Массовая иммиграция населения из развивающихся стран в Европу берет свое начало во временах послевоенного распада колониальной системы и тогдашнем процветании европейской промышленности, которая нуждалась в дешевых рабочих. И несмотря на то, что изначальные причины этой иммиграции с течением времени уходили в прошлое, прилив иммигрантов из стран третьего мира продолжается и даже нарастает. Иммиграция породила ряд новых лоббистских групп, поменяла свой состав и приобрела собственную ускоряющуюся динамику. Сегодня большая часть массовой иммиграции уже не имеет под собой экономической основы и уж совсем не является «закономерной и неизбежной», как ее стремятся обосновать ее сторонники, использующие неомарксистские «научные» аргументы. В настоящее время эта иммиграция не является для Европы ни выгодной с макроэкономической точки зрения, ни необходимой. Она экономически полезна лишь для нескольких специфических групп. Основной движущей силой этой иммиграции в последние десятилетия, вне всяких сомнений, становятся политические, идейные, религиозные и психологические интересы разных сил внутри самой Европы. Они рассматривают иммиграцию как возможность продвигать свои интересы и устремления, которые прежний состав населения не позволял им реализовать.
Проиммиграционные коалиции — это довольно пестрая смесь различных идейных течений: от прагматичных «интернациональных» социалистов, которым иммигранты добавляют избирательных голосов, вплоть до моралистов, осуждающих «испорченность» западного человека и наивно полагающих, что иммигранты из третьего мира морально чисты и податливы. Но наиболее удивительным сторонником иммиграции является христианская церковь. Высказывания в поддержку иммиграции из уст многих представителей как католической, так и некоторых протестантских церквей указывают на один и тот же факт (православные церкви византийской традиции в связи со своей близостью к государству и народу в этом отношении более консервативны). Европейским христианам в связи с новой волной массовой иммиграции предстоит разрешить две принципиальные дилеммы. Одна из них традиционна и встает каждый раз, когда случается светский кризис, еще со времен начала христианства. Вторая же — новая, связанная с характером современных иммиграционных волн, обрушивающихся на континент. Варианты их разрешений принципиальным образом повлияют на будущий вес, форму, а, возможно, и само существование христианской церкви в Европе. Кстати, в этом отношении судьба церквей схожа с участью других политически и идеологически мотивированных сторонников этой иммиграции.
Дилемма непригодного местного населения
При сравнении условий отдельных церквей по всему миру, и прежде всего, монотеистических, мы вынуждены признать существование одного общего момента для всех европейских христианских церквей. Они получили в наследство наименее податливое и вечно беспокойное население. Это крест, который христианские церкви несут с самого начала своего существования в Европе, и который стал, в том числе, результатом их собственных миссий в варварские языческие племена на севере и востоке континента. Кстати, монотеистические религии находят понимание и поддержку в той части населения, которая уже тысячелетия занимается оседлым земледелием и столетиями живет в восточных деспотиях. Христианство принял континент, население которого является потомками недавних охотников, пастушеских степных племен и беглецов из восточных цивилизаций. Это проявляется в их постоянном беспокойстве, воинственности и стремлении к свободе, а также в творческом духе, который был необходим для выживания в суровых и постоянно меняющихся условиях дикой природы. Сумма этих качеств способствовала научно-технической революции в Европе в прошлые столетия. Но с точки зрения сохранения догматов и вековой стабильности, которые необходимы каждой церкви для процветания, это непригодная и взрывоопасная смесь.
Европейцы считают свое критическое мышление выражением своей свободы. И о ней они продолжают, вероятно, по-прежнему большинство из них, мечтать. Они не переносят длительной деспотии, которая для церкви благоприятна в случае, если она является официальной религией. В своем постоянном беспокойстве они не создают даже стабильных политических систем. А если европеец живет в деспотии, то он раздумывает о преимуществах демократии и мечтает о ней. В условиях демократии же европеец взывает к выгодам деспотии. Его мораль, в особенности в межличностных и сексуальных отношениях, весьма распущенна и все еще опирается на варварское и языческое прошлое. Население Европы постоянно что-то «обмозговывает», что-то выдумывает и ставит под сомнение. И это оказывает на европейские христианские церкви уничтожающее влияние, потому что им приходится противостоять не прекращающейся лавине общественных, научных и технических изменений, бесконечному потоку ереси и реформаторских движений. В том числе сформировавшихся в собственных рядах, потому что духовенство по большей части это тоже европейцы. Более того, в итоге эта ситуация вылилась в наивысшую форму ереси — атеизм. Часть паствы ушла от христианских церквей и перешла к новому светскому религиозному течению с «рациональным научным» видением. К разным формам социализма. Тем самым чрезвычайно ослабились связи христианских церквей с собственным населением. Церкви считают свое собственное население морально испорченным. Они глубоко обижены тем, что часть европейцев склонилась в сторону секуляризма. Традиционная серьезность и ответственность христианских церквей с трудом переносит юмор, который свойственен европейцам, и который не чурается любых тем, в том числе их самих.
Современная массовая иммиграция в Европу создает для христианских церквей в этом отношении новую, уникальную, ситуацию. Это заманчивая возможность «разбавить» или даже заменить собственное секуляризованное население свежими «неиспорченными» душами, которые почти на 100% религиозны. Поэтому многие представители церквей сегодня явно придерживаются того мнения, что другие религии, которые прежде считались, скорее, конкурентами и врагами христианства, на самом деле им ближе, чем собственные безразличные к религии сограждане. Учитывая это, можно объяснить активные усилия по поиску точек соприкосновения между монотеистическими религиями и общественную поддержку массовой иммиграции из третьего мира, слова о которой звучат из уст многих католических и протестантских деятелей.
