Ни тон, ни уровень, на котором разворачиваются польско-российские споры, явно не относятся к тем, на которых в настоящий момент можно придти к согласию. Когда о России высказывается польский министр, того и жди, что российская сторона скажет нечто противоположное и в довольно оскорбительном ключе. Когда общество живет ложной убежденностью, которое называет правдой, ментальная революция может произойти только изнутри. Вспомним, как мы сами воспринимали обвинения в польском антисемитизме. Когда их высказывали во Франции или, как это было недавно, в Австрии, мы просто не хотели (и не хотим) их слушать. Когда мы прочли описание братоубийственных преступлений в книге Яна Гросса, родившегося в Варшаве социолога, мы встретили то, что он для нас узнал, в штыки. Но сегодня, спустя несколько лет мы приблизились к реальному образу поляков, которые во время войны сражались не только в «Жеготе» (подпольный Совет по оказанию помощи евреям, — прим.пер.).
Россия до сих пор отмахивается от правды о Катыни, не хочет принимать очевидных вещей, как факт, что в первые годы войны она была партнером гитлеровской Германии. И споры министерских кабинетов этот подход не изменят. Наоборот, они утвердят россиян в убежденности об антифашизме Сталина и одномерном геройстве Красной армии. Карикатура на польского министра, изображающая его сидящим на американском поводке, — это отработка стиля в котором российские СМИ готовы вести с нами дискуссии о своей и совместной истории.
Из-за драматической невозможности прийти к согласию на официальном уровне, возникла потребность в дискуссии независимых интеллектуалов. Не только из Польши и России, но также из Украины, которую в современных условиях обойти просто нельзя. Способных взглянуть на ландшафт взаимной вражды и любви без предубеждений, смело, стать в собственном национальном пространстве глашатаями исторической правды и воли к преодолению разногласий. Лишь тогда, сказанные на собственном языке, как капли терпеливой воды, эти знания и эти мнения заставят общество принять их во внимание. После первого шока и первого отторжения, но неуклонно.
Хуже всего — выжидать, оставлять культурную и историческую дискуссию политикам. Политики могут отменить Год Польши в России, но не могут выработать кризисных каналов обмена идеями. Отмечу, что отмена Года была правильным решением. Хотя бы потому, что нельзя лезть со своим культурным предложением туда, где оно подвергнется цензуре. Но речь о том, чтобы отказ от масштабной рекламы нашей страны, не оставил после себя след враждебного молчания. Политика обладает огромным полем деятельности в других сферах кризиса. В сфере диалога пришло время дипломатии творческих кругов.
Мне кажется, что он был бы невозможен без четвертого участника. Не арбитра, но модератора: беспристрастного, уважаемого, надежного партнера, которому доверяет каждая сторона. Я думаю, эту роль лучше всего сыграла бы Италия — страна, обладающая собственной историей восхищения каждой из этих культур. Интеллектуалы, политики, русисты, которые пережили очарование Советским Союзом, а потом под влиянием «Солидарности» смогли встать на критическую позицию в отношении коммунистической империи и официально подключились к польской борьбе за демократию и свободу. Россия, Украина и Польша до сих пор имеют для итальянцев значение. У них остались здесь друзья, прошедшие через тяжелые исторические испытания. Найти группу независимых творческих людей и мыслителей в России, где 100% депутатов поддержали Путина в его намерении вторгнуться в Крым, будет нелегко. Но для чего же тогда у нас существует Институт Адама Мицкевича, если не для задач еще более сложных, чем успех Мариуша Трелиньского (Mariusz Treliński) (польский оперный режиссер, — прим.пер.) в Нью-Йорке?