение представить другой мир без стен, умение отчетливо увидеть такой мир в своем воображении в некоторых случаях позволяет увидеть его вокруг себя. И я хотел бы и дальше верить в то, что литература обладает такой силой и может этому научить.