Украинский президент Петр Порошенко заинтересован в быстром завершении войны, чтобы ускорить проведение реформ. Режим прекращения огня на востоке Украины становится все более хрупким. В интервью изданию Neue Zuercher Zeitung украинский президент Петр Порошенко рассказывает о том, почему он все еще верит в политическое решение.
Neue Zuercher Zeitung: С начала года боевые столкновения на востоке Украины вновь усилились. Это начало конца закрепленного в Минском протоколе режима прекращения огня?
Петр Порошенко: С начала моего президентства я хотел показать, что я — президент мира, а не войны. Минское соглашение — мой мирный план. Он очень прост: первый пункт — прекращение огня, второй пункт — освобождение заложников, третий пункт — установление контроля над границей и вывод всех иностранных войск. Последний пункт — это политическое решение. В демократических странах у нас для этого есть только одна возможность — выборы. Когда иностранные войска покинут территорию страны, мы очистим все улицы от террористов, и в присутствии международных наблюдателей будут проведены выборы. Не важно, кто будет избран, я готов разговаривать с ними. Таким образом мы точно сможем найти простой компромисс.
— Это теория, а как Вы видите ситуацию на поле боевых действий?
— Мы соблюдаем режим прекращения огня. Мы издали специальный закон об особом статусе Донецкой и Луганской областей. Мы освободили всех террористов, которые были задержаны нашими следственными органами. Мы придерживаемся Минского протокола, но другая сторона этого не делает. Тем не менее, я все еще настроен оптимистично. Поскольку весь мир един в своей позиции и солидарен с Украиной. Были введены санкции против России, и санкции показывают свое действие. Они приняты не только для того, чтобы создать проблемы для России, но и чтобы использовать их в качестве залога для переговоров. Кроме того, мы получили сигнал о том, что Россия готова оказывать давление на террористов, чтобы те приняли дорожную карту для реализации Минского соглашения.
— Владимир Путин направил Вам послание с предложением мирного урегулирования. Российская сторона утверждает, что Вы его отклонили.
— Это не так. Непосредственно после того, как мы получили послание, наш министр иностранных дел заявил, что мы готовы к миру. Нам просто нужны гарантии того, что режим прекращения огня будет выполняться обеими сторонами. Нам необходим план для отвода всей тяжелой артиллерии. Я хочу пояснить — российская тяжелая артиллерия и российские ракетные комплексы должны быть отведены. Все современные технологии, при помощи которых убивают украинцев, должны быть отведены от демаркационной линии, которая была закреплена в минском меморандуме 19-го сентября. Для того чтобы можно было отвести артиллерию, должна быть принята эта линия. Без этого отвод просто невозможен.
— Какие предложения сделал Владимир Путин в этом послании?
— Он подчеркнул, что готов отвести всю артиллерию. Но он не упомянул, от какой линии. Мой ответ был очень простым. Я готов отвести нашу артиллерию, но от линии, которая закреплена в Минском меморандуме. Это очень точные географические координаты, точная линия.
— Как Вы считаете, почему Владимир Путин сделал сейчас этот шаг?
— Я думаю, потому что скоро состоится заседание министров иностранных дел ЕС.
— То есть Вы не верите Путину?
— Видите ли, я верю в Бога, все остальное — международная политика. Если Вы меня спросите, доверяю ли я Путину, мой ответ — «нет». Если Вы меня спросите, доверяю ли я ЕС, мой ответ — «да».
— Как часто Вы общаетесь с Путиным?
— Я стараюсь поддерживать диалог. Мы общаемся, по меньшей мере, каждые две недели.
— Санкции и снижение цен на нефть сильно подорвали российскую экономику. Это оказало влияние на Путина и его позицию?
— Это не зависит от цен на нефть или курса рубля. Мне кажется, что украинский вопрос очень эмоциональный для Путина. Но я полагаю, что диалог абсолютно необходим. Я предпочитаю диалог в «нормандском формате», с участием канцлера ФРГ Ангелы Меркель и президента Франции Франсуа Олланда. Без активного участия этих обеих сторон диалог невозможен. Я также приветствую участие Европейского Союза и Соединенных Штатов Америки в «женевском формате». Мы заинтересованы в выработке соглашения, в котором эти страны выступят гарантами, поскольку у России есть много обязательств перед нами, начиная с Будапештских соглашений 1994 года, в которых Россия фигурирует в качестве гаранта суверенитета и территориальной целостности Украины.
— Какова же цель Путина на Украине?
— Будет лучше, если на этот вопрос ответит Путин. В любом случае, я не предоставлю ему возможность отнять у Украины какой-либо ее кусочек. Вместе с тем я понимаю, что может быть не просто военное решение конфликта. Россия обладает армией численностью в 1,2 миллиона солдат, самой сильной армией на континенте. Конечно, мы готовы защищать нашу страну. За прошедшие семь месяцев мы создали новую армию. Когда я стал президентом, у нас вообще не было армии. Сейчас мы можем защищать нашу территорию, и мы не допустим, чтобы эта раковая опухоль распространялась и дальше за пределы демаркационной линии Минского протокола.
— Вы не опасаетесь, что Россия может повторить сценарий грузинской войны 2008 года? Москва могла бы попытаться спровоцировать Украину на военное наступление, чтобы затем под предлогом защиты русскоязычного населения самой начать ответное наступление?