Однако будущее и результаты этой политики туманно, и, проводя ее, христианские церкви вступают на очень скользкий путь. Ведь совершенно не ясно, примет ли переселившееся население христианство и будут ли поиски общего в вероучениях означать создание новой, сознательно объединенной слиянием монотеистической веры. Одно дело — это тонкости в спорах профессоров-теологов, и совсем другое — требования улицы. Кстати, к ним в период кризиса приспособится и большая часть прежде толерантных ученых. Судьба христианских общин во многих уголках современного неспокойного мира должна стать предостережением. Сравнение состояния христианских памятников в секуляризированной Европе и в местах, которые после христиан заняли другие религии, тоже говорит о многом. Но вера и восторженные ожидания иногда расходятся с доводами разума. Таким образом, христианские церкви, поддерживая массовую иммиграцию, конечно, могут дождаться столь желанной всеобщей религиозности в Европе. Но вопрос в том, что это будет за религия, как она будет насаждаться, кто будет во главе, и как он поступит с нынешними представителями столь дружелюбного христианства.
Дилемма интернационализма и национализма
По мере «накатывания» все новых волн массовой иммиграции из третьего мира христианские церкви будут снова все чаще сталкиваться с необходимостью решить свои давние и весьма неприятные, но фатально важные проблемы. Одна из них существует с момента зарождения христианских церквей и возвращается при каждом межплеменном и международном внутриевропейском кризисе. Во время каждого такого кризиса христианские церкви, и прежде всего самая «универсальная» католическая, были вынуждены лавировать между ими провозглашаемым интернационализмом и выраженным регионализмом и национализмом европейцев. С одной стороны, церкви должны выполнять свои обязательства, следующие из миссионерских и общечеловеческих устремлений. Но, с другой стороны, местное духовенство вынуждено реагировать на племенные или национальные требования своей паствы. Если оно этого не сделает, сделав акцент на своих «интернациональных» устремлениях, население и его правители от церкви отвернутся.
Как правило, выходом из описанной затруднительной ситуации для христианских церквей становился прагматический поворот в сторону национализма. Благословление оружия и войск, идущих в бой против других христиан, является лишь наиболее очевидным проявлением этой тенденции. С другой стороны, необходимо признать, что христианские церкви часто стремились разрешить конфликты мирно и цивилизованной. Кстати, интернационализм христианства в значительной мере способствовал успехам столь разнообразной в национальном и языковом отношении Европы и формированию ее цивилизационной идентичности.
В современной ситуации массовой иммиграции из третьего мира эта традиционная дилемма приобрела новый размер. Непрерывное и целенаправленное перемещение этого населения в Европу рано или поздно спровоцирует сильную национальную реакцию как в самой Европе, так и в отношении европейцев к переселенному населению с иной культурой. И первые сигналы об этом видны уже сегодня. Если христианские церкви будут продолжать поддерживать иммиграцию, то во время возможных кризисов, вызванных этим процессом, их собственные прихожане будут считать их частью «предательских» сил. Это создаст, так же как и в прошлом, угрозу нового оттока верующих.
Что сказать в заключение?
Таким образом, сегодня христианские церкви стоят перед сложными вопросами. И идеальных ответов на них нет. С одной стороны — заманчивая идея об «импорте» религиозного населения. А с другой стороны, неопределенность и неуверенность в том, что на самом деле принесет эта политика. Ясно, что оборотной стороной медали может оказаться потеря позиций среди местного населения. И при этом совершенно непонятно, будет ли эта потеря компенсирована за счет переселенцев. Также неясно, как они поведут себя в отношении самих церквей, и не постигнет ли христианские церкви, вместо ожидаемой благодарности, разорение от рук иммигрантов.
Возможно, для церквей станет утешением то, что в подобной ситуации находится и их светский наследник — социалистический интернационализм. Его современные амбициозные мультикультурные грезы являются явными и еще более утопичными отзвуками пролетарского интернационализма. Он тоже хочет, чтобы иммигранты из развивающихся стран заменили местное «испорченное корыстолюбивой цивилизацией» население. Социалистический интернационализм также, весьма наивно, полагает, что для чистых душ из третьего мира его высокие европейские, социалистические и гуманистические идеалы являются страстное желанными и наивысшими ценностями. Но после очередной волны иммиграции социалистический интернационализм окажется в том же положении, что и христианские церкви. Собственные избиратели, которым традиционно ближе националистическая политика, чем интернационалистические перспективы, перейдут в лагерь национал-социалистов и будут считать социалистический интернационализм предательством. В момент пика национальных разногласий исчезнет и поддержка со стороны переселенцев, которые будут искать собственные националистические политические силы. Но это заслуживает отдельного разговора.
В любом случае, будет интересно наблюдать за тем, как христианские церкви будут противостоять этим вызовам. Воспользуются ли они текущей ситуацией, когда секуляризированное население начинает, чувствуя опасность, возвращаться к своим христианским традициям. Или христианские церкви пойдут по пути довольно туманных идей о слиянии монотеистических религий и импорта «податливого» населения. Определенные сигналы того, что дискуссия об этом уже началась, уже видны.
При этом тему, кому следовало бы самым активным образом следить за этими дискуссиями, являются европейские атеисты. Ведь ясно, что продолжающаяся массовая иммиграция в Европу принесет им две, в целом безотрадных, варианта развития событий. Либо их, совместными усилиями «слившихся» церквей, принудят принять монотеистическую веру (и с большой долей вероятности можно предугадать, какой она будет). Или им придется начать почитать нового живого бога — диктатора, вероятнее всего, национал-социалистического порядка. Государственная полиция и собственные сограждане уж позаботятся о том, чтобы они делали это добросовестно и с необходимым воодушевлением.