— Во-первых, Россия защищает не русскоязычное население. Большая часть людей, которые воюют на востоке Украины, российские граждане и военные регулярных российских войск. Сегодня мы получили информацию от наших спецслужб о том, что две батальонные тактические группы проникли на украинскую территорию. Это более тысячи солдат.
— То есть Вы не опасаетесь повторения грузинского сценария?
— Когда я защищаю мою страну, у меня нет страха. За последние восемь месяцев мы никому не предоставили шанс спровоцировать нас. Наши войска находятся на российской границе, российские войска стреляют при помощи артиллерии по нашим военным, которые там сидят и пьют кофе. И мы не отвечаем на огонь, чтобы не поддаться на провокации.
— Как Вы считаете, сколько российских солдат находится на востоке Украины?
— По данным наших спецслужб, от 8 тысяч до 9500 человек.
— Вернемся к Минскому протоколу. Мы говорили с украинскими солдатами о добровольцах. Многие не верят в мирное решение, поскольку сепаратисты часто заявляли, что они хотят расширить свою территорию до административной границы Донецкой и Луганской областей.
— Это не правда (смеется), они хотят заполучить всю Украину. Но им ничего не поможет. Поскольку сепаратисты — российские граждане, и у них достаточно территорий в России, это самая большая страна в мире.
— Но если сепаратисты хотят получить все, тогда нет пространства для политического решения.
— Политическое решение возможно только тогда, когда есть сильная армия, чтобы защитить страну. И мы готовы защитить нашу страну.
— В сентябре Вы сказали, что Украина потеряла в войне 70% своих танков. Насколько сильна на самом деле ваша армия?
— В период с августа по январь я построил сильную армию. Были поставлено более одной тысячи танков и бронетехники. В июне у нас не было армии. В августе мы пытались бороться теми средствами, которые были в нашем распоряжении. Сейчас у нас есть армия. Для армии у нас есть очень эффективная программа технического сотрудничества практически со всем миром. У нас есть солдаты, прошедшие обучение, с уникальным боевым опытом. Поверьте мне, мы не только готовы защищать свою страну, но и Европу. Поскольку передняя линия фронта в борьбе за свободу Европы и демократию проходит на Украине.
— А что Вы скажете относительно теории о том, что Путин хочет не завоевать вашу страну, а просто дестабилизировать ее, чтобы получить политическое влияние?
— Возможно, это действительно так. Но вместо этого, он делает нашу страну еще сильнее. Это было мое решение, провести в октябре досрочные парламентские выборы. И сейчас у нас в парламенте конституционное большинство проеверопейских сил. До начала конфликта только 33% украинцев поддерживали вступление в ЕС, сейчас это более 80%. Раньше только 16% хотели стать членами НАТО, сейчас это более 60%. Наша страна очень сплоченная. Если кто-то хочет начать национальный диалог, я к этому готов. Если кто-то хочет спросить украинцев, выступают ли они за унитарное государство или за федерализм, я готов провести соответствующий референдум. И я уверен, что свыше 80% проголосуют за унитарное государство.
— Вы говорите — унитарное государство. Это значит, что не существует децентрализации?
— Почему же, я готов делегировать часть своей власти регионам и муниципалитетам. И я это сделаю в ходе конституционной реформы.
— Какие именно компетенции?
— Мы даем им право, на муниципальном уровне говорить на том языке, на котором они хотят. Они получают право, каждый праздник отмечать то, что они хотят. Они должны получить все права меньшинств. Мы даем им больше денег, которыми они смогут сами распоряжаться.
— У них есть право взымать собственные налоги?
— Абсолютно верно. Это не только обещания. Мы это делаем. У нас уже сейчас есть налог с продажи, который остается в регионах. И те люди в регионах, кто за это отвечает, делают с ними то, что они хотят. Часть налога на прибыль и налога на недвижимое имущество находится в их распоряжении. Раньше этого не было. И другой аспект децентрализации заключается в том, что регионы и муниципалитеты могут сами избирать местных политических руководителей, ранее они назначались президентом.
— Как выглядит экономическая ситуация? Украинская валюта за последний год потеряла половину своей стоимости. Какой объем кредитной помощи необходим Украине дополнительно к уже полученным 17 миллиардам долларов?
— Я не могу Вам назвать точную сумму. До 29 января в Киеве находится миссия МВФ. Должно быть рассчитано, насколько большой будет подушка для реформ в следующие два года. У многих европейских стран намного больший объем долга по сравнению с доходами населения, чем у нас. Но срок уплаты наших долгов очень короткий. Поэтому нам в следующие два года придется затянуть пояса. Сейчас мы тратим на оборону ежедневно 100 миллионов гривен (6,5 миллионов долларов). Это очень много.
— При помощи каких реформ Вы пытаетесь оживить экономику?
— Наибольшее значение имеет правовое государство. Независимая судебная система и хороший инвестиционный и деловой климат. И представьте себе, я все это делаю во время войны. Эти реформы иногда болезненны. Но я полон решимости в проведении реформ, даже если за это в ходе войны придется заплатить высокую цену. Какова основная предпосылка успеха реформ? Мы должны закончить войну.
